В конце 1844 года главнокомандующим войск и наместником на Кавказе был назначен генерал от инфантерии, тогда ещё граф, Михаил Семёнович Воронцов (1782-1856), который прибыл в Тифлис 25 марта 1845 года. Воронцов сразу же принял командование над войсками и двинулся с отрядами в горы для захвата одной из временных резиденций Шамиля, аула Дарго, отсюда и название всей экспедиции, Даргинская. План этой экспедиции был разработан лично императором Николаем Павловичем, и Воронцов тщательно ему следовал.
Даргинская экспедиция началась 31 мая 1845 года и закончилась полным провалом. Русские войска несли тяжёлые потери, а когда они достигли аула Дарго, то оказалось, что Шамиля там давно нет, все горцы ушли, оставив пустой сожжённый аул. На обратном пути русские войска также понесли большие потери. За время этого похода русские потеряли около 800 человек, в том числе погибли даже два генерал-майора: Диомид Викторович Пассек (1808-1845) и Владимир Михайлович Викторов (?-1845).
Колюбакин во время этой экспедиции был командиром 3-й роты 1-го батальона Куринского полка. Этим батальоном тогда командовал полковник Константин Константинович Бенкендорф (1817-1858).
Князь Дондуков-Корсаков вспоминал, что
"Колюбакин в этом походе проявил себя настоящим боевым офицером, но с элементами театральщины. Однажды его рота лёжа перестреливалась с горцами на довольно близком расстоянии, и снайперским выстрелом был убит фельдфебель Варенцов. Колюбакин приказал солдатам штыками и руками лёжа выкопать яму, чтобы похоронить Варенцова, а когда его засыпали землёй, Колюбакин стал перед могилой спиной к неприятелю и начал читать молитвы по усопшему. Горцы обрушили на Колюбакина буквально град пуль, но когда он невредимым через несколько минут спустился к своим солдатам, то обнаружили, что в нескольких местах был прострелен его сюртук, и только".
Пули не всегда миновали Колюбакина. В этом походе он был тяжело ранен в грудь и в конце года произведён в майоры за проявленную храбрость.
А.П. Берже при описании Даргинского похода отмечал:
"Болезненная раздражительность и вспыльчивость составляли отличительные стороны характера Николая Петровича и дали повод боевым его товарищам, во время Даргинской экспедиции, назвать его “le lion rugissant et bondissant” (“лев рыкающий и прыгающий”); вообще же он был известен на Кавказе под именем немирного, для отличия от брата, которого называли мирным.
В минуты раздражения он становился невыносимо дерзким, но пылкость нрава его скоро смягчалась сердечною добротою и готовностью искупить нанесённую обиду всякою жертвою. Недостатки характера Николая Петровича выкупались неподкупною честностью и строгим преследованием лихоимства и всяких противузаконных действий его подчинённых, чем он, само собою разумеется, приносил громадную пользу везде, где бы ни служил".
Некоторую ясность в причины вспыльчивости нашего героя вносит в своих воспоминаниях жена Колюбакина, Александра Андреевна:
"Странно сказать и трудно, я думаю, поверить, чтобы раздражительность и нетерпение у взрослого человека, как у капризного ребенка, который, ничего не слушая, кричит, чтоб ему достали луну с неба, — происходили от совершенного непонимания практической жизни. Но так было с Колюбакиным. Он, например, сердился и не хотел верить, чтобы бульон, заказанный из живой ещё курицы в десять часов, не мог быть подан ему в четверть одиннадцатого, а подобные причины к раздражению случались весьма часто, особенно в моё отсутствие. Ему вообще казалось, что всякое предприятие его или желание могло быть осуществляемо с неестественной быстротой".
Несмотря на неудачу Даргинской экспедиции, многие участники этого похода получили награды за храбрость, отличившиеся части получили новые знамёна, а сам граф Воронцов уже в августе 1845 года был пожалован титулом князя.
Князь Михаил Семёнович за время похода обратил внимание на храброго, распорядительного и образованного офицера и приблизил Колюбакина к себе, назначив его в начале 1846 года начальником Джаро-Белоканского округа.
Александра Андреевна и Николай Петрович ещё в Керчи считались женихом и невестой, но не спешили со свадьбой, так как у обоих не было никакого состояния, и приходилось ожидать, пока Колюбакин не получит должности с приличным окладом, чтобы иметь возможность содержать жену и детей.
Но вот такая должность была получена, и в июне 1846 года состоялась их свадьба, которая происходила довольно оригинальным образом. Вначале предполагалось сыграть свадьбу в Тифлисе, где в это время Александра Андреевна проживала вместе со своим дядей. Однако время было тревожное, и Николай Петрович не мог отлучаться из своего округа более чем на сутки.
Время шло, дядя невесты отлучился по делам в Петербург, и тут Колюбакин нашёл выход из положения: он предложил невесте выехать ему навстречу в Царские колодцы, где тогда находилась штаб-квартира Эриванского карабинерского полка.
Невеста прибыла в Царские колодцы поздно вечером, уставшая и разбитая, и провела ужасную ночь. День своей свадьбы Александра Андреевна описывает довольно скупо:
"Николай Петрович... выехал из Закатал с рукою на перевязи и в 8 часов утра был в “Царских Колодцах”. Тут, встретив на улице одного знакомого своего полковника Н-ва с незнакомым ему поручиком князем Кр-ным, он просил первого быть свидетелем брака, а второго — моим шафером. В 12 часов дня нас обвенчали, а через час мы уехали в Закаталы с конвоем из 30-ти казаков и стольких же лезгин".
