Благодарите Станиславского!
Во время одного из представлений "Чайки" в антракте к Антону Павловичу подошёл Владимир Александрович Поссе (1864-1940) и сказал:
“Антон Павлович, хочется вас поблагодарить за ту смелость, с какой вы решились крупного писателя, почти равного Тургеневу, вывести таким пошляком, как Тригорин”.
Антон Павлович побледнел и резко ответил:
“Благодарите за это не меня, а Станиславского, который действительно сделал из Тригорина пошляка. Я его пошляком не создавал”.
Советы литераторам
Интересны советы, которые давал Антон Павлович начинающим литераторам:
“Избегайте вы всяких терминов, особенно скоропроходящих. Некоторые слова через пять-шесть лет совсем уничтожаются и потом звучат в рассказе или в пьесе ужасно дико. Вы знаете, не так давно, в Воронеже, я смотрел свой водевиль “Медведь” и от слова “турнюр” пришел в ужас. Теперь это слово уже не существует, и в новом издании я его вычеркнул”.
Или такой:
“Печатать можно и немного, но писать следует как можно больше. К тридцати годам обязательно нужно определиться... Знаете, как нужно писать, чтобы вышла хорошая повесть? В ней не должно быть ничего лишнего. Вот как на военном корабле на палубе: там нет ничего лишнего, - так следует делать и в рассказе”.
Чехов о Гаршине
“Большим талантом его назвать нельзя. “Четыре дня” и “Записки рядового Иванова” - это вещи хорошие, а всё остальное наивно... Гаршин был чудесный человек и писал в очень выгодное для беллетриста время, - после войны. Книги всегда имеют огромный сбыт и читаются особенно охотно после окончания больших народных бедствий”.
[Всеволод Михайлович Гаршин (1855-1888).]
О браке
Антон Павлович говорил так:
“Счастливы или несчастливы данные муж и жена - этого сказать никто не может. Это тайна, которую знают трое: Бог, он и она”.
О Достоевском
Антон Павлович говорил следующее:
“Да, его жизнь была ужасна... Талант он, несомненно, очень большой, но иногда у него недоставало чутья. Ах, как он испортил “Карамазовых” этими речами прокурора и защитника, - это совсем, совсем лишнее”.
Мопассан
О таланте своего любимого Мопассана Антон Павлович говорил:
“Таланту подражать нельзя, потому что каждый настоящий талант есть нечто совершенно своеобразное. Золота искусственным путем не сделаешь. Поэтому никто и никогда не мог подражать Мопассану. Как бы об этом ни говорили, будет то, да не то...”
Когда у Антона Павловича спросили, как можно определить талант, он ответил:
“А никак. Талант есть талант и больше ничего”.
О современных ему писательницах-женщинах Антон Павлович отзывался довольно резко:
“Лучше я прочту что-нибудь из физики или по электротехнике, чем женское писание. Вот госпожи такая-то и такая-то пишут, пишут, а когда умрут, ничего от них не останется”.
Однажды Антон Павлович в разговоре о Лермонтове сказал:
“Вы знаете, как женщины относились к Лермонтову, пока он был жив? Считали его шелопаем и хлыщом”.
Чехов=Пушкин?
Борис Александрович Лазаревский (1871-1936) вспоминал о своем разговоре с Л.Н. Толстым о творчестве Чехова. Толстой будто бы сказал:
“Чехов - это Пушкин в прозе. Вот как в стихах Пушкина каждый может найти отклик на свое личное переживание, такой же отклик каждый может найти и в повестях Чехова. Некоторые вещи положительно замечательны... Вы знаете, я выбрал все его наиболее понравившиеся мне рассказы и переплёл их в одну книгу, которую читаю всегда с огромным удовольствием”.
Позднее и Николай Дмитриевич Телешов (1867-1957) повторил в своих записках сравнение Чехова с Пушкиным.
И.А. Бунин, читая Телешова, возмутился и написал:
“Когда, кому он это говорил? И сравнение-то глупое”.
Переводы
Рассуждал Антон Павлович и о мастерстве переводчиков:
“А вот мне трудно было бы переводить. Я так привязан к нашей, русской, жизни, что, если бы речь зашла о лондонском полисмене, я непременно думал бы о московском городовом. Знаете, как один немец перевел эпиграф к роману “Анна Каренина”? Вместо:
“Мне отмщение и аз воздам,” –
у него получилось:
“Меня подсиживают, и я иду с туза”.
По-немецки: “Ас” – туз”.
О поэзии
О современной ему поэзии Антон Павлович отзывался с изрядной долей скепсиса и говорил, связывая её с процессом творчества вообще:
“Я плохо разбираюсь в современных направлениях в поэзии. Дело, видите ли, не в символизме и декадентстве и не в реализме, а в живом ощущении действительности и в том, что, когда вы пишете, нужно, чтобы слова лились из души. Никакая форма и вычурные выражения не спасут, если автор не прочувствует задуманного произведения. Тем сколько угодно. Могу продать вам по пятачку за пару”.
