Если кинуть беглый взгляд на ход этого показательного процесса, то возмущение советского адвоката понять можно, хотя дело было вовсе не в поведении обвиняемых.
Не хватало улик, то есть вещественных доказательств убийства. Суду были предъявлены только нож со следами крови, вынутый из-за иконы при обыске в доме Сергея Морозова, и испачканные кровью штаны с рубахой. Следствие не пыталось установить, чьи это вещи и чья кровь на них, и суд этим вопросом также не заинтересовался.
Свидетели обвинения ситуацию не улучшили. Они не приводили никаких фактов, которые могли бы изобличить убийц, а лишь дружно требовали от суда применить к обвиняемым высшую меру социальной защиты. Даже десятилетний Алексей Морозов потребовал смерти для своих деда и бабушки (явно по подсказке взрослых).
Основным доказательством вины подсудимых были цитаты из докладов Сталина и Молотова, в которых утверждалось, что классовая борьба на отдельных участках усиливается, а обвиняемые являются наглядной иллюстрацией правильности высказываний советских руководителей.
Прокурор также сказал, что для построения бесклассового общества следует уничтожить остатки враждебных классов, и указал при этом на обвиняемых.
Газеты писали о том, что подсудимые дружно изобличали друг друга, а также признавались в убийстве братьев Морозовых. Из сохранившихся материалов дела однако следует, что никто из обвиняемых в убийстве не признался. Да и свидетели показательного судебного процесса запомнили, что никто из подсудимых в убийстве не признался.
Однако "самый гуманный суд в мире" такие мелочи не волновали. Подсудимый Арсений Силин по непонятным для всех причинам был оправдан, а остальным зачитали приговор:
"Кулуканова Арсения, Морозова Сергея, Морозова Данилу, Морозову Ксению – признать виновными в убийстве на почве классовой ненависти пионера Морозова Павла и его брата Фёдора и на основании ст. 58.8 УК РСФСР всех четверых подвергнуть высшей мере социальной защиты – расстрелять".
Агитаторы в деревнях потом рассказывали, что подсудимых расстреляли сразу же после окончания суда. Приговорённых вывели к яме, приказали снять одежду (не пропадать же добру) и всех перестреляли.
Однако есть свидетельства, что Данилу Морозова оставили в живых.
Учительница Кабина говорила, что через три месяца после суда она получила письмо от Данилы, в котором тот сообщал, что стариков расстреляли, а он ещё жив. Кабина побоялась хранить письмо, противоречащее официальной версии о расстреле всех осуждённых, и уничтожила его.
Учительница Позднина говорила, что освободившееся заключённые сообщили ей о судьбе Данилы. Его не стали расстреливать "за большую помощь, оказанную советской власти", а дали только 25 лет лагерей и с изменённой фамилией отправили парнишку на лесоповал. Не пропадать же дармовой рабочей силе!
После окончания судебного процесса имя Павлика Морозова стало появляться не только на страницах газет, оно звучало на различных совещаниях и с трибун всевозможных съездов и конференций.
ЦК комсомола разработал план пропаганды подвига Морозова и спустил его всем комсомольским и пионерским газетам СССР.
Сверху также поступило указание "обеспечить написание сценария для кинофильма и пьес для детских театров, а также издание книг и плакатов о пионере-герое Павлике Морозове.
И понеслось!
"Пионерская правда" очень быстро сообщила, что на самолёт "Павлик Морозов" уже собраны десятки тысяч рублей. Было выдвинуто предложение начать сбор средств на постройку танка имени юного героя, но эта инициатива почему-то заглохла.
1933-й года начался и проходил под знаком воспитания юного поколения в духе беззаветной преданности делу строительства коммунизма. Считалось, что с кулачеством, в основном, уже покончено.
Газета "Пионерская правда" писала, что основная задача пионерской организации – воспитывать ненависть к врагам партии и советского государства. Газета спрашивала:
Почему Павлик Морозов не боялся разоблачать своего отца и дядю Кулуканова?"
И сама же давала ответ:
"Потому что он был настоящий пионер. Умел отличать друзей от врагов".
Первое художественное произведение о Павлике Морозове написал Михаил Дорошин, и оно называлось "Поэма о ненависти". Юное поколение приучали к тому, что кругом полно врагов, и дети должны чуть ли не с детского сада разоблачать кулаков, троцкистов и шпионов.
В газете "Правда" и в других центральных газетах была опубликована статья Максима Горького, в которой известный писатель провозглашал:
"Борьба с мелкими вредителями – сорняками и грызунами – научила ребят бороться и против крупных, двуногих. Здесь уместно напомнить подвиг пионера Павла Морозова, мальчика, который понял, что человек – родной по крови, вполне может быть врагом по духу и что такого человека – нельзя щадить".
Партия требовала устами Горького выявлять двуногих вредителей среди своих родных и близких, то есть надо было подозревать, следить и сообщать куда следует.
Теперь главным героем СССР был объявлен не борец за коллективизацию или индустриализацию, а – доносчик.
В 1934 году в Москве открылся Первый съезд советских писателей, и на нём также всплыл вопрос о Павлике Морозове.
Горький заявил:
"Память о нём [Морозове] не должна исчезнуть. Этот маленький герой заслуживает монумента, и я уверен, что монумент будет поставлен".
Юные пионеры, которые приветствовали этот съезд, дружно поддержали инициативу Горького.
"Комсомольская правда" сообщала:
"тут же вносится предложение президиума немедленно организовать сбор средств на памятник отважному пионеру Павлу Морозову. Алексей Максимович бер1т стопку писчей бумаги и пишет:
"На памятник пионеру-герою Павлу Морозову. М. Горький – 500 р."