Князь Дондуков-Корсаков описывает свадьбу Колюбакина несколько иначе:
"Свадьба его также оригинальна. Он был начальником в Закаталах и выписал невесту свою в Царские Колодцы, куда сам приехал вечером в тарантасе, в сюртуке без эполет, в верблюжьих шароварах, окружённый конвоем лезгинов. Он от всех тщательно скрывал намерение своё жениться; невеста его ждала в церкви военной слободки, шафером у обоих, по его распоряжению, был его же денщик, который держал над их головами венцы. Когда мирные жители Царских Колодцев увидели освещённую церковь, то из весьма понятного любопытства вошли в неё; скрип двери раздражал Колюбакина: он сам взял оба венца, сказав шаферу:
"Ванюшка, гони по зубам народ", -
и по окончании церемонии тут же сел с женой в тарантас и с конвоем своих лезгин прибыл ночью в Закаталы".
Не знаю, как вам, уважаемые читатели, а мне версия князя представляется более правдоподобной.
Теперь настало время рассказать о Николае Петровиче несколько историй в виде анекдотов из различных воспоминаний, чтобы в более живом виде представить нашего героя. Большая часть этих историй относится ко времени наместничества на Кавказе князя Воронцова.
Первая история касается многочисленных шрамов на ладонях Николая Петровича и имеет, как обычно, как минимум две версии.
Сразу после своего назначения начальником Джаро-Белоканского округа Колюбакин принялся за борьбу с шайками разбойников, буквально наводнившими этот край. Он окружил себя группой нукеров, состоявшей из мирных лезгин, и без сопровождения казаков, а также и без оружия, он ездил по горам. Как пишет Александра Андреевна, Колюбакин так поступал,
"чтобы выказать лезгинам полнейшее доверие к их верности и честности и тем привязать их к себе, в чём совершенно успел".
Однажды в доме лояльного лезгина, который обещал ему выдать какого-то разбойника, Колюбакин попал в засаду. Когда хозяин вышел из комнаты, откуда-то выскочил разбойник и рубанул Колюбакина шашкой.
Колюбакин успел немного уклониться от удара, так что шашка только разрубила на нём эполет (кованый!), одежду и немного порезала плечо. Когда разбойник хотел нанести второй удар, Колюбакин схватил голой рукой лезвие шашки, так что у него
"большой палец был почти отрезан, а на указательном была глубокая рана".
В этот момент в помещение вошёл хозяин дома, и испуганный разбойник выскочил в окно. Колюбакин перевязал руку платком и с помощью хозяина добрался до своего дома.
Как вы понимаете, во время этого инцидента Александра Андреевна находилась в Тифлисе и знает о полученных ранах только из позднейших рассказов. Поэтому я не буду озвучивать возникающие вопросы.
Больше доверия о полученных Колюбакиным ранах на руке вызывает рассказ князя Дондукова-Корсакова, который посетил Николая Петровича на следующий день после ранения.
По его словам, Колюбакин своими вылазками довольно быстро навёл страх на Джарских разбойников, так что вскоре один из их предводителей выразил желание встретиться с начальником округа, чтобы выразить свою покорность России. Встреча состоялась в Таначинском лесу и проходила довольно мирно до тех пор, пока покорившийся разбойник в знак примирения не протянул Колюбакину свою руку. Николай Петрович почему-то оскорбился тем фактом, что преступник протягивает ему руки, и ударил лезгина по лицу, что в горах считается тяжелейшим оскорблением. Князь пишет:
"Сейчас же пошли в дело шашки. Колюбакину прорубили даже кованые его эполеты, и один разбойник замахнулся кинжалом, чтобы зарезать Колюбакина, который отклонил удар, схватив лезвие рукой и перерезав себе все пальцы. Нукеры и переводчики с трудом высвободил Колюбакина из рук разбойников, посадили его на лошадь и, отстреливаясь, успели ускакать из лесу, доставить своего начальника, израненного, на Альмалинскую почтовую станцию и казачий пост".
На рассвете следующего дня Дондуков-Корсаков проезжал через Алмалы и навестил раненого Колюбакина, который и поведал князю историю со свом ранением.
С этим же визитом связан и рассказ князя о верности и преданности нукеров, окружавших Колюбакина:
"Около койки, на которой лежал Колюбакин, стояли двое из его лезгин с свирепыми лицами, вооружённые с ног до головы. Николай Петрович, все более возбуждаясь, говорил мне:
"Скажи своему Воронцову, какую сумел я вселить преданность к себе в этих диких; они родного отца своего, по приказанию моему, готовы зарезать", -
и при этом крикнул, показывая на меня:
"Зарежьте его!"
Лезгины немедленно повалили меня на землю и обнажили кинжалы. Колюбакин приказал меня оставить, сказав:
"Сам теперь видишь".
Я ответил, что действительно вижу, что он сумасшедший, и донесу об этом князю. Посмеялись мы, вместе закусили, я поехал далее, а Колюбакина отвезли в Закаталы".
Колюбакин-немирный: жизнь генерал-лейтенанта и сенатора Николая Петровича Колюбакина, проходившая, в основном, на Кавказе. Часть II. При Анрепе и Будберге
(Продолжение следует)
