Не смогла Мария Сибилла издать вторую часть “Метаморфозов”, хотя она и подготовила двенадцать новых гравюр, которые вошли в последующие издания книги.
Следует отметить, что только настойчивость и упорство самой Марии Сибиллы позволили “Метаморфозам” увидеть свет. Ведь труды и коллекции многих великих учёных так и не увидели свет, погибнув в огне пожаров или сгнив от сырости, не найдя издателей, а самим учёным не хватило упорства и денег на подобные предприятия.
Мы же имеем прекрасный научный труд о природе Южной Америки, который не потерял своего значения и в наши дни, а издания “Метаморфозов” остаются одними из самых роскошных иллюстрированных изданий за всю историю книгопечатания.
После окончания работы над “Метаморфозами”, Мария Сибилла переключилась на акварели, создавая преимущественно композиции из суринамских бабочек и различных растений, в числе которых были и такие простые как укроп, ромашка или чистотел. Иногда художница рисовала и европейских бабочек, но только самых крупных и красивых. По заказам граждан Амстердама Мария Сибилла создавала различные натюрморты и композиции.
К этому же времени относится и работа “девицы” Мериан над переизданием “Книги о гусеницах”, которую она хотела переработать и дополнить наблюдениями, сделанными в замке Вальта. Первые две части “Книги о гусеницах”, переработанные, дополненные и уже на голландском языке, вышли в свет в 1713 и 1714 годах соответственно.
Но у Марии Сибиллы накопилось столько новых результатов исследований, что она решилась подготовить к изданию и третью часть книги, в которую вошли бы результаты её наблюдений, сделанные как в Вальте, так и после её возвращения из Суринама.
Вначале болезнь, а потом и паралич, разбивший Марию Сибиллу в 1715 году, помешали ей подготовить к изданию третью часть книги.
Иоанна-Хелена вместе с мужем в это время находилась в Суринаме, так что ухаживать за матерью пришлось Доротее Марии, которая к этому времени уже овдовела.
Доротея Мария одновременно занималась и подготовкой к изданию третьей части “Книги о гусеницах”, о чём очень беспокоилась Мария Сибилла, так как она хотела включить в неё новые наблюдения.
Женщины немного не успели, так как Мария Сибилла Мериан умерла 13 января 1717 года, но Доротея Мария напряглась, и в том же 1717 году третья часть долгожданной книги вышла в свет.
На титульном листе книги было написано:
"Третья и последняя часть “Происхождения и питания гусениц” Марии Сибиллы Мериан. Приложения содержат некоторых суринамских насекомых; их наблюдала её старшая дочь Иоанна-Хелена Херольт во время пребывания в Суринаме. Всё вместе нарисовала и издала в свет младшая дочь Доротея Мария Хендрикс".
В этом томе Марией Сибиллой был написан весь пояснительный текст, и пятьдесят гравюр для этого издания выполнены были по её рисункам. На рисунках изображены, в основном, европейские растения, а из экзотических – картофель и банан.
В том же 1717 году Доротея Мария вторично вышла замуж; её избранником стал художник Георг Гзель (1673-1740), тоже вдовец, который вместе с двумя дочерьми несколько лет снимал квартиру в доме у госпожи Мериан.
После смерти Марии Сибиллы часть её коллекции “натуралий”, рисунков и акварелей была приобретена магистратурой Амстердама, а другая – разошлась по частным коллекциям. Так, например, считается, что её коллекция бабочек через несколько рук попала в Петербургскую Кунсткамеру, но погибла во время пожара 1747 года. Бабочки погибли, но книги и акварели Мериан удалось тогда спасти, так как они хранились в соседнем здании Петербургской Академии наук.
Книги и акварели Мериан неоднократно переиздавались в различных странах Европы, анализу её творчества и обстоятельств жизни посвящены много книг и статей, и только в России имя Марии Сибиллы Мериан не слишком широко известно. А напрасно.
Кроме того, судьба довольно прочно привязала наследие Марии Сибиллы к Петербургу и России.
Когда Пётр I в 1697 году был в Голландии, он там познакомился с Антоном ван Левенгуком (1632-1723), от которого впервые услышал о трудах и книгах Марии Сибиллы. Хорошо известно, что Пётр I увлекался коллекционированием насекомых, бабочек, змей, ящериц и прочих существ, и ещё в свой первый приезд в Голландию он приобрёл большое количество “натуралий”.
Позднее Пётр I стал приобретать уже целые коллекции. Он купил анатомический кабинет Фредерика Рёйса (Рюйша, Ruysch, 1638-1731) и часть коллекции известного натуралиста и аптекаря Альберта Себы (1665-1736). Позднее всё собрание Себы перекочевало в Россию.
Точно неизвестно, когда Пётр I познакомился с Альбертом Себой, но он просил голландского учёного о приобретении для себя книг Марии Сибиллы и получил их в 1715 году. Но это было только началом.
В 1717 году Пётр I в Голландии познакомился с Георгом Гзелем вскоре после смерти Марии Сибиллы. По распоряжению царя, его лейб-медик Роберт Карлович Арескин (1674-1719) тогда же приобрёл книги Марии Сибиллы Мериан и купил две с половиной сотни её рисунков и акварелей.
Поистине, царская покупка!
