Почему же Екатерина решила отдалить от себя Григория Орлова?
Тому было несколько причин. Устранения братьев Орловых от императрицы желало значительная часть двора и множество лиц из ближайшего окружения Екатерины II – уж больно жирные куски доставались братьям и их друзьям. Да и Великий Князь не жаловал братьев Орловых – ведь они были убийцами его отца.
Частые увлечения Григория Орлова и его отлучки тоже потихоньку подтачивали устойчивость Фаворита; императрица смотрела на любовные шалости Орлова сквозь пальцы, так как и сама была не без греха, но как женщина она бывала уязвлена.
Но главное было в том, что Екатерина II убедилась в прочности своего положения и захотела избавиться от постоянной опеки братьев Орловых, она захотела править самодержавно.
Да, Григорий Орлов не слишком часто публично вмешивался в государственные дела, но наедине с императрицей он чувствовал себя её мужем и позволял себе лишнее, по мнению Екатерины. Пора было Фаворита отодвинуть, но сделать это надо было так, чтобы не оскорбить весь клан Орловых и не задеть гвардию.
И Екатерина приняла игру Панина и одобрила его выбор.
Кстати, сэр Джордж МакАртни (1737-1806), чрезвычайный посланник Великобритании в Петербурге, ещё 27 ноября 1766 года писал:
"Граф Панин с виду находится как будто в наилучших отношениях с графом Орловым и, несомненно, не хотел бы видеть на его месте талантливого и достойного фаворита".
А Васильчиков был молод, знатен (княжеского роду), могуч и красив, но по-провинциальному робок и застенчив и особыми талантами (кроме чисто мужских) не блистал. Это был выбор, который устраивал всех, или почти всех: и императрицу, и Панина, и двор.
Васильчиков никогда не пытался вмешиваться в какие-нибудь государственные или дворцовые дела, а своё новое положение воспринимал как бы с удивлением, стараясь выполнить все желания и прихоти своей повелительницы. Более того, Васильчиков, стесняясь своего положения (незаслуженного, как он полагал), даже никогда и ничего не просил у императрицы, и Екатерине приходилось щедро одаривать своего нового любимца, чтобы подтвердить его статус Фаворита в глазах двора.
Вернёмся всё же к письму Сольмса от 3 августа, обширную выдержку из которого я привожу:
"Надо сказать правду, Императрица, желая смягчить неожиданность такого необыкновенного возвышения человека, не имевшего никаких связей при дворе, в одно время с Васильчиковым пожаловала в камер-юнкеры ещё четверых, в том числе и двух сыновей графа Румянцева [Николая и Сергея Петровичей]. Но это никого не обмануло. Ясно было видно, что эти четыре производства служили как бы ширмой для возвышения Васильчикова".
[Николай Петрович Румянцев (1754-1826).
Сергей Петрович Румянцев (1755-1838).]
Ну, как это, никого не обмануло! Иван Орлов, например, ничего подозрительного в этом производстве не заметил; но следует сказать, что он был не самым изощрённым интриганом из братьев, и потому операцию со сменой фаворита попросту прозевал.
Но продолжим читать донесение Сольмса:
"Охлаждение к Орлову началось мало-помалу со времени отъезда его на конгресс.
Некоторая холодность Орлова к Императрице за последние годы, поспешность, с которой он в последний раз уехал от неё, не только оскорбившая её лично, но и долженствовавшая иметь влияние на политику, подавали туркам повод усматривать важность для России предстоящего мира; наконец, обнаружение многих важных измен, - всё это вместе взятое привело Императрицу к тому, чтобы смотреть на Орлова, как на недостойного её милостей.
Граф Панин, которому Императрица, может быть, поверила свои мысли и чувства, не счёл нужным разуверить её, и это дело уладилось само собою, без всякого с чьей либо стороны приготовления.
Насколько можно судить об этом деле, по настоящему его положению, я не думаю, чтобы Ваше Величество были в ущербе от этой перемены, потому что хотя граф Орлов в последнее время и заявил большое сочувствие к прусской политике, но его легкомыслие и равнодушие к предметам важным делают дружбу его ненадёжной.
