После такого славного дела ("чумной бунт") положение Григория Орлова при императрице должно было бы только укрепиться, тем более что Екатерина II так настойчиво стремилась вернуть Орлова в Петербург. Однако "знатоки женских душ" из партии противников Орловых что-то такое усмотрели в самой императрице, в её поведении, за время отсутствия Григория Орлова. Во-первых, это были признаки некоторого охлаждения императрицы к своему фавориту из-за его многочисленных, но кратковременных, связей Орлова с её фрейлинами и другими придворными дамами. Екатерина II считала их просто "забавами" своего фаворита, но всё же... Во-вторых, императрица физиологически нуждалась в постоянном присутствии своего фаворита, а тот был в отъезде, хоть и по её приказу.
Во время отлучек Орлова у Екатерины II были кратковременные увлечения, которые, хоть и держались в строжайшей тайне, доходили до сведения Никиты Панина. Ведь такой кратковременный заместитель фаворита получал богатые дары, деньги, иногда чины, и отсылался подальше от Петербурга. А такие факты утаить было просто невозможно.
Враги Орловых стали искать повода для нового почётного отдаления Григория Орлова от императрицы, и на этот раз решили использовать внешнеполитическую карту.
В области внешней политики Григорий Орлов был ярым сторонником войн с Турцией и завоевания Константинополя, а тут, в начале 1772 года готовились мирные переговоры с Турцией. С подачи Никиты Ивановича Панина Екатерина II назначила уполномоченными России на мирных переговорах, намечавшиеся в Фокшанах, Григория Орлова и Алексея Михайловича Обрескова (1718-1787), который много лет был российским посланником в Стамбуле. Панин внушил императрице, что Григорий Орлов прекрасно справится и с этой задачей, которая казалась не слишком трудной в блеске побед российского оружия. Сам же Панин надеялся, что или время сыграет против Орлова и ему найдётся замена, или он провалит переговоры и лишится расположения императрицы.
Григорий Григорьевич не усмотрел никакого подвоха в своём новом назначении, хотя и не имел абсолютно никакого опыта в дипломатической деятельности. Усыплённый славой и расположением императрицы, он считался главным уполномоченным России на переговорах в Фокшанах и собирался лично вести все переговоры с турецкими посланниками. На самом деле, со стороны Орлова было бы намного разумнее использовать богатый опыт Обрескова, который не только прекрасно ориентировался во внешней политике, но и умел вести дела с турками.
Граф Григорий Орлов отбыл на конгресс, окружённый невиданным великолепием и роскошью. Ему было пожаловано множество красивых и пышных нарядов, один из которых, усыпанный бриллиантами, стоил миллион рублей! Это в тех-то ценах.
Орлова в Фокшаны сопровождал целый двор, там были не только пажи, но камергеры и маршалы, а одних только лакеев в роскошных ливреях было 24 человека. В обозе посла была великолепно оборудованная и сервированная кухня, ценные погребцы, роскошные экипажи и много чего ещё. Не слишком многие государи могли выезжать с такой вызывающей роскошью.
24 апреля 1772 года посольство отправилось в путь из Царского села, и 14 мая фельдмаршал Пётр Александрович Румянцев радушно встречал фаворита в Яссах.
Прошли май и июнь, Орлов проводил время в Яссах, а турецких посланников всё не было. В конце июня в Яссах началась эпидемия, так что 29 июня Орлов покинул Яссы и переехал в Фокшаны, куда только 24 июля прибыли турецкие посланники в сопровождении представителей Пруссии и Австрии.
Григорий Орлов, как уже говорилось, не был дипломатом, совершенно не имел опыта общения с людьми Востока, и стал совершать ошибки с первых же шагов. Впрочем, как позже выяснилось, первой и главной его ошибкой было согласие стать полномочным послом на переговорах с Турцией.
Сначала Орлов потребовал, чтобы представители Пруссии и Австрии покинули Фокшаны, так как Россия хотела вести переговоры непосредственно с Турцией.
Начав переговоры с турками, Орлов сразу же легкомысленно предупредил противников, что основным пунктом переговоров является независимость Крымских татар. В свою очередь турки ответили, что о независимости Крыма не может быть и речи, а этот вопрос следует решить деньгами. России и, разумеется, её посланнику.
Григорий Орлов на переговорах горячился, настаивал на своём, а Осман-Эфенди, турецкий посол, утомлял противника восточным красноречием, то и дело вставляя в свою речь различные прибаутки вроде следующей:
"Денег не берёт? Дело не пойдёт!", -
которые доводили Орлова до белого каления.
