Бумажные деньги (ассигнации) в России поступили в обращение с 1 января 1769 года по специальному указу императрицы Екатерины II. Ассигнации были четырёх номиналов (25, 50, 75 и 100 рублей) и печатались на бумаге одного цвета и одной и той же краской, правда с водяными знаками и глубоким тиснением. Поэтому любители почти сразу же начали подделку этих денежных знаков, в основном, переделывая номинал ассигнации 25 рублей в 75 рублей.
Первыми вошли в историю сержант Шулепин и канцелярист Николаев, подделавшие девяносто 75-рублёвых ассигнаций. Они соскребали цифру “2” и заменяли её цифрой “7”, а слово “двадцать” заменяли словом “семьдесят”.
Это было не очень приятно для государства, но изготовление фальшивых ассигнаций в начальный период ещё не приняло массовый характер. Так в 1776 году было обнаружено в обращении всего 15 фальшивых ассигнаций, а с 1771 года выпуск ассигнаций номиналом в 75 рублей был прекращён.
В том же 1776 году была предотвращена первая попытка массового вброса фальшивых российских ассигнаций. Расследование производства фальшивых ассигнаций носило закрытый характер, документы по этому делу так и не были опубликованы, так что по некоторым пунктам возможны различные толкования в зависимости от того, какая служба приписывала себе заслугу в раскрытии этого преступления.
Из высокопоставленных лиц Российской Империи в этой истории активное участие принимали:
граф Никита Иванович Панин (1718-1783), руководитель коллегии иностранных дел и по совместительству глава российской контрразведки;
князь Александр Алексеевич Вяземский (1727-1793), генерал-прокурор, контролировавший финансовые дела Империи, а также и внутренние дела.
От каждого из этих вельмож и происходят две версии событий, часто противоречащие друг другу.
Версия генерал-прокурора князя А.А. Вяземского
Жил в Петербурге француз Ф. Шампоньоло, который в своё время служил во французской армии, потом через Польшу перебрался в Россию, где он какое-то время служил то ли в в российской армии, то ли у графа Захара Чернышёва. Вскоре он со службы уволился, женился на какой-то вдове-француженке и осел в столице. Определённых занятий Шампаньоло не имел и, по слухам, жил за счёт одной из своих любовниц.
После 1771 года госпожа Шампаньоло два раза выезжала в Голландию на отдых, и после второй её поездки в петербургскую полицию поступил анонимный донос. Не совсем ясно, откуда поступил этот донос – из Голландии, Германии или госпожу Шампаньоло засекли российские "доброжелатели"?
В этом доносе утверждалось, что в Гааге госпожа Шампаньоло вовсе не отдыхала, а связалась с международной шайкой фальшивомонетчиков, чтобы наладить заграницей массовое изготовление российских ассигнаций.
Дело попало в руки генерал-прокурора Вяземского, который велел установить слежку за госпожой Шампаньоло и её мужем.
По своим каналам князь Вяземский установил, что Ф. Шампаньоло наладил в Любеке печатание ассигнаций номиналом в 25 рублей и собирается летом 1776 года переправить первую партию фальшивых денег в Петербург.
Примерно в это же время Н.И. Панин получил от российского посланника в Голландии князя Дмитрия Алексеевича Голицына (1734-1803) сообщение о том, что в Голландии (!) образована типография, в которой печатают фальшивые российские ассигнации.
Князь Голицын сообщал, что голландское правительство не имеет к этой афёре никакого отношения, и что это орудует международная шайка фальшивомонетчиков. До Голицына дошли слухи о деятельности этой шайки, ему удалось выйти на гравёра и “за рюмкой чая” и за приличную сумму настоящих денег (не российских) ему удалось выудить из гравёра некоторые сведения. Но гравёр ничего не знал ни о количестве напечатанных ассигнаций, ни о времени их переправки в Россию.
По версии Вяземского, Панин передал эту информацию императрице, которая и ознакомила с ней министра внутренних дел. На этом участие Н.И. Панина в раскрытии данного дела и заканчивается.