По приглашению Петра I (от которого было невозможно отказаться) Георг Гзель и Доротея Мария в конце 1717 года переехали в Петербург, где и провели остаток своей жизни.
Доротея Мария учила рисованию, живописи и технике гравюры, а Георг Гзель помимо преподавания в Академической гимназии много занимался различными видами живописи. Он писал портреты вельмож, создавал полотна на различные религиозные сюжеты, расписывал плафоны во дворцах, разрабатывал праздничные украшения и триумфальные ворота. Выполнял Георг Гзель и работы для Академии наук; это были рисунки и картины на естественно-научные сюжеты. К сожалению, значительная часть его живописного наследия безвозвратно утрачена.
Доротея Мария, которую в России звали “Гзельша”, много работала при Кунсткамере, рисуя хранившихся там птиц и другие экспонаты. Акварели Марии Сибиллы, как я уже сказал, хранились в здании Академии Наук. Это собрание неоднократно пополнялось, в том числе и трудами Доротеи Марии.
В Петербурге семья Гзелей породнилась с Леонардом Эйлером (1707-1783), который в 1734 году женился на Катерине Гзель (1707-1773), дочери Георга от первого брака. У них родилось тринадцать детей, но выжили только пять. Старший сын Леонарда Эйлера, Иоганн Альбрехт Эйлер (1734-1800) тоже стал известным математиком и физиком и много лет работал в Петербурге.
Через три года после смерти первой жены Эйлер женился на её сводной сестре Саломее Абигайль Гзель (1723-1794), которая была внучкой Марии Сибиллы Мериан.
Потомство Леонарда Эйлера весьма многочисленно, а с учётом его швейцарских родственников, количество Эйлеров и вовсе превышает полторы тысячи человек. Среди многочисленных Эйлеров есть даже два лауреата Нобелевской премии по медицине, Ханс фон Эйлер-Хелпин (1873-1964, NP 1929) и его сын Ульф фон Эйлер (1905-1983, NP 1970), но они вряд ли являются прямыми потомками Леонарда Эйлера и Георга Гзеля. Скорее всего, они являются потомками швейцарских кузенов Леонарда Эйлера, но прямой генеалогии я нигде не нашёл.
Единственный перевод “Метаморфозов” Мериан сделал член Российской академии Михаил Иванович Верёвкин (1732-1795), с которым вы могли познакомиться в
578-м выпуске Исторических анекдотов . Интересно, что Верёвкин тоже в тексте перевода называет Марию Сибиллу “девицей Мерианой”.
Так как других переводов текстов Марии Сибиллы на русский язык пока не существует, позволю себе процитировать несколько отрывков в переводе Верёвкина, хотя он иногда даёт перевод текста Мериан, а иногда – довольно свободный пересказ её текста.
Вот забавный отрывок, переведённый из “Метаморфоз”:
"В апреле месяце увидала я противу окна моего кучку грязи, похожую на яйцо. Разрыла и нашла, что разделена она была на четыре камеры, наполненные белыми червячками между кожами, которые они с себя перед тем сбросили. Срисовала я двух. Мая третьего вылетели из них две самые сердитые осы. Сей род насекомых крайне меня беспокоил в Суринаме. Непрестанно вертятся около головы и журчат в уши, мешая мне всегда рисовать".
Иногда пересказ текста “Метаморфоз” не очень заметен, как в отрывке о какерлаках (так в Суринаме на местном диалекте называли чёрных тараканов):
"Какерлак занимает первое место драгоценного сего собрания. Это насекомое не ест ничего снедного [т.е. съедобного]... Яйца свои кладёт кучей и покрывает паутиной, как делают наши пауки. Когда подрастают, у них на спине лопается кожа, вылезают из неё крылатые какерлаки".
Чаще же всего Верёвкин не заморачивался точным переводом и, подобно аббату Прево, давал вольный пересказ текста. Вот несколько примеров:
"Девица Мериан заметила, что все ночные бабочки вообще в шерсти, все денные в перьях и прозрачную имеют на себе чешую".
Мария Сибилла действительно рассматривала бабочек под микроскопом и нашла, что покрытие дневных и ночных бабочек сильно отличаются друг от друга, но в оригинале она выражается более изящно.
Или вот другой отрывок:
"Ошибаются многие странствователи, как уверяет Мериан, почитая, что животное, называемое голландцами “подвижной лист”, растёт на деревьях и опадает как плоды, пришед в зрелость, и потом начинает ходить и летать. Напротив того, оно вылупляется из яиц... Так описует она их порождение:
"...Из кукол выходят гады влажные и изогнувшиеся".
Как я уже говорил, Мария Сибилла в Суринаме интересовалась не только насекомыми:
"Кажется, не отваживается она полагаться на свои опыты в рассуждении некоторого рода змей, водящихся по суринамским лесам. Она отличает их от ящериц,.. от змей игванов,.. от кайманов... Мериане случалось видеть, как они поедали яйца домашних её птиц".
В заключение отмечу, что в Петербурге в нескольких фондах хранится (или уже – хранилась?) крупнейшая в мире коллекция рисунков и изданий книг Марии Сибиллы Мериан, но это наследие Мирии Сибиллы, к сожалению, ещё довольно плохо изучено.
Мария Сибилла Мериан: великий художник и первая женщина-энтомолог. Часть V. Возвращение в Амстердам. Издание “Метаморфозов”
