К сожалению, Мериме оказался плохим пророком, и для Франсиско Севильи в Испании даже не нашлось приличного биографа. А жаль!
Впрочем, короткие заметки об отважном пикадоре нам оставил тот же Мериме, который вернулся к описанию своего героя в июле 1842 года.
Сначала Мериме написал:
"Какую грустную новость мне только что сообщили! Франсиско Севилья в прошлом году скончался. Он умер, и не в цирке, где ему подобало бы погибнуть, а от болезни печени. Он умер в Карабанчели, вблизи чудесных деревьев, которые я так люблю, и вдали от публики, ради которой он столько раз рисковал жизнью".
Затем Мериме написал, что видел Франсиско Севилью последний раз в Мадриде в 1840 году, “полным отваги и безрассудства”, и стал вспоминать знаменитого пикадора:
"Не менее двадцати раз я видел, как он, лёжа под лошадью, у которой было распорото брюхо, валился на землю; я видел, как он ломал копья, меряясь силами со страшными быками Гавиры.
“Если бы у Франсиско были рога”, -
говаривали в цирке, -
“ни один тореро не отважился бы с ним потягаться”.
Привычка к победам вдохновляла его на неслыханную смелость. Когда он выезжал на быка, он приходил в негодование от того, что животное не чувствует к нему страха.
“Ты меня, значит, не знаешь?” -
в бешенстве кричал пикадор. И, разумеется, он очень скоро показывал быкам, с кем они имели дело".
Один раз Мериме даже удалось немного пообщаться с этим отважным человеком:
"Однажды друзья доставили мне удовольствие отобедать в обществе Севильи; он ел и пил, как гомеровский герой, и оказался одним из самых весёлых сотрапезников, каких мне доводилось встречать. Андалусские схватки, жизнерадостный нрав, южный говор, яркая метафоричность речи - всё это приобретало необыкновенную прелесть у этого колосса, созданного природой, казалось, для того, чтобы сокрушать всё и вся".
О популярности Франсиско Севильи в Испании рассказывает другой случай, произошедший с ним, когда он ехал в дилижансе из Мадрида в Барселону на корриду, об участии в которой Севильи было объявлено за много дней.
Среди пассажиров дилижанса находилась и молодая дама, убегавшая из Мадрида от эпидемии холеры; с ней наш пикадор вёл галантные беседы до самого подъезда к санитарному кордону перед Барселоной.
Служители кордона довольно бесцеремонно объявили пассажирам дилижанса, что им придётся провести десять суток в карантине; исключение было сделано лишь для Франсиско Севильи, выступления которого страстно ждали жители Барселоны.
Пикадор резко отклонил такое предложение:
"Если этой даме и другим моим спутникам не дадут пропуска, то я не буду у вас колоть".
Санитарному кордону пришлось уступить, так как страх перед возможными беспорядками в городе, которые непременно возникли бы в случае отказа Севильи, оказался сильнее страха перед холерой.
Русский путешественник Василий Петрович Боткин (1811-1869) посетил Испанию в 1845 году.
Боткин писал, что
"в самый день моего приезда застал я здесь великолепный бег быков - corrida de toros (испанцы не называют боем, а бегом быков)".
Хозяин гостиницы, в которой остановился Боткин, встретил его словами:
"Как кстати вы приехали: сегодня день быков!"
[Dia de toros - так называется день, в который даётся бег].
Хозяин гостиницы продолжал:
"Надобно заранее взять место, после не достанешь. Ваша милость охотник (aficionado)?"
Боткин покачал головой:
"Никогда ещё не видал".
Хозяин гостиницы расцвёл:
"Прекрасно! Нигде в Испании нет таких бегов, как в Севилье. Сегодня шпагой будет Чикланеро, ученик славного Монтеса".
Франсиско Монтес Рейна (1804-1851) — знаменитый тореадор, был одним из первых учеников Школы Тавромахии в Севилье в 1831 году, а потому может считаться учеником самого Педро Ромеро.
О Чикланеро придётся рассказать немного подробнее.
Хосе Редондо-и-Домингес (1819-1853) — знаменитый тореадор по прозвищу “Эль Чикланеро” (из Чикланы), в те годы был первой шпагой Испании (la primera espada de España), ну, после Монтеса, разумеется.
Уже упоминавшийся ранее Де Коссио с восторгом пишет о мастерстве этого тореадора:
"Хосе Редондо (Эль Чикланеро) один из редких матадоров, заслуживавших в истории этого искусства название “совершенного”, если иметь в виду его доскональное знание приёмов боя. Он пускал в ход всё, чему научил его учитель из школы Чикланы, эклектической и общей, утончая её ещё больше и придавая ей больше театральности...
Если бы его ловкость и знания в последние годы сопровождались большим сопротивлением и силой, Хосе Редондо приобрел бы ещё большую славу, чем та, которую он уже имел, не превзойденная никаким тореро, кроме Монтеса".
Сам о себе Чикланеро говорил:
"В бое быков я круглый, как моя фамилия".
Редондо по-испански -- круглый.
Кстати, Теофиль Готье, который посетил Испанию на пару лет раньше Боткина, даёт сходное описание аналогичного дня в Мадриде:
"Понедельник, день быков, dia de toros, праздничный день: никто не работает, весь город в волнении. Те, которые ещё не купили билеты, идут быстрым шагом в направлении улицы Карретас, где находится бюро предварительной продажи билетов, надеясь найти какое-нибудь свободное место. Огромный амфитеатр полностью нумерован и разделён на скамьи: это постановление можно только хвалить, и надо было бы заимствовать этот обычай во французских театрах".
