Как тяжело излагать подобные сказки! Ведь слово “консул” для обозначения предводителей римской общины появилось только во второй половине V века до Р.Х., и ещё в законах XII таблиц, вывешенных децемвирами в 449 году до Р.Х., это слово не употребляется. После изгнания царей (в каком бы виде оно не произошло) предводители римской общины ещё долго назывались преторами. Претор первоначально был предводителем войска, идущим впереди, потом так стали называть высших магистратов Рима, и только значительно позднее руководителей римской общины стали называть консулами.
Обсудив все эти важнейшие вопросы (интересно, сколько времени заняло подобное обсуждение?), заговорщики со слугами вынесли тело Лукреции на Форум и положили его на возвышении перед Курией.
Брут и Коллатин стали созывать народ на собрание, и вскоре на форуме собралась большая толпа
плебеев.
Интересно, спросите вы, а куда подевались все патриции?
Патрциев Брут поставил рядом с собой, когда начал свою речь на Форуме.
Вначале Брут открыл гражданам причины, по которым он прикидывался слабоумным, а потом сказал, что
"Тарквиния мы, патриции, сообща постановили отрешить от сана".
Очень интересно это “мы патриции”, так как род Юниев ещё во II веке до Р.Х. был плебейским!
Брут объяснил, что после насилия Секста Тарквиния над Лукрецией и её благородного самоубийства стало невыносимо терпеть высокомерие тиранов.
Под дружные выкрики граждан Брут сказал, что заговорщики приняли решение о вечном изгнании Тарквиниев из Рима, о запрещении царской власти, и попросил граждан поддержать это решение. А если кто-нибудь попытается восстановить царскую власть, то он должен будет погибнуть.
Граждане разошлись по куриям и голосованием одобрили решение об изгнании Тарквиниев.
После того, как граждане опять собрались на Форуме, Брут объявил им новые принципы государственного устройства, и опять граждане голосованием по куриям единогласно одобрили эти установления.
После этого Брут объявил, что он назначил интеррексом Спурия Лукреция, который должен был обеспечить избрание новых магистратов, и тот приказал всем гражданам разойтись и как можно быстрее собраться вновь, но уже в полном вооружении.
Когда все снова собрались, Спурий предложил кандидатуры Брута и Коллатина на новые магистратуры консулов для совместного исполнения царских обязанностей. Граждане, теперь уже по центуриям, утвердили кандидатуры первых консулов Республики.
Царь Тарквиний Гордый от нескольких беглецов всё же узнал, что Брут проводит в городе народное собрание, и вместе с сыновьями и верными друзьями поспешил в Рим. Городские ворота, однако, уже оказались закрытыми, а вооруженные люди на стенах отказались впустить Тарквиния со спутниками в Рим.
Убедившись, что так просто в город ему не попасть, Тарквиний вернулся в военный лагерь, где обнаружил, что и здесь его дело уже проиграно.
Дело в том, что новые консулы отправили гонцов с письмами в лагерь по обходным дорогам, военные трибуны на сходке объявили воинам о событиях, произошедших в Риме, и о принятом гражданами решении об изгнании Тарквиниев. Когда солдаты убедились, что принятые в Риме постановления вполне законны, они поддержали их и не допустили Тарквиния в военный лагерь.
Лишившийся поддержки войска, Тарквиний со своими сторонниками нашёл убежище в городе Габии, правителем которого он в своё время назначил своего старшего сына Секста. А всего Тарквиний процарствовал в Риме двадцать пять лет.
Военные трибуны заключили мир с гражданами Ардей и отвели войско в Рим.
Сколько несообразностей и прямой лжи (или выдумки) в этом рассказе!
Понятно, что Дионисий Галикрнасский в своём труде выполнял социальный наказ властей о патриотическом воспитании граждан, о пропаганде старинных римских ценностей и новой брачной политики принцепса Августа. Ведь Август после окончания длительных и кровопролитных гражданских войн был серьёзно озабочен и этими проблемами для укрепления устоев государства.
К тому же следовало вытравить из народной памяти информацию о том, что римские цари были изгнаны этрусским царём Порченной, после его победы над Римом. Тогда Порсенна изгнал Тарквиниев, взял заложников и разрешил римлянам пользоваться железными орудиями только в сельскохозяйственных целях, для обработки земли.
Жалкая картина для истории великого города, не правда ли?
Тут и пригодилась история о плебейском семействе Юниев, которые вышли на политическую арену Рима только в конце III века до Р.Х.
