16 марта 1834 года
Сегодня было большое собрание литераторов у Греча. Здесь находилось, я думаю, человек семьдесят. Предмет заседания - издание энциклопедии на русском языке. Это предприятие типографщика Плюшара. В нем приглашены участвовать все сколько-нибудь известные учёные и литераторы. Греч открыл заседание маленькою речью о пользе этого труда и прочел программу энциклопедии, которая должна состоять из 24 томов и вмещать в себе, кроме общих ученых предметов, статьи, касающиеся до России.
Засим каждый подписывал своё имя на приготовленном листе под наименованием той науки, по которой намерен представить свои труды. Я подписался под статьею “Русская словесность”. Но видя, что лист под заглавием “Русский язык” остается пуст, я решился и тут подписать своё имя, тем более что меня склонил к этому Д.И. Языков, который изъявил сожаление о пустоте этого листа.
Пушкин и князь В.Ф. Одоевский сделали маленькую неловкость, которая многим не понравилась, а иных рассердила. Все присутствующие в знак согласия просто подписывали своё имя, а те, которые не согласны, просто не подписывали. Но князь Одоевский написал:
"Согласен, если это предприятие и условия оного будут сообразны с моими предположениями".
А Пушкин к этому прибавил:
"С тем, чтобы моего имени не было выставлено".
Многие приняли эту щепетильность за личное себе оскорбление.
После заседания пили шампанское. Здесь видел я многих из знакомых мне литераторов: Плетнёва, Кукольника, Масальского, Устрялова, Галича, священника Сидонского и проч. и проч.
Сидонский рассказывал мне, какому гонению подвергся он от монахов (разумеется, от Филарета) за свою книгу “Введение в философию”.
От него услышал я также забавный анекдот о том, как Филарет жаловался Бенкендорфу на один стих Пушкина в “Онегине”, там, где он, описывая Москву, говорит:
"И стая галок на крестах".
Здесь Филарет нашел оскорбление святыни. Цензор, которого призывали к ответу по этому поводу, сказал, что
"галки, сколько ему известно, действительно садятся на крестах московских церквей, но что, по его мнению, виноват здесь более всего московский полицеймейстер, допускающий это, а не поэт и цензор".
Бенкендорф отвечал учтиво Филарету, что это дело не стоит того, чтобы в него вмешивалась такая почтенная духовная особа:
"Еже писах, писах".
["Что (я) написал, то написал" - слова Понтия Пилата.]
У нас на образование смотрят как на заморское чудище: повсюду устремлены на него рогатины; не мудрено, если оно взбесится.
Адольф Александрович Плюшар (1806-1865) — русский издатель.
Дмитрий Иванович Языков (1773-1845) — русский историк и переводчик.
Владимир Фёдорович Одоевский (1804-1869) — русский писатель.
Константин Петрович Масальский (1802-1861) — русский писатель.
Николай Герасимович Устрялов (1805-1870) — русский историк.
Александр Иванович Галич (Говоров, 1783-1848) — русский философ.
Фёдор Фёдорович Сидонский (1805-1873) — русский философ.
Филарет (Василий Михайлович Дроздов, 1782-1867) — митрополит Московский и Коломенский.
Граф Александр Христофорович Бенкендорф (1782-1844) — генерал от кавалерии, шеф жандармов и Главный начальник III отделения Собственной ЕИВ канцелярии.
11 апреля 1834 года
Случилось нечто, расстроившее меня с Пушкиным. Он просил меня рассмотреть его “Повести Белкина”, которые он хочет печатать вторым изданием. Я отвечал ему следующее:
"С душевным удовольствием готов исполнить ваше желание теперь и всегда. Да благословит вас гений ваш новыми вдохновениями, а мы готовы. (Что сказать? - обрезывать крылья ему? По крайней мере рука моя не злоупотребит этим.) Потрудитесь мне прислать всё, что означено в записке вашей, и уведомьте, к какому времени вы желали бы окончания этой тяжбы политического механизма с искусством, говоря просто, процензурованья",
- и т.д.
