В этом выпуске я привожу высказывания Чехова, в основном, о русских писателях-современниках, и не только о них. Возможно, знакомство с мнениями Чехова позволит кому-нибудь по-новому взглянуть на устоявшиеся характеристики. Все цитаты взяты из писем Антона Павловича к реальным людям.
В качестве вступления возьмём письмо, написанное Чеховым в 1886 году В.Г. Короленко:
"Из всех ныне благополучно пишущих россиян я самый легкомысленный и несерьёзный; я на замечании. Выражаясь языком поэтов, свою чистую музу я любил, но не уважал, изменял ей и не раз водил её туда, где ей не подобает быть. Вы же серьёзны, крепки и верны. Разница между нами, как видите, большая, но, тем не менее, читая Вас и теперь познакомившись с Вами, я думаю, что мы друг другу не чужды. Прав я или нет, я не знаю, но мне приятно так думать".
В начале 1888 года Чехов обрисовал писателю и драматургу Леонтьеву (Щеглову) свой взгляд на современную литературу:
"Писатели ревнивы, как голуби. Лейкину не нравится, если кто пишет из купеческого быта, Лескову противно читать повести из поповского быта, не им написанные... Все нервны и ревнивы".
О Мережковском, например, Чехов написал Суворину в начале ноября 1888 года:
"Мережковский пишет гладко и молодо, но на каждой странице он трусит, делает оговорки и идёт на уступки - это признак, что он сам не уясняет себе вопроса... Меня величает он поэтом, мои рассказы - новеллами, моих героев - неудачниками, значит, дует в рутину. Пора бы бросить неудачников, лишних людей и проч. и придумать что-нибудь своё.
Мережковский моего монаха, сочинителя акафистов, называет неудачником. Какой же это неудачник? Дай Бог всякому так пожить: и в Бога верил, и сыт был, и сочинять умел... Делить людей на удачников и неудачников - значит смотреть на человеческую природу с узкой предвзятой точки зрения. Удачник Вы или нет? А я? А Наполеон? Ваш Василий? Где тут критерий? Надо быть Богом, чтобы уметь отличать удачников от неудачников и не ошибаться".
В начале мая 1889 года Чехов высказал писателю Тихонову своё отрицательное мнение о Гончарове:
"Читаю Гончарова и удивляюсь. Удивляюсь себе: за что я до сих пор считал Гончарова первоклассным писателем? Его “Обломов” совсем неважная штука. Сам Илья Ильич, утрированная фигура, не так уж крупен, чтобы из-за него стоило писать целую книгу. Обрюзглый лентяй, каких много, натура не сложная, дюжинная, мелкая; возводить сию персону в общественный тип - это дань не по чину. Я спрашиваю себя: если бы Обломов не был лентяем, то чем бы он был? И отвечаю: ничем. А коли так, то и пусть себе дрыхнет. Остальные лица мелки, пахнут лейковщиной, взяты небрежно и наполовину сочинены. Эпохи они не характеризуют и нового ничего не дают. Штольц не внушает мне никакого доверия. Автор говорит, что это великолепный малый, а я не верю. Это продувная бестия, думающая о себе очень хорошо и собою довольная... Ольга сочинена и притянута за хвост. А главная беда во всем романе холод, холод..."
В том же письме Чехов восторгается Гоголем:
"Зато, как непосредственен, как силён Гоголь, и какой он художник! Одна его “Коляска” стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг и больше ничего. Это великолепнейший русский писатель".
После смерти Салтыкова (Щедрина) Чехов написал поэту А.Н. Плещееву, которого он очень уважал:
"Мне жаль Салтыкова. Это была сильная голова. Тот сволочной дух, который живёт в мелком измошенничавшемся душевно русском интеллигенте среднего пошиба, потерял в нём своего самого упрямого и назойливого врага. Обличать умеет каждый газетчик, издеваться умеет Буренин, но открыто презирать умел только Салтыков. Две трети читателей не любили его, но верили ему все. Никто не сомневался в искренности его презрения".
В феврале 1893 года Чехов высказал Суворину своё мнение о творчестве Тургенева:
"Боже мой! Что за роскошь “Отцы и дети”! Просто хоть караул кричи. Болезнь Базарова сделана так сильно, что я ослабел, и было такое чувство, как будто я заразился от него. А конец Базарова? А старички? А Кукшина? Это чёрт знает как сделано. Просто гениально...
