После дела Хитрово Орловы почувствовали свою неуязвимость и могущество, а Екатерина II в беседе с французским посланником сказала следующее:
"Я знаю, что Орловы недостаточно образованны, но я им обязана тем, что я есмь. Они исполнены честности и отваги, и я уверена, что они не предадут меня".
А в письме к Вольтеру Екатерина II даже называла Григория Орлова
"героем, подобным древним римлянам времён цветущего состояния Республики, и имеющим одинаковую с ними храбрость и великодушие".
Верность - это очень много значит в придворной жизни, а встречается чрезвычайно редко, однако вопрос о браке императрицы с "достойнейшим из её подданных" после дела Хитрово больше не поднимался, так как Екатерина II поняла, что это может привести к взрыву недовольства среди высших лиц Империи, а то и к перевороту, которых в XVIII веке Россия видела уже немало.
Впрочем, Екатерина II по-прежнему часто привлекала Григория Орлова к выполнению ответственных государственных дел, но он в силу своей малограмотности и вспыльчивости часто с ними не справлялся, руководствуясь в своих поступках, в основном, простым здравым смыслом и своими инстинктами. Согласитесь, что для государственного деятеля это маловато.
Однако Екатерина II всегда высоко оценивала деятельность Григория Орлова, и в переписке с Иоганном Георгом Циммерманом (1728-1795) называла его
"единственным и истинно великим человеком, так мало оценённым современниками".
Это говорит о том, что современники, в отличие от Императрицы, не слишком высоко оценивали деловые качества её любимца.
При всей своей силе и храбрости, в общении с Екатериной Григорий Орлов был так нежен и кроток, что Екатерина II говорила о нём, что Григорий Орлов нежен как барашек. Это, конечно, прекрасная характеристика для любовника, но остальным соотечественникам было до лампочки (или до канделябра?), насколько ласков граф Орлов в будуаре Императрицы.
Кстати, замечу, что все братья Орловы жили очень дружно, были почтительны и уважали друг друга. Так граф Григорий никогда не садился в присутствии старшего брата графа Ивана без его разрешения или указания.
Сблизившись с Екатериной, Григорий Орлов по её совету был вынужден взяться за книги, чтобы повысить свой образовательный уровень. Он читал Энциклопедию и сочинения Дидро, которому позднее простодушно предлагал переехать на жительство в одну из своих деревень на полное обеспечение.
Но, пожалуй, больше Григория Орлова увлекали естественные науки, недаром Ломоносов подарил ему некий "метеорологический инструмент".
О степени его проникновения в тайны науки может рассказать следующий случай.
Однажды малолетний Великий Князь Павел Петрович забавлялся в своих комнатах, играя с креслами. Он накрывал их сукном, представляя, что это сани с полостью, а потом стягивал его. При этом Павел заметил, что с позолоты кресел проскакивают искры. Учитель физики Эпинус не смог объяснить это явление, но с ним блестяще справился Григорий Орлов. Вот как об этом пишет Семён Андреевич Порошин (1740-1769), воспитатель великого князя:
"Ввечеру эти креслы и сукно носили к Государыне. У её Величества в покоях делали опыты. Граф Григорий Григорьевич Орлов, будучи особливо до таких вещей охотник, нашёл, что когда муфтой или просто рукой по шёлковым обоям тереть станешь, то электризация производится, и сыплются искры".
В записках Порошина часто говорится об естественнонаучных интересах Григория Орлова. Известно, что в своём летнем дворце он устроил обсерваторию и часто проводил время в наблюдениях над небесными светилами.
Вместе с тем граф Орлов никогда не напускал на себя учёного вида, и даже в зрелых летах мог резвиться как мальчишка. Об этом сохранилось много свидетельств.
Но интересы Григория Орлова не ограничивались только естественными науками.
Григорий Орлов сыграл значительную роль в судьбе Дениса Фонвизина. Когда молодой Фонвизин прибыл в Петербург, у него уже была написана комедия "Бригадир", и отрывки из неё он с успехом читал в домах знатных вельмож, в том числе и у Григория Орлова.
Орлов оценил достоинства пьесы, доложил о своём впечатлении Императрице, и через некоторое время он пригласил Фонвизина во дворец на бал, захватив с собою "Бригадира". Во время бала Орлов подошёл к Фонвизину и сказал:
"Её Величество приказала вам после бала быть к себе, и вы с комедией извольте идти в Эрмитаж".
В присутствии Екатерины II и её избранного общества Фонвизин прочитал свою пьесу и имел большой успех. С этого момента дела Фонвизина пошли в гору.