Между тем к нему дошел его “Анджело” с несколькими урезанными министром стихами. Он взбесился: Смирдин платит ему за каждый стих по червонцу, следовательно, Пушкин теряет здесь несколько десятков рублей. Он потребовал, чтобы на место исключённых стихов были поставлены точки, с тем однако ж, чтобы Смирдин всё-таки заплатил ему деньги и за точки!
12 апреля 1834 года
Иван Андреевич Крылов написал три слабые басни, как бы в доказательство того, что талант его стареет. У него был договор со Смирдиным, в силу которого тот платил ему за каждую басню по 300 рублей: теперь он требует с него по 500 рублей, говоря, что собирается купить карету и ему нужны деньги!
14 мая 1834 года
Сегодня было опять у Греча собрание литераторов. Состоялся выбор остальных редакторов “Энциклопедического словаря”. Здесь встретился я с Кукольником. Он пишет новую драму “Роксолана”. Положено опять читать у меня “Джулио Мости” в исправленном виде. Он спрашивал моего мнения о “Ляпунове”. Что мог я сказать? По возможности меньше огорчить его моими мыслями насчёт поддельного патриотизма. Я советовал ему бросить службу. Он со мной согласен.
С удовольствием, между прочим, заметил я следующий благородный поступок Кукольника. “Ляпунова” своего он подарил Каратыгину, тогда как, судя по тому, как принята его “Рука всевышнего”, он мог бы получить за него от театральной дирекции славные деньги. Это прекрасно с его стороны в такое время, когда так называемые знаменитые наши литераторы требуют только денег, денег и денег.
Василий Андреевич Каратыгин (1802-1853) — русский актёр, трагик.
9 января 1835 года
Был у нашего знаменитою баснописца, Ивана Андреевича Крылова.
Комнаты Крылова похожи больше на берлогу медведя, чем на жилище порядочного человека. Всё: полы, стены, лестница, к нему ведущая, кухня, одновременно служащая и прихожей, мебель - всё в высшей степени неопрятно.
Его самого я застал на изорванном диване, с поджатыми ногами, в грязном халате, в облаках сигарного дыма. Он принял меня очень вежливо, изъявил сожаление о моём аресте и начал разговор о современной литературе. Вообще он очень умён, суждения его тонки, хотя отзывают школою прошлого века. Но на всём, что он говорил, лежал оттенок какой-то холодности.
Не знаю, одушевлялся ли он, когда писал свои прекрасные басни, или они рождались из его ума наподобие шёлковых нитей, которые червяк бессознательно испускает и мотает вокруг себя. Он жалуется на торговое направление нынешней литературы, хотя сам взял со Смирдина за редакцию “Библиотеки для чтения” девять тысяч рублей. Правда, он не торгует своим талантом, ибо можно быть уверенным, что он ничего не будет делать для журнала. Однако он пускает в ход свою славу: Смирдин даёт ему деньги за одно его имя.
21 января 1835 года
Гоголь, Николай Васильевич. Ему теперь лет 28-29. Он занимает у нас место адъюнкта по части истории; читает историю средних веков. Преподает ту же науку в Женском Патриотическом институте. Литератор. Обучался в нежинской безбородковской гимназии вместе с Кукольником, Н.Я. Прокоповичем и т.д. Сделался известным публике повестями под названием "Вечера на хуторе; повести пасечника Панька Рудого". Они замечательны по характеристическому, истинно малороссийскому очерку иных характеров и живому, иногда очень забавному, рассказу. Написал он и еще несколько повестей с юмористическим изображением современных нравов. Талант его чисто теньеровский. Но помимо этого он пишет всё и обо всём: занимается сочинением истории Малороссии; сочиняет трактаты о живописи, музыке, архитектуре, истории и т.д. и т.д.