После нескольких дней переговоров (враги Орлова говорили, что всего двух) Григорий Орлов потерял надежду успешно завершить переговоры и 6 августа сообщил об этом в Петербург.
27 августа Панин огласил на заседании Государственного Совета сообщение Орлову, в котором послу рекомендовалось не зацикливаться на одном пункте, а приступить к переговорам по остальным позициям.
За это время Орлов, взбешённый дерзостью турецких послов, прервал с ними переговоры и уехал в Яссы, откуда 18 августа сообщил в Петербург о своём поступке, и что в главной штаб-квартире российской армии он будет ждать дальнейших распоряжений Государыни.
Это послание Орлова было зачитано в Государственном Совете 1 сентября, а уже 3 сентября ему был послан ответ, в котором Императрица одобряла решение Григория Орлова и позволяла ему вести переговоры по своему усмотрению, даже с возможностью использования армии. Это послание подписали Екатерина II и все десять членов Государственного Совета.
А тем временем в Петербурге произошло событие, коренным образом изменившее положение и судьбу Григория Орлова.
С весны 1772 года Екатерина II часто стала встречать на караулах в Царском Селе красивого молодого офицера – это был Александр Семёнович Васильчиков (1746-1813). Васильчикова подталкивал к Екатерине Никита Иванович Панин, предварительно убедившись в том, что этот представитель старой дворянской фамилии не будет представлять особой опасности, став фаворитом императрицы.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что 4 августа 1772 года английский посланник Роберт Ганнинг (1731-1816) писал в Лондон:
"Фаворит столь же мало популярен, сколь и сама Императрица, несмотря на все его усилия завоевать всеобщую любовь. Мне говорили, что в нём есть некоторые добрые качества, но никаких выдающихся талантов; он вертопрашен и ведёт до крайности беспутную жизнь; часто покидает он Императрицу, чтобы развлечься охотой или ради такого общества, которое никак не совместно со столь серьёзными их отношениями".
А в это время Императрица уже была серьёзно увлечена Васильчиковым, которого подтолкнул к ней Панин. Великий Князь Павел Петрович, которого Панин сблизил с Васильчиковым, чуть ли не открыто одобрял выбор своей матери, но Ганнинг лишь недавно стал посланником в Петербурге и не всё понимал.
Более прозорливым оказался прусский посланник в Петербурге граф Виктор фон Сольмс-Зонневальде (1730-1783), который так писал об этих событиях своему королю Фридриху II в письме от 3 августа 1772 года:
"Не могу более воздержаться и не сообщить Вашему Величеству об интересном событии, которое только что случилось при этом дворе. Отсутствие графа Орлова обнаружило весьма естественное, но, тем не менее, неожиданное обстоятельство: Её Величество нашла возможным обойтись без него, изменить свои чувства к нему и перенести своё расположение на другой предмет.
Конногвардейский поручик Васильчиков, случайно отправленный с небольшим отрядом в Царское Село для несения караулов, привлек внимание своей Государыни…
При переезде двора из Царского Села в Петергоф Её Величество в первый раз показала ему знак своего расположения, подарив золотую табакерку “за исправное содержание караулов”. Этому случаю не придали никакого значения, однако частые посещения Васильчиковым Петергофа, заботливость, с которою она спешила отличить его от других, более спокойное и веселое расположение её духа со времени удаления Орлова, неудовольствие родных и друзей последнего, наконец множество других мелких обстоятельств уже открыли глаза царедворцам. Хотя до сих пор всё держится в тайне, но никто из приближённых не сомневается, что Васильчиков находится уже в полной милости у Императрицы; в этом убедились особенно с того дня, когда он был пожалован камер-юнкером…"
Действительно, всё внешне выглядело как "только что", ведь Васильчиков был пожалован в камер-юнкеры 1 августа. Очевидно, императрица была довольна своим новым фаворитом, так как 2 сентября Васильчиков стал камергером и был пожалован орденом св. Александра Невского.
Однако связь императрицы с Васильчиковым началась раньше, ибо его фамилия появилась в "камер-фурьерском журнале" уже 5 мая. В этот день по указанию Екатерины II Васильчиков занял апартаменты, в которых раньше располагался Григорий Орлов, но из соображений безопасности у этих апартаментов был выставлен караул во избежание внезапного появления Григория Орлова.
Граф Григорий Григорьевич Орлов: несколько фактов из биографии Фаворита. Часть V. Чумной бунт
(Продолжение следует)