Горького окружил весь президиум. Лист покрывается длинной вереницей фамилий".
Правда, "Пионерская правда" сообщила, что сбор средств предложил начать Николай Тихонов, но это такие мелочи...
Поэт Александр Яшин после съезда писал в "Комсомольской правде":
"Писатели стараются написать о Павлике Морозове такую книгу, чтобы она показала лучшие, типичные черты наших детей, стремятся создать образ пионера, которому бы подражали поколения советских ребят".
В 1936 году, перед смертью, Горький опять вспомнил о Морозове:
"Это одно из чудес нашей эпохи".
Книги о Павле Морозове, напичканные вымышленными подвигами, написали Губарев, Соломеин, Смирнов, Ал. Яковлев, и они были изданы миллионными тиражами. Но кроме Соломеина в Герасимовке никто из писателей так и не побывал, так что писатели заочно соревновались между собой в придумывании новых заслуг пионера-героя.
Начинали писать о Морозове Демьян Бедный и Алексей Толстой, но по каким-то причинам не завершили свои труды, а вот Степан Щипачёв завершил и опубликовал свою поэму.
Следует напомнить, что деятели советского искусства дружно стали воспевать и прославлять подвиги Пашки, то есть Павлика, Морозова.
На эту тему было создано несколько пьес, которые ставились в театрах вплоть до начала 60-х годов XX века.
Художники создали множество картин, плакатов и открыток с портретами Павлика и сюжетами из его короткой жизни.
Композиторы тоже не остались в стороне. Московский композитор Витлин воспел подвиг Морозова, создав кантату для хора и симфонического оркестра.
Ленинградский композитор Балашкин написал симфоническую поэму "Павлик Морозов".
Сергей Михалков написал "Песню о Павлике Морозове", музыку к которой сочинил венгерский коммунист-музыкант Ференц Сабо.
После войны в Москве до середины 50-х годов шла опера Михаила Карасёва "Павлик Морозов". Критики хвалили музыку, но делали замечания по сюжетным ходам произведения. Чего они придирались-то?
Вот отец поёт арию "Зачем его пустил я в пионеры?"
Вот Павлик стоит в дозоре и спасает от поджога колхозный хлеб, а хор колхозников умиляется:
"Что за Пашенька -
Честный, смелый он!
Врагов не испугался,
С отцом не посчитался.
Что за Пашенька –
Скромен да умён!"
Девочки-пионерки водили хоровод вокруг Павлика, укладывали его спать и пели ему колыбельную.
Затем Павлик находил в кустах подделанную отцом справку и отдавал её учительнице, а та – уполномоченному.
Вот на этом месте критика и встрепенулась, мол, даже семилетний малыш должен был нести такую находку прямо в ОГПУ.
Великий Эйзенштейн снял фильм о пионере-герое, который, к сожалению, так и не вышел на экраны. Руководство страны (вы понимаете, кто) оценило фильм как формалистический и заражённый мистицизмом.
Жаль, что мы его так и не увидели, ведь Виктор Шкловский в своей книге о маститом режиссёре назвал фильм великим и правдивым произведением, в котором отражено торжество жизни и литературы.
Сам же Эйзенштейн к критике руководства отнёсся очень болезненно и начал публично каяться, называя свой фильм порочным и политически несостоятельным. Он клял себя за слепоту, беспечность, отсутствие бдительности, отрыв от коллектива и масс и обвинял себя в том, что за драмой сыноубийцы скрыл от зрителя классовую ненависть к кулаку.
Детское доносительство в СССР с 1934 года набирало стремительные темпы, образцовые доносы публиковались в газетах, а сами доносчики прославлялись и награждались ценными подарками или путёвками в "Артек". Тех же людей, на которых доносили дети, обычно арестовывали, а иногда и расстреливали.
Доносительство становилось массовым. Газета "Всходы коммунизма" в Свердловске предупреждала: тот, кто не доносит, сам враг, и о таких следует немедленно сообщать.
Для пионеров даже была создана инструкция, которая учила детей, где могут быть враги народа, как их искать и куда сообщать. Чтобы враги не перехватывали детские письма на местной почте, их следовало доставлять на ближайшую станцию и передавать в почтовый вагон проходящих поездов.
Журнал "Социалистическая законность" разъяснял, что такое свобода слова в СССР. Оказывается, осведомление органов и властей как раз и является той свободой слова, которую обеспечивала Сталинская конституция.
И детишки со всех концов страны пользовались этой свободой, соревнуясь между собой, кто больше донесёт.
Советский народ не остался равнодушным к этой кампании, и ответил массовыми расправами над детьми-доносчиками. Даже по официальным данным в предвоенные годы погибли несколько десятков пионеров, но реально количество жертв было значительно больше.
А как же обстояло дело с памятником пионеру-герою?
Первоначально предполагалось, что памятник будет установлен у Кремлёвской стены, но дело затянулось. Памятник Павлику Морозову был открыт только в конце 1948 года на Красной Пресне в переулке Павлика Морозова (Нововаганьковский переулок до переименования).
Мечта Горького наконец осуществилась, а по Москве стала ходить шутка, что в столице теперь есть два памятника первым людям: первопечатнику и перводоносчику.
Кстати, колхоз в Герасимовке образовали только после ареста подозреваемых в убийстве братьев Морозовых, и в него вступили пять человек. В 1937 году колхоз образовали ещё раз – вступили 17 человек. К началу войны в 1941 году в герасимовском колхозе состояли только 50 хозяйств из 140.
Павлик Морозов: доносчик на отца – пионер-герой № 1 в СССР. Часть V