Некоторые исследователи полагают, что первые сведения о древнем патриции Луции Юнии и его роли в изгнании царей привёл историк Фабий Пиктор (254-? гг. до Р.Х.). Скорее всего, именно в трудах Фабия Пиктора была изложена легенда и про добродетельную Лукрецию – ведь после жестоких войн с Ганнибалом тоже надо было укреплять римский “облико морале”.
Достоверно же можно лишь утверждать, что широкое распространение эта версия о величии рода Юниев получила только в трагедии римского писателя Луция Акция (170-85 гг. до Р.Х.) под названием “Брут”.
Этот Акций был личным другом Децима Юния Брута по прозвищу Каллатик, консула 138 года до Р.Х., который в свою очередь был сыном Марка Юния Брута, консула 178 года до Р.Х.
Этот плебейский род за несколько десятков лет смог выдвинуть целый ряд весьма достойных магистратов, но славными древними предками похвалиться не мог.
Вот тут на помощь Юниям и пришёл писатель Акций, написавший пьесу о подвиге славного патриция Луция Юния Брута и его выдающейся роли при изгнании царей. Здесь очень пригодилась и легенда о Лукреции, которая послужила поводом для изгнания тиранов. Придумать подобную историю не составило особого труда.
Мало того, что это был довольно распространённый сюжет в древней литературе, так в истории Рима уже существовала подобная легенда. Во время правления децемвиров (451-449 гг. до Р.Х.), которые и составили тексты законов XII таблиц [оказывается, древний Брут чего-то не доработал], произошёл известный инцидент с Вергинией, которую собственноручно убил отец, чтобы она не досталась тирану, объявившему её своей рабыней. Кстати, и в этом случае римское войско находилось вне городских стен, воюя с очередными врагами.
Подобная фальсификация стала возможной благодаря тому, что списки римских консулов к тому времени уже несколько раз редактировались в угоду власть предержащих товарищей, так что и вставить статую древнего Брута среди статуй царей не составило большого труда.
Даже учёный Плиний Старший (23-79 гг. от Р.Х.) в своей “Естественной истории” удивлялся тому, что он не видел постановлений сената о возведении такой статуи Бруту.
Другое дело – конная статуя Клелии, одной из десяти заложниц, выданных римлянами Порсенне. Эта Клелия сумела сбежать из этрусского плена на коне и переплыла реку, но римляне вернули её Порсенне, который, восхищённый мужеством девушки, даровал ей свободу и даже подарил коня.
Вот эта конная статуя Клелии была в Риме всем известна, было постановление сената об её установке, но почему-то нет никаких постановлений про возведение статуй Бруту, якобы изгнавшему царей, или Лукреции, чьё самоубийство послужило поводом для общенародного возмущения.
Дионисий Галикарнасский простодушно изложил легенду о Лукреции, в которой первоначально никакому Бруту не было места, а потом, буквально белыми нитками, пришил к этой легенде сказочку о славном Бруте, который притворялся слабоумным, а потом воспрял и изгнал Тарквиниев.
Дионисий не очень сильно утруждал себя вычислениями и приписал изгнание царей из Рима к 510 году до Р.Х., к тому самому году, когда (вот ведь какое совпадение!) афиняне окончательно изгнали Писистратидов из своего города. А что? Очень удобная дата!
Ладно, царей изгнали, провозгласили свободу, но теперь Дионисию понадобилось избавиться от Брута и прочих легендарных (точнее, выдуманных) героев этой истории.
Таквинии, как уже говорилось, укрылись в Габиях, у Секста Тарквиния, который вскоре погиб во время смут. Боги покарали злодея!
Вскоре Брут раскрыл в Риме заговор в пользу возвращении Тарквиния и казнил всех причастных к этому заговору лиц, в том числе и своих сыновей. При этом у Брута возникли разногласия с Коллатином о наказании заговорщиков [царя изгнали, а заговорщиков лишают жизни?], в результате чего Коллатин сложил свои полномочия и отправился в добровольное изгнание. Новым же консулом был назначен Публий Валерий, более известный как Попликола или Публикола.
Вскоре консулы отправились на войну с этрусками, и Брут пал во время единоборства с Аррунтом, сыном Тарквиния Гордого, который тоже умер почти одновременно с Аррунтом.
После этого почти
двести лет ни о каких Юниях ничего не было слышно.
Законы, принятые новыми консулами (преторами), тоже оказались столь несовершенными, что избранной в середине V века до Р.Х. коллегии децемвиров пришлось временно отменить власть народных трибунов и заняться составлением более справедливого кодекса законов.
Очевидно, истории, рассказанные Дионисием Галикарнасским, показались властям недостаточно убедительными, так как те же легенды начали с видоизменениями пересказывать и другие писатели.
