Генерал-майор В.А. Полторацкий продолжает свои рассказы о Колюбакине:
"В Тифлисе я, по-видимому, ничего не делал, а между тем не хватало даже времени на посещение многих семейств, куда так любезно приглашали. Вертишься среди беспутной молодежи и завертишься окончательно. Клуб особенно отрывал много времени. Попадёшь туда с утра на четверть часа пробежать газеты, а смотришь — там уж составилась партия на бильярде, после обеда вист, а после и просто выпивка.
Однажды, после скромного обеда в клубе, составился вист: Багговут, Кулебакин, Бер и я. Бер, вице-губернатор кутаисский, больной и уже старый человек, страдал хроническим воспалением горла и, потеряв совершенно голос, говорил только шёпотом. По картам Багговут сел играть первый роббер со мною против Кулебакина и Бера. Нам пришла ломовая игра, и мы сделали противникам большой шлем. Кулебакин ударил кулаком по столу с такой силой, что все мелки разлетелись на пол, и стал зычным голосом разносить своего партнёра так горячо и громко, что из соседних комнат сбежалась испуганная публика.
— Какое вы имели право, милостивый государь, ходить в бубны? —
неистово кричал он.
— Да я, —
шёпотом оправдывался Бер, —
в бубны не ходил, потому что в руке не был.
— Не были в руке? —
опять разразился Николай Петрович, —
а трефы-то зачем разнесли? Кто виноват, что мы проиграли шлем, вы или я? Отвечайте же, милостивый государь! —
завопил Кулебакин.
— Да у меня ни одной трефы не было: напрасно, Николай Петрович, вы меня обвиняете, —
опять смиренно прошептал Бер.
— Милостивый государь, я вам не позволю на себя кричать! —
заорал громче прежнего немирной.
— Господа! —
умоляющим голосом, но чуть слышно, обращаясь к публике, прошептал Бер, —
господа, ради самого Бога, будьте справедливы и решите, кто на кого кричит.
Эта мольба кроткого Бера была до того комична, что все разразились хохотом, а сам немирной Кулебакин опомнился и бросился целовать Бера".
Василий Иванович Бер (1787-1852).
Александр Фёдорович Багговут 1-й (1806-1883) – генерал от кавалерии; на Кавказе - генерал-майор.
В должности генерал-губернатора Кутаиси Колюбакин не только воевал. Николай Петрович, по воспоминаниям жены, много внимания уделял вопросам гражданской жизни вверенного ему края:
"Чтобы лучше познакомиться с характером, обычаями и нуждами имеретин, он ездил по деревням, оставался там день и даже более и, сидя в каком-нибудь лесу на пне, под тенью огромного каштана или ореха, собирал вокруг себя помещиков и крестьян, рассуждал с ними, выслушивал их жалобы, толковал им законы, старался мирить их и часто тут же на месте решал возникавшие между ними поземельные споры, происходившие оттого, что земли не были размежеваны и разделены между родственниками. Такие гласные суды весьма облегчали крестьян, ибо им надо было бросать полевые и домашние работы, чтобы издалека и по несколько раз в месяц ходить за правосудием в город".
Но тут в судьбу Колюбакина вмешался покойный князь Константин Дадишкилиани, вернее, не он сам лично, а его семья и родственники. Ведь вдова казнённого князя и его многочисленные родственники неоднократно обращались к российским властям с просьбой о разрешении перезахоронить останки князя Константина из позорной ямы в церковь. Доставали своими мольбами они и Колюбакина, который обнаружил в бумагах своего предшественника, князя Георгия Романовича Эристова (1812-1891), письмо от генерал-квартирмейстера Главного штаба барона Вильгельма Карловича Ливена (1800-1880), один из пунктов которого можно было истолковать как разрешение на перезахоронение князя Константина Дадишкилиани.
Колюбакин разрешил перезахоронить останки князя Константина Дадишкилиани, но при выполнения ряда обязательных условий: перенесение останков казнённого князя должно было состояться поздним вечером в будний день и без всех положенных по местным обычаям погребальных церемоний; для погребения останков князя была указана самая невзрачная церковь на окраине Кутаиси.
Родственники убитого князя А.И. Гагарина вскоре узнали о произошедшем перезахоронении и довели эту информацию до шефа жандармов, а тот – до императора Александра II.
Наместник Кавказа князь Барятинский находился тогда в Петербурге, император вызвал его к себе и спросил:
"Знаешь ли ты, что сделал твой Колюбакин немирный?"
Барятинский, разумеется, ещё ничего не знал, и никто из них тогда и не вспоминал об отношении, которое Ливен отправил Эристову.