В пользу Григория Орлова говорит и то, что очень резкий критик екатерининских времён князь Михаил Михайлович Щербатов (1733-1790) в своём сочинении "О повреждении нравов в России" весьма положительно отзывается о Григории Орлове (одном из немногих своих современников) и его деятельности. Щербатов даже несколько идеализирует нашего героя, когда пишет следующее:
"Во время случая Орлова дела шли довольно порядочно, и Государыня, подражая простоте своего любимца, снисходила к своим подданным. Не было многих раздаяний, но было исполнение должностей, и приятство Государево вместо награждений служило. Люди обходами не были обижаемы, и самолюбие Государево истинами любимца укрощаемо часто было... Орлов никогда не входил в управление не принадлежавшего ему места, никогда не льстил своей Государыне, к которой неложное усердие имел и говорил ей с некоторою грубостию все истины, но всегда на милосердие подвигал её сердце. Старался и любил выискивать людей достойных, поелику понятие его могло постигать... Ближних своих любимцев не любил инако производить, как по мере их заслуг, и первый знак его благоволения был заставлять с усердием служить Отечеству".
Григорий Орлов вместе с князем Романом Илларионовичем Воронцовым (1717-1783) и библиотекарем Императрицы Иоганном Каспаром (Иваном Ивановичем) Таубертом (1717-1771) был одним из учредителей Императорского Вольно-Экономического Общества, и предоставил один из своих домов для заседаний этой организации.
Когда в 1767 году в Москве работала "Комиссия об уложениях", Григорий Орлов принял в ней своеобразное участие. Во время выборов маршала этой Комиссии Григорий Орлов беседовал со своим соседом Николаем Ерофеевичем Муравьёвым (1724-1770) о внутренней архитектуре Грановитой палаты, а затем отвёл свою кандидатуру на пост маршала Комиссии.
Во время одного из заседаний Комиссии Верейский депутат Ипполит Семёнович Степанов в своём выступлении между прочим сказал, что крестьяне Каргопольского уезда ленивы и отягощены, утороплены и упорны. Тут Григорий Орлов прервал оратора и попросил слова, но ему в этом было отказано, а после окончания заседания Комиссии маршал вызвал Орлова для объяснений. Григорий Орлов заявил:
"Верейский депутат в возражении своём сделал два противоречия: во-первых, назвал крестьян Каргопольского уезда ленивыми и отягощёнными, чего вместе быть не может, и, во-вторых, уторопленными и упорными, каковые свойства также одно с другим не согласуются. Что подобные названия, относящиеся вообще ко всем крестьянам, не должны быть употребляемы при обсуждении дела, и он полагает, что выражения сии, обращённые в порицание всех крестьян, были помещены по ошибке писца, а не по мнению депутата. Может быть, он хотел сказать, что часть крестьян имеют означенные недостатки, ибо между всякого рода людьми есть хорошие и дурные".
Больше в заседаниях комиссии работа Григория Орлова не отражена.
В XVIII веке оспа была одной из самых страшных болезней в России, регулярно собиравшая обильный урожай. В 1767 году оспа распространилась по Петербургу, так что Екатерине II пришлось провести пять месяцев в своей загородной резиденции в условиях почти полной изоляции. После этого Императрица, слышавшая об успешности прививок от оспы в Европе, решила ввести их и в России. Сломив сопротивление российских медиков и церкви, Екатерина II в 1769 году вызвала в Россию английского врача Фому Димсталя (Томас Димсдэл, 1712-1800), который сделал прививки Императрице и Наследнику престола.
Григорий Орлов сделал прививку от оспы сразу же после Екатерины II и великого князя Павла Петровича.
Чумной бунт
О победе Григоря Орлова над чумой в Москве в 1771 году я кратко написал в
25-м выпуске Анекдотов. Теперь же настала пора рассказать подробнее об этом славном подвиге героя нашего рассказа.
Эпидемия чумы началась в Москве в конце 1770 года, а в начале весны 1771 года она начала принимать угрожающие размеры.
Ситуация вскоре вышла из-под контроля местных властей: эпидемия каждый день уносила всё больше людей, врачей и лекарств не хватало, так что с началом летней жары трупы стали валяться на улицах.
Начало процветать мародёрство, и противу всех санитарных правил обыватели снимали одежду с трупов, но это только ускоряло распространение эпидемии. Состоятельные люди и многие медики начали покидать Москву, чтобы укрыться в своих поместьях или деревнях.
Даже главнокомандующий Москвы фельдмаршал Пётр Семёнович Салтыков (1698-1772), прославившийся своей храбростью, в сентябре бросил свой пост и укрылся в подмосковном имении Марфине.
Увидев такой пример, Москву быстро покинули почти все чиновники и большинство дворян. Оставшиеся врачи практически прекратили свою работу и заявляли, что до наступления зимних холодов с эпидемией ничего нельзя поделать.
Граф Григорий Григорьевич Орлов: несколько фактов из биографии Фаворита. Часть III
(Продолжение следует)