Наиболее выигрывает от этого граф Панин. Он избавляется от опасного соперника, хотя, впрочем, и при Орлове он пользовался очень большим значением, но теперь он приобретает бОльшую свободу действия, как в делах внешних, так и внутренних. Удаление Орлова уже произвело хорошее действие в том отношении, что Императрица сделалась ласковее к Великому Князю. Все заметили, что эти августейшие особы живут теперь гораздо согласнее, чем прежде, когда привязанность Императрицы к любимцу брала верх над чувствами матери. Впрочем, что-то будет дальше, и как отнесётся к этому родня Орлова? Есть и недовольные этой переменой, например, оба Чернышёвы. Они очень привержены к Орлову, зато слишком осторожны, чтобы открыто взять его сторону. Сам Орлов извещён обо всём происходящем, и трудно решить, какое влияние будет иметь это известие на успех его поручения. Продлит ли он своё отсутствие или же поторопится возвратиться сюда? В конце концов, дело это столь ново, что нет возможности выводить сколько-нибудь основательные заключения о дальнейшем, да и вообще говорить о нём небезопасно".
Сольмс полагал, что сближению Екатерины II с Васильчиковым способствовали Никита Панин и князь Фёдор Сергеевич Барятинский (1743-1814), но достоверно известно, что "недовольные" братья Чернышёвы одобрили кандидатуру Васильчикова, предложенную Паниным. Недовольство же Чернышёвых было вызвано тем, что теперь усиливались позиции Панина в ущерб их собственным интересам.
Отвлечёмся немного в сторону и посмотрим, как происходило утверждение кандидатов в фавориты.
Александр Иванович Тургенев (1784-1845) в своём сочинении "Российский двор в XVIII веке" сообщает о предварительных испытаниях, которым подвергались кандидаты в фавориты, прежде чем их допускали до Императрицы:
"В царствование [Екатерины] Великой посылали обыкновенно к Анне Степановне на пробу избираемого в фавориты Её Величества. По осмотре предназначенного в высокий сан наложника Матушке-Государыне лейб-медиком Роджерсоном и по удостоверению представленного годным на службу относительно здоровья, препровождали завербованного к Анне Степановне Протасовой на трёхнощное испытание.
Когда наречённый удовлетворял вполне требования Протасовой, она доносила Всемилостивейшей Государыне о благонадёжности испытанного, и тогда первое свидание было назначено по заведенному этикету двора или по уставу, высочайше для посвящения в сан наложника конфирмованному. Перекусихина Марья Саввишна и камердинер Захар Константинович были обязаны в тот день обедать вместе с избранным. В 10 часов вечера, когда императрица была уже в постели, Перекусихина вводила новобранца в опочивальню Благочестивейшей, одетого в китайский шлафрок, с книгою в руках и оставляла его для чтения в креслах подле ложа помазанницы. На другой день Перекусихина выводила из опочивальни посвященного и передавала его Захару Константиновичу, который вёл новопоставленного наложника в приготовленные для него чертоги. Здесь докладывал Захар уже раболепно фавориту, что Всемилостивейшая Государыня высочайше соизволила назначить его при высочайшей особе своей флигель-адъютантом, подносил ему мундир флигель-адъютантский, шляпу с бриллиантовым аграфом и 100 000 рублей карманных денег. До выхода ещё Государыни – зимою в Эрмитаж, а летом – в Царском Селе, в сад, прогуляться с новым флигель-адъютантом, которому она давала руку вести её, передняя зала у нового фаворита наполнялась первейшими государственными сановниками, вельможами, царедворцами, для принесения ему усерднейшего поздравления с получением высочайшей милости. Высокопреосвящённейший пастырь митрополит приезжал обыкновенно к фавориту на другой день посвящения его и благословлял его святою иконою!"
[Иван Самойлович Роджерсон (1741-1823).
Мария Саввишна Перекусихина (1739-1824).
Анна Степановна Протасова (1745-1826).
Захар Константинович Зотов (1755-1802).]
Следует иметь в виду, что перед нами обобщённое описание, и мы не знаем, в какой степени всё это относится именно к Васильчикову. Возможно, он прошёл самое простейшее испытание.
После Протасовой наставником Васильчикова стал князь Ф.С. Барятинский, который был одним из сводников в этой дворцовой интриге.
Возвышение Васильчикова, впрочем, происходило вначале не слишком официально, так что даже Иван Григорьевич Орлов ничего не подозревал до тех пор, пока 2 сентября новый фаворит не был пожалован в камергеры. Столь стремительная карьера Васильчикова, наконец, открыла глаза всем.
Охрана у покоев нового фаворита была выставлена совсем не зря, так как Орлов, кем-то извещённый о происходящих переменах, уже бросил все свои официальные дела и летел в Петербург в обычной курьерской кибитке. Но где-то на полпути он встретил курьера от Императрицы с письмом, в котором она рекомендовала графу Орлову
"избирать для временного пребывания Ваш замок Гатчину".
Граф Григорий Григорьевич Орлов: несколько фактов из биографии Фаворита. Часть VI. Васильчиков - новый фаворит императрицы
(Продолжение следует)
