Не слишком религиозному человеку кажется, что между двумя направлениями христианства — католичеством и православием — пролегает огромная пропасть, которая заключается в различиях буквально во всём: в языке богослужений и процедуре их проведения, в обрядах, в церковном календаре, в списках святых и т.п. Но есть, по крайней мере, один пункт, в котором оба направления христианства действую одинаково жёстко. Вот ниже я и расскажу две истории, которые проиллюстрируют мой тезис, тем более, что произошли они практически в одно время, в первой половине XVIII века.
На имя графа Валентина Потоцкого я наткнулся случайно в книге Чеслава Милоша “Азбука” (“Abecedło”) среди ностальгических воспоминаний о старом Вильно, городе, недалеко от которого родился и в котором рос и учился будущий лауреат Нобелевской премии по литературе за 1980 год. Милош только упомянул о факте сожжения Валентина Потоцкого (1720-1749) в Вильно, и я вначале не обратил особого внимания на это имя, но потом любопытство взяло верх, и вот что я выяснил.
Валентин Потоцкий, скорее всего, не был старшим сыном в своей ветви семейства графов Потоцких, так как с ранних лет интересовался духовными вопросами и поступил в Виленскую семинарию, чтобы по окончании принять сан ксёндза. Два года юноша отучился, показывая великолепные результаты, и его решили отправить для более глубокого изучения основ богословия и теологии в Париж, на богословский факультет Сорбонны. Вместе с Понятовским в Париж отправили другого отличника по фамилии Заремба, мелкопоместного жмудского шляхтича.
В семинарии Понятовский и Заремба не дружили, так как слишком велика была социальная пропасть между ними, но на чужбине они сблизились и стали чуть ли не друзьями, во всяком случае — хорошими приятелями.
Изучая основы католической религии, приятели столкнулись с рядом вопросов, на которые их преподаватели не смогли дать ответов, которые удовлетворили бы любознательные умы этих юношей.
Неизвестно по чьему совету приятели решили обратиться со своими вопросами к одному из раввинов, а вскоре и начали брать у него уроки по Танаху. Через шесть месяцев подобной учёбы Валентин Потоцкий стал склоняться к решению оставить католическую веру своих предков и принять иудаизм.
По одной версии, Заремба решил последовать за своим приятелем в изучении Торы, а по другой — ограничился глубоким изучением основ иудаизма.
После Парижа пути наших приятелей разошлись.
Потоцкий, чья вера в католического Бога пошатнулась, отправился в Рим, где начал учиться в духовной академии и даже удостаивался аудиенции у римского папы (Климента XII или Бенедикта XIII). Но червь сомнения грыз юношу, и сомнения в правильности выбора терзали его душу, пока он не принял окончательного решения.
Валентин Потоцкий бросил духовную академию и тайком уехал из Рима в Амстердам, где находилась и значительная колония польских евреев. Тем Потоцкий через некоторое время перешёл в иудаизм и принял имя Авраам бен Авраам, после чего с головой окунулся в изучение Торы. Так из христианского мира исчез польский шляхтич Валентин Потоцкий.
Заремба хоть и проникся духом иудаизма и добился больших успехов в изучении Танаха, всё же закончил курс обучения в Сорбонне и вернулся в Литву. Здесь он выгодно женился и вроде бы преподавал в Университете Стефана Батория.
Когда отец Валентина Потоцкого узнал об исчезновении сына, он предпринял значительные усилия в поисках сына и разослал лазутчиков по всей Европе. Безуспешные поиски продолжались несколько лет, и наконец агенты графа Потоцкого выяснили, что Валентин Потоцкий принял иудейскую веру, сменил имя и место жительства, но обнаружить его так и не удалось.
Это объяснялось довольно просто: как только Авраам бен Авраам узнал, что его активно разыскивают агенты отца, он по совету старейшин тайно покинул Амстердам и кружным путём, через Германию, Венгрию, Валахию и Россию, вернулся в Литву, в Вильнюс, где встретился с Виленским Гаоном. По другой версии, будущий Гаон встречался с Авраамом бен Авраамом ещё в Амстердаме.
Как бы то ни было, но именно Виленский Гаон посоветовал Аврааму бен Аврааму поселиться не в Вильно, где его могли бы опознать, а в небольшом местечке Илія (ныне Илья в Беларуси) на берегу речки Илия, которая впадала в Вилейку и т.д. Там прозелиту следовало затаиться, не высовываться и изучать Тору.
