Легенда про добродетельную Лукрецию вот уже две тысячи лет питает многочисленных поэтов, писателей и художников. Ведь это рассказ о самоубийстве целомудренной женщины и об изгнании римских царей-тиранов.
Вначале я по-возможности коротко перескажу саму легенду об этой женщине, а потом попытаемся разобраться, когда и зачем была создана подобная сказочка.
Для рассказа о Лукреции обычно используют труды Дионисия Галикарнасского (70/60-8/7 гг. до Р.Х.) и Тита Ливия (59 г. до Р.Х.-17 г. от Р.Х.), а также “Фасты” Овидия (43 г. до Р.Х.-18 г. от Р.Х.), хотя о Лукреции коротко упоминают и Цицерон в своем труде “О государстве”, и другие античные авторы.
Сразу же я столкнулся с тем, что все античные авторы по-разному излагают эту историю, но обратил внимание на то, что все три вышеназванных писателя творили в эпоху принципата Августа или позднее.
Первым свой труд “Римские древности” опубликовал Дионисий Галикарнасский в 7 году до Р.Х., поэтому мы вначале ознакомимся с его версией событий.
В 510 году до Р.Х. римское войско, возглавляемое царём Тарквинием Гордым, осаждало город Ардею. Это был обычный грабительский поход, так как римская казна опустела из-за больших расходов Тарквиния на благоустройство Рима, граждане страдали от тяжёлых налогов, а недалёкая, - вернее, близкая, - Ардея считалась одним из самых богатых городов Италии.
Осада Ардеи несколько затянулась, и римская молодёжь в лагере стала маяться от безделья. Жители Рима, кстати, тоже глухо ворчали, так как содержание армии ставало в копеечку, и на это шли их налоги.
В это время царь Тарквиний отправил своего старшего сына Секста с каким-то военным поручением в городок Коллацию, где наместником был Луций Тарквиний, племянник Тарквиния Гордого, по прозвищу Коллатин.
[Странно, что Секст называется старшим сыном Тарквиния Гордого; ведь его имя, Секст, говорит о том, что он был шестым сыном в семье.]
Вот в доме этого Коллатина, своего кузена, Секст Тарквиний и остановился.
Сам Коллатин в это время находился в военном лагере под Ардеей, но его жена Лукреция весьма радушно встретила родственника. А Секст, оказывается, уже давно положил глаз на эту красивую женщину, но всё никак не мог подгадать удобный момент для осуществления своих желаний; ту же он решил, что настал удобный момент, чтобы овладеть предметом своей страсти.
Глубокой ночью, когда все в доме уже спали крепким сном, Секст Тарквиний с мечом в руке вошёл в спальню Лукреции. Приставив меч к горлу проснувшейся женщины, Секст запугал её и предложил на выбор два варианта: или она отдастся ему, или он убьёт её и положит рядом с ней заколотого раба, а потом объявит, что убил прелюбодеев. Если же Лукреция отдастся ему, то он сделает её своей женой, и они будут вместе царствовать после смерти Тарквиния Гордого. В противном случае её, как прелюбодейку, предадут проклятию, а тело не будет погребено по римским обычаям.
Страх позорной смерти сковал Лукрецию, и она уступила Сексту.
Утром Секст Тарквиний отправился обратно в военный лагерь римлян, а Лукреция, надев чёрные одежды, отправилась в повозке в Рим в дом своего отца, Спурия Лукреция Триципитина. Как чуть позднее напишет Дионисий, Спурий в это время был назначен префектом города и во время отсутствия Тарквиния должен был исполнять и необходимые царские функции.
По дороге Лукреция ни с кем не разговаривала, не отвечала на приветствия, а в доме отца с рыданиями бросилась ему в ноги. Когда отец стал расспрашивать Лукрецию, что случилось, она попросила его собрать всех родственников и друзей, чтобы рассказать о полученном оскорблении и посоветоваться, как отомстить за него.
Когда все собрались, Лукреция подробно рассказала о своём бесчестии, а потом, обняв отца, она вытащила из складок одежды кинжал и закололась. Естественно, что все присутствовавшие здесь римляне дружно закричали,
"что им в тысячу раз лучше было бы умереть за свободу, чем снести такие бесчинства, исходящие от тиранов".
Публия Валерия, присутствовавшего при самоубийстве Лукреции, сразу же отправили в военный лагерь (пешком, между прочим!), чтобы сообщить мужу о случившемся несчастье, но невдалеке от городских ворот он встретил Коллатина, который ехал в Рим с каким-то поручением, а его сопровождал Луций Юний по прозвищу “Брут”, что означает “тупица”.
Валерий рассказал им о произошедших событиях, и вскоре Коллатин вместе со Спурием оплакивали умершую Лукрецию.
Тут на первый план неожиданно выходит Брут, который здраво сказал:
"Тысячи возможностей будут у вас, Лукреций и Коллатин, и все вы, близкие жены сей, чтобы оплакать её, но сейчас давайте позаботимся о том, чтобы отомстить за неё. Ведь нынешнее время требует этого".
Все удивились таким разумным речам Брута, но решили, что он говорит дело; из помещения удалили всех рабов и наёмных рабочих и стали совещаться о том, что следует предпринять. Снова слово взял Брут и рассказал о себе и о своей прошлой судьбе.
Все знали, что Луций Юний был родственником царя Тарквиния Гордого, который, придя к власти, убил Марка Юния, отца Луция, и его старшего брата, чтобы захватить богатства этой семьи. Тарквиний почему-то пощадил малолетнего Луция. Тот же был тогда ещё слишком юн, но проявил сообразительность и чтобы сохранить свою жизнь, он вообще прикинулся слабоумным. Эта уловка спасла ему жизнь, и он до сегодняшнего дня прикидывался сумасшедшим.