“Накануне” мне не нравится, кроме отца Елены и финала. Финал полон трагизма. “Ася” мила. “Затишье” скомкано и не удовлетворяет. “Дым” мне не нравится совсем. “Дворянское гнездо” слабее “Отцов и детей”, но финал тоже похож на чудо. Кроме старушки в Базарове, то есть матери Евгения и вообще матерей, особенно светских барынь, которые все, впрочем, похожи одна на другую (мать Лизы, мать Елены), да матери Лаврецкого, бывшей крепостной, да ещё простых баб, все женщины и девицы Тургенева невыносимы своей деланностью и, простите, фальшью. Лиза, Елена - это не русские девицы, а какие-то Пифии, вещающие, изобилующие претензиями не по чину. Ирина в “Дыме”, Одинцова в “Отцах и детях”, вообще львицы, жгучие, аппетитные, ненасытные, чего-то ищущие - все они чепуха.
Как вспомнишь толстовскую Анну Каренину, то все эти тургеневские барыни со своими соблазнительными плечами летят к чёрту. Женские отрицательные типы, где Тургенев слегка карикатурит (Кукшина) или шутит (описание балов), нарисованы замечательно и удались ему до такой степени, что, как говорится, комар носа не подточит. Описания природы хороши, но... чувствую, что мы уже отвыкаем от описаний такого рода и что нужно что-то другое".
В феврале 1902 года Чехов добавил:
"Читаю Тургенева. После этого писателя останется 1/8 или 1/10 из того, что он написал, всё же остальное через 25-35 лет уйдёт в архив".
В марте 1895 года Чехов в письме к Суворину сделал комичную зарисовку:
"Моя мать, заказывая мяснику мясо, сказала, что нужно мясо получше, так как у нас гостит Лейкин из Петербурга.
"Это какой Лейкин? –
изумился мясник. –
Тот, что книги пишет?"
и прислал превосходного мяса. Стало быть, мясник не знает, что я тоже пишу книги, так как для меня он всегда присылает одни только жилы".
В самом начале 1899 года Чехов в письме к Максиму Горькому коротко разбирает его творчество:
"...нет сдержанности, нет грации. Когда на какое-нибудь определенное действие человек затрачивает наименьшее количество движений, то это грация. В Ваших же затратах чувствуется излишество...
Частое уподобление человеку (антропоморфизм), когда море дышит, небо глядит, степь нежится, природа шепчет, говорит, грустит и т. п., такие уподобления делают описания несколько однотонными, иногда слащавыми, иногда неясными. Красочность и выразительность в описании природы достигаются только простотой, такими простыми фразами, как “зашло солнце”, “стало темно”, “пошёл дождь” и т. д."
В марте того же года в письме к Авиловой Чехов продолжает эту же тему:
"Горький мне нравится, но в последнее время он стал писать чепуху, чепуху возмутительную, так что я скоро брошу его читать...
Короленко чудесный писатель. Его любят - и недаром. Кроме всего прочего в нём есть трезвость и чистота".
В январе 1900 года в письме к своему другу и однокурснику Россолимо Чехов так говорит о детской литературе:
"Писать для детей вообще не умею, пишу для них раз в десять лет и так называемой детской литературы не люблю и не признаю. Детям надо давать только то, что годится и для взрослых. Андерсен, “Фрегат Паллада”, Гоголь читаются охотно детьми, взрослыми также. Надо не писать для детей, а уметь выбирать из того, что уже написано для взрослых, т. е. из настоящих художественных произведений".
Журналист Поссе в конце февраля 1900 года получил такой отзыв Чехова о новом романе Горького:
"“Фома Гордеев” написан однотонно, как диссертация. Все действующие лица говорят одинаково: и способ мыслить у них одинаковый. Все говорят не просто, а нарочно; у всех какая-то задняя мысль; что-то не договаривают, как будто что-то знают; на самом же деле они ничего не знают, а это у них такой “facon de parler” - говорить и не договаривать".
В конце июля 1902 года Чехов в письме к Горькому успевает высказаться о творчестве Леонида Андреева:
"“Мысль” Л. Андреева - это нечто претенциозное, неудобопонятное и, по-видимому, ненужное, но талантливо исполненное. В Андрееве нет простоты, и талант его напоминает пение искусственного соловья".