Авраам бен Авраам так и сделал, полагая, что отцу не придёт в голову искать сына у себя под носом. Впрочем, опознать в нынешнем Аврааме бен Аврааме бывшего шляхтича Валентина Потоцкого было бы очень трудно, так как молодой человек отрастил густую бороду и длинные пейсы, сменил одежду и образ жизни.
Элияху бен Шломо Залман (1720-1797) — получил известность как Виленский Геон; раввин, духовный авторитет и общественный деятель.
Примерно в это же время Заремба услышал, что граф Потоцкий разыскивает пропавшего сына и испугался. Вместе с женой он тайком пробрался в Амстердам, где они перешли в иудейскую веру и Заремба получил имя Борух бен Авраам. Через некоторое время Борух бен Авраам и его жена на всякий случай переехал в Эрец Исраэль.
Так бы Араам бен Авраам и проводил свои дни за изучением Торы, если бы не местный илийский портной, который шил верхнюю одежду для шляхтичей, и его хулиганистый сынишка.
Портной понаслушался рассказов местных шляхтичей о пропавшем сыне графа Потоцкого, якобы перешедшего в иудаизм, и стал присматриваться к бен Аврааму и прислушиваться к его акценту, тем более, что по-польски тот говорил совершенно свободно и без какого-либо акцента. Пока это только насторожило портного, и он помалкивал о своих догадках.
Но однажды ребе Араам бен Авраам вывел за ухо из синагоги слишком расшалившегося мальчишку, который вёл себя в синагоге непристойно: кричал, топал ногами и свистел в дудочку. И скверный мальчишка вёл себя подобным образом уже не в первый раз.
Авраам бен Авраам сказал мальчику, что если еврейский ребёнок презирает изучающих Тору и мешает им, то такой человек в будущем отречётся от веры своих отцов.
Лучше бы он этого не говорил!
Мальчишка нажаловался отцу на причинённую ему обиду, а портной в свою очередь донёс местным властям о странном еврее, который скорее всего является поляком.
Считается, что этот мальчик позднее перешёл в католичество.
С этого момента я стану называть Авраама бен Авраама именем Гер-Цедек (“праведный прозелит”), которое ему дали уже после казни. Гер-Цедека арестовали, заковали в цепи и отвезли в Вильно, где через некоторое время его и опознали как исчезнувшего Валентина Потоцкого. Отец с матерью подтвердили опознание и начали уговаривать сына, чтобы тот отрёкся от иудейской веры и вернулся в лоно католической церкви. Но Гер-Цедек оставался верен обретённой истине.
Тогда родители изменили тактику и стали уговаривать сына вернуться в католичество только формально, для виду, а в своих владениях они построят для сына неприступный замок, в котором тот сможет встречаться с раввинами и изучать священные иудейские книги. Но Гер-Цедек отказался предать своего Бога даже для виду, и его дело отдали на рассмотрение церковным властям Вильны.
Суд был скорым, подсудимого признали виновным в вероотступничестве и ереси, а светские власти приговорили Валентина Потоцкого за эти преступления к сожжению на костре.
Гер-Цедек выслушал приговор спокойно, и также спокойно он взошёл на место казни с молитвой на устах “Мекадэш эт Шмо бэ-рабим” (“Благословен Ты, Господь, освящающий имя своё при скоплении людей”), а когда загорелись дрова, он начал произносить молитву “Шма, Исраэль” (“Слушай, Израиль”).
Гер-Цедек стойко переносил казнь и замолчал только тогда, когда потерял сознание.
Казнь состоялась 23 мая 1749 года (на 2-й день праздника Шавуот) на Ратушной площади Вильны при большом скоплении людей, пришедших посмотреть на казнь еретика. Проник на ратушную площадь и один еврей, ребе Лейзер Шискес, который надел польскую одежду, а также удалил бороду и пейсы, так что внешне он стал похож на поляка.
Дело в том, что виленские власти заранее запретили хоронить прах Гер-Цедека даже на еврейском кладбище, и Виленский Гаон попросил ребе Шискеса сделать всё возможное, чтобы добыть прах казнённого праведника.