Царь Тарквиний даже содержал его вместе со своими сыновьями, но не как бедного родственника-сироту, а для забавы.
А Брут был не так уж прост. Мало того, что он постоянно вынашивал планы мести обидчикам своей семьи, так он ещё умудрился и провести их. Однажды Тарквиний отправил своих сыновей, Аррунта и Тита, к Дельфийскому оракулу, чтобы те спросили, как избавиться от свирепствовавшей в Риме болезни. Вместе со своими сыновьями Тарквиний отправил и Брута, чтобы деткам было постоянное развлечение в дороге.
Получив запрошенные прорицания, сыновья Тарквиния сделали щедрые подношения Аполлону и вдоволь посмеялись над Брутом, который поднёс богу деревянный посох. Но в этом посохе хитроумный Брут заранее просверлил продольное отверстие, в которое вставил золотой стержень.
После этого Аррунт и Тит вопросили бога о том, кто будет царствовать над римлянами после смерти их отца? Бог объявил, что власть получит тот, кто первым поцелует свою мать. Тогда братья, не поняв смысла прорицания, договорились о том, что они одновременно поцелуют свою мать, чтобы царствовать вместе. Только Брут понял, что имел ввиду Аполлон, и когда они вернулись в Италию, он упал на землю и поцеловал её, считая, что она-то и есть мать всех людей.
Рассказав о себе, Брут стал призывать присутствующих к немедленным действиям: мол, следует изгнать Тарквиния вместе с сыновьями, а командование этой операцией он, так и быть, берёт на себя.
Какова скромность недавнего “тупицы”!
Затем Брут подошёл к телу Лукреции, взял кинжал, которым она закололась и, как пишет Дионисий,
"поклялся Марсом и прочими богами, что сделает всё, что в его силах, для свержения господства Тарквиниев; что и сам он не примирится с тиранами, и тем, кто примиряется, не позволит этого; и врагом будет считать того, кто хочет иного; и до смерти своей будет врагом и тирании, и тех, кто ей содействует. А если он нарушит клятву, то попросит для себя самого, для детей своих такой же смерти, как та, которую встретила Лукреция".
Вообще-то эта сценка больше напоминает жертвоприношение. Не правда ли?
После этого Брут связал такой же клятвой всех присутствующих. Совершив положенные при клятвах жертвоприношения, все стали совещаться о необходимых действиях.
Руководил совещанием, разумеется, Брут, который предложил такой порядок действий:
1. взять под охрану все городские ворота, чтобы Тарквиний ничего не узнал о происходящих в городе событиях;
2. вынести окровавленное тело Лукреции на Форум и созвать народное собрание, на котором Спурий Лукреций и Коллатин расскажут о случившемся;
3. затем участники заговора должны выступать друг за другом, обвинять тиранию и призывать граждан к свободе;
4. возбудив толпу, следует провести голосование о том, чтобы Тарквиний и его потомки больше никогда не правили римлянами, и постановление о таком решении следует спешно отправить в военный лагерь;
5. солдаты, узнав о том, что весь город враждебно относится к тирану, присоединятся к заговорщикам, и Таркиний со своим семейством будет навсегда изгнан из Рима.
Осторожный Публий Валерий поинтересовался, кто же по закону имеет право созвать народное собрание и провести голосование, но разошедшийся Брут перебил его и заявил, что, так как он является начальником (трибуном) целеров, то может в любое время созывать собрание, а дал ему такую большую власть сам царь Тарквиний, полагая, что по своему слабоумию Брут не сумеет воспользоваться полученными полномочиями.
Целеры в царское время составляли три центурии привилегированных всадников и возглавлялись одним (или тремя) трибунами. Функции трибуна целеров нам совершенно неясны, а частые упоминания о том, что трибун целеров мог собирать народное собрание, восходят только к словам Брута, вложенным в него Дионисием, а потому вызывают большое сомнение.
Правда, Цицерон ещё раньше Дионисия писал о том, что Брут был частным лицом и, значит, никаких полномочий на такой поступок не имел.
С другой стороны, Спурий Лукреций, по сообщению Тита Ливия, был префектом города, следовательно, именно он во время отсутствия царя должен был выполнять его функции, в том числе, и имел право созывать народное собрание.
Вернёмся всё же к тому совещанию заговорщиков, на котором Брут предложил также обсудить будущее государственное устройство Рима после изгнания царей. После продолжительных дебатов слово взял Брут и предложил
"не позволять, чтобы одни и те же люди занимали должность пожизненно, но свести полномочия правителей к годичному сроку, как делают афиняне".
Затем Брут уже в повелительной форме заявил, что после того как граждане проголосуют за вечное изгнание Тарквиниев, он, Брут, назначит интеррекса, который представит для избрания кандидатуры новых предводителей общины и объявит гражданам принципы нового управления государством.
Складывается такое впечатление, что Дионисий Галикарнасский написал эту часть своего труда во время гражданской войны, когда партия Брута и Кассия была ещё в большой силе.
Интеррексом Брут назначил Спурия Лукреция, отца убившей себя Лукреции, а тот уже представил кандидатуры Луция Юния и Тарквиния Коллатина, которые должны были получить на год власть, равную царской. Было предписано, чтобы эти новые магистраты назывались консулами. Уф!
О, Розамунда... (“Галантные дамы былых времён”)
(Продолжение следует)