В начале октября в Петербург из Гааги (с заходом в Любек) прибыл почтовый парусник. Груз на имя госпожи Шампаньоло, по документам – кружева, был задержан таможенниками и вскрыт полицией в присутствии свидетелей. В четырёх посылках было обнаружено фальшивых ассигнаций на сумму более чем в двенадцать миллионов (!) рублей.
Величина указанной суммы вызывает сомнение, так как она значительно превышает годовую эмиссию российских денежных знаков.
Господин Ф. Шампаньоло был арестован (в Любеке или в России?) и через некоторое время скончался в тюрьме при невыясненных обстоятельствах. Госпожа Шампаньоло призналась в попытке ввоза в Империю фальшивых денег, но категорически отрицала причастность к этому делу какого-нибудь иностранного государства, что особенно интересовало князя Вяземского.
Госпожу Шампаньоло, её брата и мать приговорили к высылке из России без права возвращения.
Версия графа Н.И. Панина
По этой версии, всё дело с фальшивыми ассигнациями проходило по ведомствам контрразведки и коллегии иностранных дел, а князя А.А. Вяземского по мере надобности лишь информировали о ходе расследования.
Информацию для размышления Никита Иванович Панин получил от прусского посланника графа Виктора Фридриха фон Сольмса (1730-1783), который сообщал о недавнем знакомстве своего секретаря-швейцарца с господином Курантом из Невшателя.
Этот Курант был живописцем и гравёром и приехал в Россию с надеждой заработать денежку. Дела в Петербурге у Куранта шли не слишком блестящим образом, пока он не встретил отставного француза по имени Ф. Шампаньоло, который нуждался в услугах гравёра. Шампаньоло сделал Куранту очень заманчивое предложение, связанное с поездкой в Польшу, но гравёр не должен был быть слишком любопытным и интересоваться подробностями этого дела. В награду Шампаньоло посулил Куранту сорок тысяч рублей (ассигнациями!) и чин подполковника в польской армии.
За Шампаньоло, как за иностранцем и человеком с сомнительной репутацией, люди Панина время от времени присматривали, но пока ни в чём серьёзном он замечен не был.
Полученная информация встревожила Панина, и он доложил о причинах своего беспокойства императрице.
Екатерина II решила, что причины для беспокойства у Панина есть, рекомендовала Шампаньоло арестовать и основательно допросить. Чуть позже императрица передумала и порекомендовала завербовать Куранта, чтобы тот напоил Шампаньоло и выведал у последнего суть их предприятия.
Н.И. Панин избрал третий путь действия: он встретился с Курантом и после дружеской беседы уговорил швейцарца оказать услугу российской короне, выведав планы заговорщиков. Взамен Курант мог рассчитывать на милость императрицы, чья щедрость всем хорошо известна.
Курант не стал кочевряжиться и согласился сотрудничать с российскими спецслужбами. Он обещал всю полученную информацию передавать российским зарубежным агентам, для связи с которыми Панин сообщил ему специальный пароль. В качестве аванса курант получил 300 золотых червонцев.
В середине мая 1776 года Шампаньоло с Курантом сели в Кронштадте на корабль и отправились в Любек.
Пока эта парочка добиралась до Голландии (по другим данным – до Льежа), Н.И. Панин попытался обнаружить в России других сообщников фальшивомонетчиков, в первую очередь среди французов. Однако, как выяснилось, французский посланник маркиз де Жюинье и секретарь посольства шевалье де Корберон (1748-1810) больше всего интересовались прекрасными дамами Петербурга. Такая информация была получена не только путём наружного наблюдения за французскими дипломатами, но и от служащих посольства, многие из которых были подкуплены российскими спецслужбами.
В конце июня 1776 года в Петербург пришло первое донесение от Куранта, в котором тот сообщал, что ему поручено создание рисунка клише для печатания российских ассигнаций, а также он должен был руководить работами по изготовлению (покупать дорого, да и засветиться можно) печатного станка.
Курант также сообщил, что фальшивые ассигнации будут пересылаться морем на имя жены Шампаньоло или её сообщникам, одного из которых звали Фазер; сообщил Курант и имена курьеров, которые будут доставлять деньги в Петербург.