От предложения Дягилева сотрудничать в журнале “Мир искусства” Чехов уклонился в своей полушутливой манере:
"Как бы это я ужился под одной крышей с Д.С. Мережковским, который верует определенно, верует учительски, в то время как я давно растерял свою веру и только с недоумением поглядываю на всякого интеллигентного верующего. Я уважаю Д.С. и ценю его и как человека и как литературного деятеля, но ведь воз-то мы, если и повезем, то в разные стороны".
Однажды в Ялте Чехов с восторгом отозвался о лермонтовском “Парусе”:
"Это стоит всего Брюсова и Урениуса со всеми их потрохами".
Бунин поинтересовался:
"Какого Урениуса?"
Чехов удивился:
"А разве нет такого поэта?"
Бунин не поддался:
"Нет".
Тогда Чехов с самым серьёзным видом продолжал:
"Ну, Упрудиуса. Вот им бы в Одессе жить. Там думают, что самое поэтическое место в мире - Николаевский бульвар: и море, и кафе, и музыка, и все удобства, - каждую минуту сапоги можно почистить".
В письме к Плещееву Чехов коротко характеризует Гиляровского:
"Он чует красоту в чужих произведениях, знает, что первая и главная прелесть рассказа – это простота и искренность, но быть искренним и простым в своих рассказах он не может: не хватает мужества".
Если о прозаиках Чехов судил строго, но справедливо, то о современных поэтах он чаще всего отзывался презрительно:
"[Современные] прозаики ещё туда-сюда, поэты же – совсем швах. Народ необразованный, без знаний, без мировоззрения. Прасол Кольцов, не умевший писать грамотно, был гораздо цельнее, умнее и образованнее всех современных молодых поэтов, взятых вместе".
“Прасол” – это слово требует отдельного комментария. Так в России назвали оптовых скупщиков мяса и рыбы для последующей розничной торговли. Обычно свой товар им приходилось засаливать, отсюда, как считают, и произошло такое название этой профессии.
***
Журналист А. Плещеев, сын поэта Плещеева, в 1888 году прислал Чехову такой отзыв Салтыкова (Щедрина) о творчестве Антона Павловича:
"Был отец у Салтыкова, который в восторге от "Степи".
"Это прекрасно", -
говорил он отцу и вообще возлагает на Вас великие надежды.
Отец говорит, что он редко кого хвалит из новых писателей, но от Вас он в восторге".
Указатель имён
Авилова, Лидия Алексеевна (дев. Страхова, 1864-1943).
Андреев, Леонид Николаевич (1871-1919).
Брюсов, Валерий Яковлевич (1873-1924).
Буренин, Виктор Петрович (1841-1926).
Гиляровский, Владимир Алексеевич (1855-1935).
Гоголь, Николай Васильевич (1809-1852).
Гончаров, Иван Александрович (1812-1891).
Дягилев, Сергей Павлович (1872-1929).
Кольцов, Алексей Васильевич (1809-1842).
Короленко, Владимир Галактионович (1853-1921).
Лейкин, Николай Александрович (1841-1906).
Леонтьев, Иван Леонтьевич (псевдоним Щеглов, 1856-1911).
Лермонтов, Михаил Юрьевич (1814-1841).
Лесков, Николай Семёнович (1831-1895).
Мережковский, Дмитрий Сергеевич (1865-1941).
Пешков, Алексей Максимович (псевдоним Максим Горький, 1868-1936).
Плещеев, Алексей Николаевич (1825-1893).
Плещеев Александр Алексеевич (1858-1944).
Поссе, Владимир Александрович (1864-1940).
Россолимо, Григорий Иванович (1860-1928).
Салтыков, Михаил Евграфович (псевдоним Николай Щедрин, 1826-1889).
Суворин, Алексей Сергеевич (1834-1912).
Тихонов, Владимир Алексеевич (1857-1914).
Толстой, Лев Николаевич (1828-1910).
Тургенев, Иван Сергеевич (1818-1893).
Чехов, Антон Павлович (1860-1904).
А.П. Чехов: взгляд со стороны, анекдоты, высказывания. Вып. 17
(Продолжение следует)