Результатом последующих событий было извещение, которое Колюбакин получил от князя Барятинского в апреле 1863 года, в котором сообщалось об отстранении Николая Петровича от занимаемой должности и переводе его сенатором в Петербург с присвоением звания генерал-лейтенанта и оставлением по армии.
Перед отъездом в Петербург Николай Петрович написал князю Барятинскому письмо, в котором не оправдывался, а объяснял причины своего поступка:
"...с разрешения моего тело князя Дадишкилиани без всякой торжественности, без предварительного заявления публике, вечером, загородным путём, перенесено вдовою его и детьми к ограде небольшой уединенной церкви. За признанием факта, не могу, однако, не подвергнуть оценке его значение общественное, религиозное и легальное, для определения рода и степени моего в этом деле участия. Оставление тела князя Константина Дадишкилиани на месте казни, в позорной яме, оскорбляя обычаи, христианское чувство и аристократические предубеждения страны, не только раздражало его родных, весьма влиятельных в различных землях здешнего Закавказья, не только печалило бывших его подвластных, но еще возбуждало некое тайное и безотчетное неудовольствие во всём здесь близком к нему сословном слое. Все эти сочувствия и соболезнования, возносясь над могилой казненного, как бы венчали его ореолом страдальца и жертвы народных законов. Погребение сняло с него обаяние земного преследования за гробом...
Итак, обряд, совершенный над князем Дадишкилиани, принёс, мне кажется, пользу гражданскую. По воззрению религиозному, смею думать, что, дозволив погребение по обряду церковному преступника, с раскаянием лобзавшего перед смертью святое Распятие, я не учинил поступка, противного канонам православной церкви..."
По поводу отъезда Колюбакина в Петербург дворянство Кутаисской губернии устроило ему торжественные проводы и дало праздничный обед в его честь, на котором было произнесено множество тостов.
В мае 1863 года Колюбакины приехали в столицу, но Николай Петрович не захотел оставаться в Петербурге и попросил о переводе в Москву. Просьбу о переводе Колюбакин сделал на свой манер:
"Я не гожусь для столичного города. Живя в Петербурге, мне, конечно, придётся иногда являться ко двору, и я, право, боюсь, чтобы мои драгунские манеры, мой заносчивый характер и привычка говорить всё, что есть на душе, не наделали мне беды".
В своём департаменте Сената Колюбакин оказался самым молодым, и его там шутя называли “мальчиком”, поэтому все его попытки расшевелить это собрание ветеранов разбивались об их хладнокровие и спокойствие. Напрасно Колюбакин спорил и горячился, ничего не помогало, и поэтому он почти всегда приходил домой из Сената в плохом настроении.
Но это были лишь незначительные огорчения. В Москве Колюбакин сблизился с известным писателем и общественным деятелем князем Владимиром Фёдоровичем Одоевским (1803-1869), тоже сенатором, и другими членами его кружка. Под их влиянием Колюбакин и сам быстро втянулся в общественную деятельность и занялся литературным трудом; справедливости ради следует сказать, что писать Колюбакин начал ещё на Кавказе в 1855 году.
По вечерам Николай Петрович обычно выезжал и особенно любил бывать у сенатора и генерал-лейтенанта Ивана Семёновича Тимирязева (1790-1867), под командованием которого он в молодости служил в Гродненском гусарском полку. Им было о чём поговорить.
Николай Петрович в пожилом возрасте стал немного спокойнее, но всё же слухи о его выходках постоянно циркулировали по Москве и иногда доходили до столицы.
Так однажды до Александра II дошли сведения о том, что Колюбакин в порыве гнева поколотил известного публициста и издателя Михаила Никифоровича Каткова (1818-1887). Из Петербурга затребовали объяснений по поводу данного инцидента, и получили следующий ответ:
"Сенатор Колюбакин не мог иметь никакого неприятного столкновения с господином Катковым, ибо он не только не знаком с ним, но ни разу ещё не встречал его".
Когда Николаю Петровичу рассказали об этой истории, он долго хохотал, а потом сказал:
"Теперь я уж непременно постараюсь познакомиться с человеком, которого имел несчастье оскорбить действием, ни разу не видев его".
Умер Николай Петрович Колюбакин 15 октября 1868 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище, но в 30-х годах XX века его могила была уничтожена, как не имеющая исторической ценности.
Колюбакин-немирный: жизнь генерал-лейтенанта и сенатора Николая Петровича Колюбакина, проходившая, в основном, на Кавказе. Часть V. Князь Дадишкилиани. От Кутаиси через Эривань и снова в Кутаиси