Овидий опубликовал свои “Фасты” в 8 году от Р.Х., в которых он несколько расцветил историю о Лукреции. Вот краткое изложение версии Овидия.
В лагере под Ардеей очень медленно тянулось время,
"В лагере игры идут, праздно скучают войска".
Секст Тарквиний созвал друзей на пирушку и, разгорячившись вином, обратился к ним с такой речью:
"Други, пока нас томит затяжная война под Ардеей
И не даёт отнести к отчим оружье богам,
Верно ль блюдутся, спрошу, наши брачные ложа? И правда ль
Дороги жёнам мужья, так же как жёны мужьям?"
Все стали расхваливать своих жён, и распалённых речами собутыльников подначил именно Коллатин:
"Нечего тратить слова, верьте делам!..
Ночь ещё не прошла: на коней! Поскачемте в город!"
Что же они увидели в Риме?
У царского дворца не было никакой охраны, а в самом дворце:
"Вот перед ними невестка царя - с венками на шее,
Перед вином, во хмелю ночь коротает она".
В доме Коллатина совсем другая картина. Приятели Лукрецию
"...видят за прялкой,
А на постели её мягкая шерсть в коробах.
Там, при огне небольшом, свой урок выпрядали служанки,
И поощряла рабынь голосом нежным она:
"Девушки, девушки, надо скорей послать господину
Плащ, для которого шерсть нашей прядется рукой!
Что же там слышно у вас? Новостей ведь вы слышите больше:
Долго ли будет ещё эта тянуться война?
Ты же ведь сдаться должна, Ардея: противишься лучшим,
Дерзкая! Нашим мужьям отдыха ты не даёшь.
Только б вернулись они! Ведь мой-то не в меру отважен
И с обнаженным мечом мчит на любую беду.
Я без ума, я всегда обмираю, как только представлю
Битвы картину, дрожу, холодом скована грудь!"
С этими словами Лукреция заплакала, Коллатин открылся своей жене, и она радостно бросилась ему на шею.
От такой картины Секст Тарквиний
"...огнем безумья объятый,
Весь запылал и с ума чуть от любви не сошёл.
Станом её он пленён, белизной, золотою косою
И красотою её, вовсе без всяких прикрас.
Мил ему голос её и всё, что ему недоступно,
И чем надежды его меньше, тем больше любовь".
На рассвете молодые воины отправились обратно в свой лагерь, но Секст никак не мог забыть красоту Лукреции.
Дальше изложение Овидия некоторое время совпадает с версией Дионисия, так как Секст под каким-то предлогом приезжает в Коллацию, где его гостеприимно встречает Лукреция.
Ночью, когда все заснули, охваченный страстью Секст, вынув меч, проникает в спальню Лукреции и ласками или угрозами начинает склонять её, скажем, к прелюбодеянию – но безуспешно. Тогда он выдвигает самый увесистый аргумент:
"Борешься зря! Лишишься и чести и жизни.
Ложным свидетелем я мнимого буду греха:
Я уничтожу раба, с каким тебя будто застал я!"
Что было делать бедной женщине перед такой страшной угрозой? Она уступила.
Дальше по Овидию получается, что Лукреции не потребовалось никуда ехать, так как она
"Старого кличет отца, кличет мужа из ратного стана..."
Естественно, что
"Оба, не медля ничуть, поторопились прийти".
Увидев Лукрецию с распущенными волосами, всю в слезах, словом, в большом горе, родственники простодушно поинтересовались, кого она оплакивает?
Наконец, после долгих уговоров, Лукреция открыла родным причину своих слёз. Отец и муж стали говорить, что в этом нет вины самой Лукреции, но та со словами
"нет извинения мне", -
закололась и упала к ногам отца.
Все стали оплакивать смерть Лукреции, но тут появился Брут, который
"...Вмиг своё позабывши притворство,
Из полумёртвого он выхватил тела клинок
И, поднимая кинжал, благородною кровью омытый,
Им потрясает и так громко и грозно кричит:
"Этою кровью клянусь, святой и отважною кровью,
Этими манами, мной чтимыми, как божество,-
Что и Тарквиний, и весь его выводок изгнаны будут.
Слишком долго уже доблесть свою я таил!"
Тут полумёртвая Лукреция одобрительно кивнула на подобные слова Брута.
При погребении Лукреции была открыта причина её смерти, люди негодуют, и Брут, созвав квиритов, прокричал обо всех "гнусных поступках царя".
Естественно, Тарквиния изгнали и установили ежегодную власть консулов.
Лукреция, жена Коллатина, или, изгнание царей из Рима (“Галантные дамы былых времён”). Часть I
(Окончание следует)