Но там, где он переходит от материальной жизни к идеальной, он становится надутым и педантичным или же расплывается в ребяческих восторгах. Тогда и слог его делается запутанным, пустоцветным и пустозвонным. Та же смесь малороссийского юмора и теньеровской материальности с напыщенностью существует и в его характере. Он очень забавно рассказывает разные простонародные сцены из малороссийского быта или заимствованные из скандалёзной хроники. Но лишь только начинает он трактовать о предметах возвышенных, его ум, чувство и язык утрачивают всякую оригинальность. Но он этого не замечает и метит прямо в гении.
Николай Яковлевич Прокопович (1810-1857) — поэт, друг Гоголя.
Вот случай из его жизни, который должен был бы послужить ему уроком, если бы фантастическое самолюбие способно было принимать уроки. Пользуясь особенным покровительством В.А. Жуковского, он захотел быть профессором. Жуковский возвысил его в глазах Уварова до того, что тот в самом деле поверил, будто из Гоголя выйдет прекрасный профессор истории, хотя в этом отношении он не представил ни одного опыта своих знаний и таланта. Ему предложено было место экстраординарного профессора истории в Киевском университете. Но Гоголь вообразил себе, что его гений дает ему право на высшие притязания, потребовал звания ординарного профессора и шесть тысяч рублей единовременно на уплату долгов. Молодой человек, хотя уже и с именем в литературе, но не имеющий никакого академического звания, ничем не доказавший ни познаний, ни способностей для кафедры - и какой кафедры - университетской! - требует себе того, что сам Герен, должно полагать, попросил бы со скромностью. Это может делаться только в России, где протекция дает право на все. Однако ж министр отказал Гоголю. Затем, узнав, что у нас по кафедре истории нужен преподаватель, он начал искать этого места, требуя на этот раз, чтобы его сделали по крайней мере экстраординарным профессором. Признаюсь, и я подумал, что человек, который так в себе уверен, не испортит дела, и старался его сблизить с попечителем, даже хлопотал, чтобы его сделали экстраординарным профессором. Но нас не послушали и сделали его только адъюнктом.
Что же вышло? "Синица явилась зажечь море" - и только. Гоголь так дурно читает лекции в университете, что сделался посмешищем для студентов. Начальство боится, чтобы они не выкинули над ним какой-нибудь шалости, обыкновенной в таких случаях, но неприятной по последствиям. Надобно было приступить к решительной мере. Попечитель призвал его к себе и очень ласково объявил ему о неприятной молве, распространившейся о его лекциях. На минуту гордость его уступила место горькому сознанию своей неопытности и бессилия Он был у меня и признался, что для университетских чтений надо больше опытности.
Вот чем кончилось это знаменитое требование профессорской кафедры. Но это в конце концов не поколебало веры Гоголя в свою всеобъемлющую гениальность. Хотя после замечания попечителя он должен был переменить свой надменный тон с ректором, деканом и прочими членами университета, но в кругу “своих” он всё тот же всезнающий, глубокомысленный, гениальный Гоголь, каким был до сих пор.
Леон Гнрен (1807-1885) — французский писатель, историк и поэт.
Давид Тенирс-Младший (1610-1690) - фламандский художник, преимущественно бытового жанра.
10 января 1836 года
Кукольник читал у меня своего “Доменикина”. Это высокое произведение. Здесь Кукольник является истинным художником: поэтом и мысли, и формы. Мы долго говорили наедине. Он разочарован двором. Не знаю, искал ли он его милостей или только хотел прикрыться его щитом. Как бы то ни было, а его положение незавидно. Каждое произведение своё он должен представлять на рассмотрение Бенкендорфа. С другой стороны, он своими грубыми патриотическими фарсами, особенно “Скопиным-Шуйским”, вооружил против себя людей свободомыслящих и лишился их доверия. Я не говорю о происках мелкой зависти, которая обыкновенно кидает грязью в таланты: талант не должен этого и замечать.