Тема для рассказа
Однажды, сидя в ресторане, Антон Павлович предложил своим собеседникам тему для рассказа, которая в приблизительной передаче звучит так:
“Вот обратите внимание, слева сидит пожилой, облезлый скрипач. Он рассеянно перевернул ноты и, видимо, сфальшивил. Я ничего не смыслю в бемолях, терциях и прочих крючкообразных существах, населяющих музыкальный мир. В данном случае я сужу по злому взгляду режиссёра и по резким движениям палочки, направленной в сторону скрипача. Вот опять! С скрипачом что-то случилось. Вы, как поэт, предполагаете, что он страдает за униженное искусство: божественного Моцарта преподносят, как приправу к кушаньям. Я думаю проще: у него зубная боль или сбежала жена. В довершение всяких бед, возможно, его сегодня же выгонят из оркестра. Дома - нужда, клопы, и когда он разучивает мелодии, под окном воет дворовая собака. Подставьте под свои наблюдения определенные величины, и вот вам готов рассказ или поэма, - это уж как вам Бог на душу положит”.
Кто лучше знает театр?
При встрече в Москве Горький спросил у Антона Павловича, когда же состоится первое представление “Вишневого сада”. Антон Павлович ответил:
“Не знаю, пока всё время спорим с Станиславским. Он уверяет, что моя пьеса - лирическая драма. Это же неверно. Я написал фарс, самый веселый фарс!”
Чехов помолчал немного и добавил:
“А, пожалуй, Станиславский прав. Когда я бываю на репетициях, я испытываю одно страдание: Станиславский на моих же глазах безжалостно сокращает сцены”.
Тогда Горький предложил Чехову печатать пьесу в сборнике “Знание” без сокращений, но Антон Павлович стал отказываться:
“Нет, нет, печатайте с режиссёрской правкой. Иначе это внесёт путаницу при постановке другими театрами. Что ни говорите, Станиславский знает театр лучше нас с вами”.
И тут же Антон Павлович добавил:
“А вот “Мнимого больного” Мольера я не позволю ему ставить. Это будет моя режиссура. Я же доктор”.
Я – доктор!
Незадолго до своей смерти, уже смертельно больной, сидел Чехов в своей комнате в Ялте. Вошла Марья Павловна и сказала ему, что заболела кухарка, лежит, у неё сильная головная боль. Антон Павлович вначале не обратил внимания на её слова, но потом встал со словами:
“Ах, я и забыл. Ведь я доктор. Как же, я ведь доктор. Пойду, посмотрю, что с ней”.
И пошёл на кухню.
В одном из своих писем Чехов отметил, что его перевели на датский язык, и забавно добавлял:
"Теперь я спокоен за Данию".
В одном из писем к Марку Алданову (1886-1957) Бунин писал:
“Я только что прочел книгу В. Ермилова. Очень способный и ловкий ... так обработал Чехова, столько сделал выписок из его произведений и писем, что Чехов оказался совершеннейший большевик и даже "буревестник", не хуже Горького, только другого склада...”
[Советский критик Владимир Владимирович Ермилов (1904-1965) в 1946 году издал в серии ЖЗЛ книгу "Чехов".]
Юбилей
Незадолго до сорокалетия Чехова кто-то из знакомых напомнил ему:
"Да, Антон Павлович, вот скоро и юбилей ваш будем праздновать!"
Чехов скептически ответил:
"Знаю-с я эти юбилеи. Бранят человека двадцать пять лет на все корки, а потом дарят гусиное перо из алюминия и целый день несут над ним, со слезами и поцелуями, восторженную ахинею!"
В усадьбе Чехова
Станиславский в своих мемуарах вспоминает о днях, проведённых в чеховской усадьбе:
"Приезжали и уезжали. Кончался один завтрак, подавался другой. Марья Павловна разрывалась на части, а Ольга Леонардовна, как верная подруга, или как будущая хозяйка дома, с засученными рукавами деятельно помогала по хозяйству.
В одном углу литературный спор, в саду, как школьники, занимались тем, кто дальше бросит камень, в третьей кучке И.А. Бунин с необыкновенным талантом представляет что-то, а там, где Бунин, непременно стоит и Антон Павлович и хохочет, помирая от смеха. Никто не умел смешить Антона Павловича, как И.А. Бунин, когда он был в хорошем настроении".
Несколько цитат из высказываний А.П. Чехова
"Я помню, в Александринском театре ставили мою "Чайку". Под суфлера! Боже мой, что только они там говорили!.."
"Ну, какой же Леонид Андреев писатель? Это просто помощник присяжного поверенного, который ужасно любит говорить..."
"Студенты бунтуют, чтобы прослыть героями и легче ухаживать за барышнями".
"До чего мы ленивый народ. Даже природу заразили ленью. Вы поглядите только на эту речку, до чего же ей лень двигаться! Вон, она какие колена загибает, а всё от лени. И вся наша пресловутая "психология", вся эта достоевщина тоже ведь от этого. Лень работать, ну, вот и выдумывают".
А.П. Чехов: взгляд со стороны, анекдоты, высказывания. Вып. 16
(Продолжение следует)