Полученная информация оказалась очень ценной, и с помощью ведомства князя А.А. Вяземского удалось обнаружить в Москве не только этого Фазера, но и установить личности двух его сообщников.
Тем временем фальшивомонетчики напечатали ассигнаций на 250 тысяч рублей, и эти деньги следовало переправить в Петербург. Из Любека. Заодно было решено переправить в Любек и подпольную типографию.
Узнав о планах фальшивомонетчиков, Н.И. Панин развил бурную деятельность.
Во-первых, он поручил российскому резиденту в Любеке добиться содействия властей города в аресте фальшивомонетчиков, или чтобы они закрыли глаза на некоторые события, которые могут произойти в городе. Любек слишком много зарабатывал на потоке российских туристов, чтобы проигнорировать такую просьбу.
Во-вторых, был организован специальный рейс в Любек и Гамбург фрегата “Св. Марк”, на котором среди обычных пассажиров присутствовала специальная группа для поимки и доставки в Петербург всей шайки фальшивомонетчиков; этим кораблём и группой захвата командовал капитан Иван Осипович Селифонтов (1743-1822).
Данная поездка была лишь незначительным эпизодом в славной биографии И.О. Селифонтова, который позднее дослужился до звания генерал-поручика, стал сенатором и занимал весьма важные посты в Российской Империи.
Для подстраховки Панин предупредил российского посланника в Варшаве князя Николая Васильевича Репнина (1734-1801) о тех мерах, которые тот должен был предпринять, если бы фальшивомонетчикам удалось скрыться от Селифонтова.
План поимки фальшивомонетчиков был одобрен Екатериной II, но оказался под угрозой срыва из-за чрезмерного усердия тогдашнего командора Кронштадта вице-адмирала Самуила Карловича Грейга (1736-1788). По подозрению в провозе контрабанды был арестован один из курьеров Шампаньоло по фамилии Сен-Симон, чьи данные в одном из донесений сообщил Курант.
Грейг был в курсе проводимой операции, арестовал этого Сен-Симона и стал на допросах выявлять каналы связи фальшивомонетчиков с Россией.
Н.И. Панин узнал об этом аресте, заволновался и послал императрице доклад, в котором просил содержать арестованного Сен-Симона в строгой изоляции:
"В настоящий момент всего нужнее, для сохранения в непроницаемости сей важной тайны, избегать всех тех мер, кои бы о сведении Шампаниолова злодейства ему или которому ни есть из его сообщников могли дать некоторое подозрение чрез какую-либо в здешней публике огласку".
Екатерина II согласилась с доводами Панина и приказала Грейгу надёжно изолировать арестованного курьера от любых контактов с внешним миром, а сам факт его прибытия и ареста тщательно скрывать до тех пор, пока “Св. Марк” не прибудет в Любек.
Когда во второй половине сентября 1776 года фрегат Селифонтова прибыл в Любек, там оказался только Курант с печатным станком, напечатанными ассигнациями и прочими причиндалами подпольной типографии. Всё это погрузили на “Св. Марка”, который отправился в обратный рейс. До Гамбурга фрегат не дошёл “по техническим причинам”.
Шампоньоло что-то заподозрил, вероятно, не получив вовремя весточки от Сен-Симона, и бежал в Данциг, но был перехвачен людьми князя Репнина. После ареста Шампоньоло сразу же сознался в своей преступной деятельности арестовавшему его офицеру. По непроверенным слухам он позднее покончил жизнь самоубийством в следственной тюрьме. Или ему помогли в этом.
Жена Шампаньоло и её сообщники были арестованы, но так как даму не удалось арестовать с поличным, то её вместе с матерью и братом позднее просто выслали из России.
Так как поток фальшивых денег не прекращался, в 1780 году был запрещён ввоз и вывоз ассигнаций в страну.
Куранта наградили некоей суммой денег, но он с раздражением и обидой покинул Россию, так как рассчитывал на большее.
Следующее крупное дело о фальшивых ассигнациях в России связано с арестом в 1783 году иностранных подданных братьев Аннибала и Марка графов Зановичей: первого – за ввоз фальшивых ассигнаций в Россию, а второго – за недонесение о преступной деятельности первого. Но это уже другая история.