Интересно, как Пушкин судит о Кукольнике. Однажды у Плетнёва зашла речь о последнем; я был тут же. Пушкин, по обыкновению грызя ногти или яблоко - не помню, - сказал:
"А что, ведь у Кукольника есть хорошие стихи? Говорят, что у него есть и мысли".
Это было сказано тоном двойного аристократа: аристократа природы и положения в свете. Пушкин иногда впадает в этот тон и тогда становится крайне неприятным.
Чтение “Доменикина” продолжалось у меня до второго часа ночи. Все разошлись ещё позже.
17 января 1836 года
Вчера была моя обыкновенная пятница. Пушкин написал род пасквиля на министра народного просвещения, на которого он очень сердит за то, что тот подвергнул его сочинения общей цензуре. Прежде его сочинения рассматривались в собственной канцелярии Государя, который и сам иногда читал их. Так, например, поэма “Медный Всадник” им самим не пропущена.
Пасквиль Пушкина называется “Выздоровление Лукулла”, он напечатан в “Московском наблюдателе”. Он как-то хвалился, что непременно посадит на гауптвахту кого-нибудь из здешних цензоров, особенно меня, которому не хочет простить за “Анджело”. Этой цели он теперь, кажется, достигнет в Москве, ибо пьеса наделала много шуму в городе. Все узнают в ней, как нельзя лучше, Уварова.
20 января 1836 года
Весь город занят “Выздоровлением Лукулла”. Враги Уварова читают пьесу с восхищением, но большинство образованной публики недовольно своим поэтом. В самом деле, Пушкин этим стихотворением не много выиграл в общественном мнении, которым, при всей своей гордости, однако, очень дорожит. Государь через Бенкендорфа приказал сделать ему строгий выговор.
Но дня за три до этого Пушкину уже было разрешено издавать журнал вроде “Эдинбургского трехмесячного обозрения”: он будет называться “Современником”. Цензором нового журнала попечитель назначил А.Л. Крылова, самого трусливого, а следовательно, и самого строгого из нашей братии. Хотели меня назначить, но я убедительно просил уволить меня от этого: с Пушкиным слишком тяжело иметь дело.
Александр Лукич Крылов (1798-1853) — цензор, профессор СПб Университета
28 апреля 1836 года
Комедия Гоголя “Ревизор” наделала много шуму. Её беспрестанно дают - почти через день. Государь был на первом представлении, хлопал и много смеялся. Я попал на третье представление. Была Государыня с наследником и великими княжнами. Их эта комедия тоже много тешила.
Государь даже велел министрам ехать смотреть “Ревизора”. Впереди меня, в креслах, сидели князь Чернышёв и граф Канкрин. Первый выражал свое полное удовольствие; второй только сказал:
"Стоило ли ехать смотреть эту глупую фарсу. Многие полагают, что правительство напрасно одобряет эту пьесу, в которой оно так жестоко порицается".
Я виделся вчера с Гоголем. Он имеет вид великого человека, преследуемого оскорблённым самолюбием. Впрочем, Гоголь действительно сделал важное дело. Впечатление, производимое его комедией, много прибавляет к тем впечатлениям, которые накопляются в умах от существующего у нас порядка вещей.
Александр Иванович Чернышёв (1785-1857) военный министр России 1826-1852 гг.
Егор Францевич Канкрин (1774-1845) — министр финансов России 1823-1844 гг.
29 апреля 1836 года
За комедией Гоголя на сцене последовала трагедия в действительной жизни: чиновник Павлов убил или почти убил действительного статского советника Апрелева, и в ту минуту, когда тот возвращался из церкви от венца с своею молодой женой. Это вместе с “Ревизором” теперь занимает весь город.
Александр Фёдорович Апрелев (1798-1836) — коллежский секретарь.
Николай Матвеевич Павлов (?-1836) - титулярный советник, помощник бухгалтера Артиллерийского департамента Военного министерства.
Пушкин, Гоголь и другие писатели глазами цензора А.В. Никитенко. Часть I
(Продолжение следует)