Ночью после казни ребе Шискес сумел подкупить стражника и собрал в глиняный кувшин прах Гер-Цедека и один или два уцелевших пальца казнённого.
Прах Гер-Цедека был тайно захоронен в Вильне на еврейском кладбище Шнипишкес, а над могилой поставили плиту со скромной надписью, что здесь захоронен праведник Араам бен Авраам, скончавшийся на второй день праздника Шавуот.
Вскоре после казни место захоронения Гер-Цедека стало местом поклонения среди литовских евреев, к которому приходили люди со всех сторон Литвы.
Ещё бы, ведь буквально на следующий день после казни окривела женщина, смеявшаяся над смертными муками сжигаемого праведника.
Через несколько дней почти полностью выгорело виленское предместье Стефаники, жители которого радостно собирали дрова и хворост для костра на Ратушной площади.
Потомки портного, который выдал властям Гер-Цедека, производили на свет только уродов или идиотов, так что его род был проклят на много поколений вперёд.
Перечень подобных событий можно было бы продолжить, но я остановлюсь только на странном дереве, которое выросло на месте захоронения Гер-Цедека.
Кстати, Виленский Гаон незадолго до своей смерти просил похоронить его рядом с захороненным прахом Гер-Цедека, так что их совместная могила стала очень популярным местом почитания памяти мудреца и мученика.
Так вот, выросшее дерево имело очень странную изогнутую форму, а на высоте примерно пяти футов оно разделялось на два ствола и напоминало скорбную фигуру, склонившуюся над могилами.
Листья этого дерева начинали увядать, если литовским евреям грозили беды. Католики несколько раз пытались спилить или срубить это дерево, но сразу же в страхе бросали это занятие, так как ствол дерева начинал выделять кровь.
Это дерево погибло или было срублено незадолго до начала Второй мировой войны.
Прах Гер-Цедека и Виленского Гаона подвергался перезахоронению, в 1930 году кладбище Шнипишкес было закрыто, а позднее и ликвидировано. На месте этого кладбища установлен памятный знак, а прах Виленского Гаона и Гер-Цедека был перенесён на новое еврейское кладбище и захоронен в семейном склепе Виленского Гаона.
Многие современные историки отвергают или подвергают сомнению сам факт существования Валентина Потоцкого и его казни, ссылаясь на скудость источников, а также на то, что ни в одной родословной ветви графов Потоцких не упоминается Валентин Потоцкий.
Последнему факту, я полагаю, не стоит особенно удивляться, а потомки Потоцких попросту игнорируют все запросы относительно Валентина Потоцкого.
Источники из XVIII века всё же существуют. Это, во-первых, анонимная еврейская рукопись “Маасэ Гер-Цедек”, которая была создана современником Гер-Цедека, но издана только в 1862 году.
Во-вторых, раби Яаков Эмден упоминает историю Гер-Цедека в 1755 году.
Раби Яаков бар Цви-Гирш Эмден (1697-1776) — один из виднейших раввинов и талмудистов в Германии XVIII века; подписывал свои сочинения как Ябец, что является аббревиатурой имени Яаков бар Цви.
Косвенно факт казни Валентина Потоцкого подтверждает история польского магната Марцына Радзивилла, который в своих владениях оказался в окружении учёных евреев и раввинов.
Всё своё свободное время он посвящал сначала изучению иврита, а затем чтению и исследованиям Талмуда. Достоверно неизвестно, перешёл ли Радзивилл в иудейство, так как в 1749 году, вскоре после сожжения Валентина Потоцкого, родственники учредили над Марцыном Радзивиллом опеку, признали его недееспособным и содержали под строгим домашним арестом до самой смерти.
Князь Марцын Миколай Кароль Радзивилл (1705-1782) — представитель рода Радзивиллов; великий кравчий Литовский 1723; генерал-лейтенант армии Великого княжества литовского и т.д.
Позднее Радзивиллы стали утверждать, что Марцын Миколай с ранних лет был очень неуравновешенным юношей и страдал психическими расстройствами. Сам факт взятия князя под опеку и содержание его в домашней тюрьме задним числом перенесли на 1748 год.
История, похожая на вышеописанные, произошла и в России во времена царствования императрицы Анны Иоанновны, но об этом я расскажу в следующий раз.
© Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2021
abhoc@abhoc.com