Пьер Жюль Теофиль Готье (1811-1872) — французский писатель.
В.П. Боткин в своей книге рассказывал и о других знаменитых тореадорах, например, об упомянутом выше Монтесе.
В то время в Испании, да и в других странах, пользовалась большой популярностью книга “Полная тавромахия, или Искусство биться с быками на арене пешим или на коне”, изданная в Мадриде в 1836 году под именем Монтеса.
На самом деле эту книгу написал, но по рассказам Монтеса, его друг и журналист Сантос Лопес Пелегрин (1801-1846), публиковавшийся под псевдонимом “Абенамар”.
Боткин рекомендовал всем, собирающимся посетить Испанию, обязательно ознакомиться с этой книгой.
Монтес в своей книге, в частности, рассказывает о том, какими качествами должен обладать профессиональный тореадор:
"El torero должен иметь от природы некоторые особенные качества, которые не очень часто встречаются соединёнными в человеке. Условия, необходимые для torero, суть: храбрость, лёгкость и совершенное знание своего дела. Два первые родятся с человеком - последнее приобретается.
Храбрость так необходима для torero, что без неё он никогда им не будет. Не должно простирать эту храбрость до безрассудной отваги или тем более трусливо уклоняться от ударов быка: в обоих случаях может постигнуть несчастие и даже смерть.
Если torero, чтобы показать свою храбрость, станет делать что-нибудь с быком, тогда как бык не находится в должном положении, - покажет одно только безрассудство, незнание и случайно разве избегнет от удара рогов.
Равным образом и тот, кто от робости упустит должную минуту представить быку капу (красную ткань) или не разочтёт подхода быка, - как ни будет он лёгок на ноги, но подвергнется опасности получить удар рогов, потому что нужно знание для избежания этого удара. Этого рода крайностей надобно особенно стараться избегать.
Под словом храбрость разумею я такую, которая поддерживает нас перед быком в той душевной ясности и спокойствии, как бы его вовсе не было перед нами, - я разумею то настоящее хладнокровие, которое дозволяет в минуту опасности с достоверностию размышлять о том, что должно делать с животным.
Тот, кто владеет такой храбростью, имеет самое важное качество torero и приобретёт легко все другие. Он будет играть с быками без малейшей опасности. Лёгкость также в высшей степени необходима тому, кто хочет заниматься этим искусством. Но лёгкость torero не в том, чтоб быть в беспрестанном движении, перебегать с места на место: это признаки дурного torero.
Лёгкость, о которой говорю я, состоит в том, чтоб бегать скоро, прямо, с величайшею быстротою останавливаться и оборачиваться, изменять направление. Torero должен уметь прыгать; но всего лучше узнается его лёгкость в движениях, в уклонениях от удара рогов на самом близком расстоянии.
Должно заметить касательно этого рода лёгкости, что владеющий ею torero, даже состарившись, может играть с быками, и между матадорами случались такие, которые, имея более 70 лет, но обладая быстротою движения, убивали быков с лёгкостию невероятною".
Обозревая эту книгу Монтеса, следует сказать, что в искусстве тавромахии должно быть всё рассчитано и предусмотрено: каждое положение и движение быка, привычки, свойственные каждой породе, законы движения членов быка и его мускулов, и т.п.
Один из близких друзей Монтеса рассказывал, что тот с юных лет посещал бойни быков, в которых проводил много времени, изучая анатомию этих животных. Много времени Монтес проводил и с пастухами, чтобы узнать привычки и характер быков различных пород.
Ему вторит и Де Коссио, рассказывая уже о жизни тореадора:
"В праздничные дни [Монтес] продолжал свои любимые занятия с быками на бойне, на пастбищах и в загонах; он так старался в операциях загона и перевоза скота, что его заботливо искали для привода отставших быков; он ухитрялся заставлять их повиноваться ему с помощью капы или одеяла".
Вот что значит — профессионал!
Монтес утверждал, что при знании движений быка, опасность для тореадора становится незначительной, ведь на закономерностях движений быков и основано всё искусство тавромахии. Но каждый torero должен знать, что иногда встречаются быки, которые не подходят под общие правила, и тогда его ждёт смерть, если он не обладает хладнокровием и находчивостью.
Современники рассказывали, что Монтес несколько раз сталкивался с быками, которые вместо мулеты бросались прямо на него, но никогда это не было для него неожиданностью, потому что все намерения быка он успевал прочитать по его глазам и манере движения. Иногда Монтес успевал поставить свою ногу между наклонённых рогов быка и перепрыгнуть через его голову. Зрители считали, что тореадор лишь демонстрирует свою ловкость, а на самом деле это была единственная возможность спасти свою жизнь.
Но даже великий Монтес иногда подвергался обструкции со стороны публики, а испанские зрители не прощают матадорам ошибок.
В начале сороковых годов Монтес как-то выступал в Малаге, где ему во время одного из боёв пришлось противостоять очень коварному (как говорят, тёмному) быку. Чтобы избежать смерти от непредсказуемого удара этого быка, матадор был вынужден убить его (повторю, спасая свою жизнь) неправильным ударом — его шпага попала в головной мозг быка и мгновенно убила его.
Но такой удар шпаги
строго запрещён правилами тавромахии, и зрители стразу же начали ругать и освистывать Монтеса, выражая ему своё презрение.
Самое горячее участие публика проявляла к убитому быку; ей и дела не было до того, что Монтес единственно возможным путём спасал свою жизнь.
Коррида: заметки об истории национального искусства Испании до середины XIX века. Часть II
(Окончание следует)
