Роль самого Волошина в истории с Черубиной так и осталась для Маковского неясной, невыясненной, да он не очень и докапывался, а остальные аполлоновцы из деликатности при Маковском не затрагивали эту тему.
О своих дальнейших отношениях с Максом Волошиным Маковский пишет так:
"Мои дружеские отношения с Максом не изменились, хоть и создалась известная натянутость в них, отчасти под влиянием общей холодности к нему со стороны аполлоновцев".
Очевидно "другие аполлоновцы" были больше осведомлены о роли Волошина в этой мистификации.
Однако сам Маковский в другом месте признаёт, что Черубина была полностью выдумана Волошиным и что
"он [Волошин] скрыл, что стихи Черубины отчасти - его, Волошина, стихи, что иные строки сочинены им от слова до слова".
Только неясно, насколько большую часть этих стихов написал сам Волошин.
Макс Волошин очень коротко и сухо описывает эпизод с разоблачением Черубины, полностью извратив при этом суть событий:
"Мы с Лилей стали замечать, что кто-то другой, кроме нас, вмешивается в историю Черубины. Маковский начал получать от имени Черубины какие-то письма, написанные не нами. И мы решили оборвать".
Всё сплошное враньё!
Они решили оборвать! Как вам это понравится, уважаемые читатели?!
Более того, Волошин утверждает, что Дмитриева якобы сама разоблачила себя. Да, она разоблачила себя - перед Гюнтером, но Волошин написал так, что создаётся совсем иное впечатление:
"Когда Черубина разоблачила себя, Маковский поехал к ней с визитом и стал уверять, что он уже обо всем давно знал:
"Я хотел дать Вам возможность дописать до конца Вашу красивую поэму".
Видите! У Волошина уже Маковский поехал к Дмитриевой, а не наоборот.
Правда, в один момент Волошин всё-таки вынужден признать, что он не всегда такой белый и пушистый - когда надо, может и соврать:
"Он [Маковский] подозревал о моем сообщничестве с Лилей и однажды спросил меня об этом, но я, честно глядя ему в глаза, отрекся от всего. Мое отречение было встречено с молчаливой благодарностью".
Но ведь врать последние два с половиной месяца Волошину приходилось постоянно.
Вот и в рассказе о разоблачении Черубины Волошин постоянно юлит, пытаясь найти оправдания, но не всегда удачно.
Вначале Волошин утверждает, что Дмитриева никого из мужчин в редакции не знала.
Как это, никого не знала? Она была знакома с Волошиным, Алексеем Толстым и Гумилёвым, - это как минимум. Кроме того, известно, что в апреле-мае 1909 года Дмитриева часто посещала собрания Поэтической Академии на квартире у Вячеслава Иванова, где наверняка познакомилась с кем-нибудь ещё из поэтов и будущих членов редакции "Аполлона".
Так что и это утверждение Волошина является просто ложью.
Взваливая вину на далёкого Гюнтера, Волошин вообще не церемонится:
"Одному немецкому поэту, Ганцу Гюнтеру, который забавлялся оккультизмом, удалось завладеть доверием Лили. Она была в то время в очень нервном возбужденном состоянии. Очевидно, Гюнтер добился от нее каких-нибудь признаний".
Это ещё не статистика, но уже наглая ложь! Хорошо известно, что Штайнером и оккультными штучками увлекались сам Волошин и с его подачи Дмитриева, а Гюнтер как раз насмехался над этими увлечениями.
Торчащие уши Волошина наводят на сильные подозрения, а не применял ли сам Волошин каких-нибудь оккультных штучек, подчиняя Дмитриеву своему влиянию?
Тут мы вплотную подходим к дуэли между Гумилёвым и Волошиным.
Как и из-за чего возникла эта дуэль?
Устоявшаяся и широко пропагандируемая точка зрения такова:
Гумилёв, якобы, давно просил (даже умолял) Дмитриеву выйти за него замуж, а она ему отказывала; тогда Гумилёв оскорбил Дмитриеву и стал распространять про неё грязные слухи, а пушистый (и весь в белом) Волошин был вынужден вступиться за честь оскорблённой женщины.
Волошин утверждает:
"Он [Гюнтер] стал рассказывать, что Гумилёв говорит о том, как у них с Лилей в Коктебеле был большой роман. Все это в грубых выражениях. Гюнтер даже устроил Лиле "очную ставку" с Гумилёвым, которому она принуждена была сказать, что он лжет. Гюнтер же был с Гумилёвым на "ты" и, очевидно, на его стороне. Я почувствовал себя ответственным за все это и... через два дня стрелялся с Гумилёвым".
Макс, по словам Маковского, так освещал произошедшие события, что
"Волошину все это создавало ореол "рыцаря без страха и упрека"".
Волошин также пишет, что перед вызовом он советовался с женихом Дмитриевой и неким Борисом Алексеевичем Леманом (1880-1945), который, кстати, был одним из руководителей Петербургского антропософского общества. Что-то многовато оккультизма незаметно наворачивается вокруг нашей истории?
В эмиграции Маковский писал свои мемуары, потом переписывался с Гюнтером и получил от него следующие сведения:
"Гюнтер был, случайно, свидетелем того, как Гумилёв, друживший с ним тогда, действительно грубо оскорбил Дмитриеву, защищая себя от её притязаний выйти замуж за него, Гумилёва, с которым она была в любовной связи... Она пожаловалась Максу... Остальное становится понятным..."
Вот какая интересная штука получается!
Оказывается, это не Гумилёв умолял Дмитриеву выйти за него замуж [как пытаются нас в этом убедить Волошин и его сторонники из современных "исследователей"], а Дмитриева хотела женить на себе Гумилёва.
Вот эту правду про Дмитриеву-Черубину и стремился закамуфлировать Волошин, вызывая Гумилёва на дуэль. Ведь подобный факт мог полностью разрушить всю легенду о Черубине, которую он так старательно создавал и разыгрывал. Да и роль самого Волошина в этой истории становилась очень сомнительной.
Современники, очевидно, очень хорошо знали о роли Волошина во всей этой истории. Недаром сразу же после дуэли Гумилёв-Волошин Макса почти везде перестали принимать, и он в самом начале 1910 года был вынужден навсегда покинуть Петербург и укрылся в Коктебеле. Вот основная и истинная причина крымского затворничества Волошина!
Но я забежал немного вперёд.
Сохранилась "Исповедь" Дмитриевой-Васильевой, которую она написала только в 1926 году. За это время женщина с такой неустойчивой психикой внушила себе совершенно фантастическое представление о событиях 1909 года, да и Волошин в их многолетней переписке и при личных свиданиях мог внушить Лиле обеляющую его [и её] версию.
Вот как Лиля описывает обстоятельства, приведшие к дуэли:
"Наконец Н.Ст. не выдержал, любовь ко мне уже стала переходить в ненависть. В "Аполлоне" он остановил меня и сказал: "Я прошу Вас последний раз - выходите за меня замуж"; - я сказала: "Нет!" Он побледнел - "Ну, тогда Вы узнаете меня". - Это была суббота. В понедельник ко мне пришел Гюнтер и сказал, что Н.С. на "Башне" говорил Бог знает что обо мне. Я позвала Н.С. к Лидии Павл. Брюлловой, там же был и Гюнтер. Я спросила Н.С., говорил ли он это. Он повторил мне в лицо. Я вышла из комнаты. Он уже ненавидел меня. Через два дня М.А. ударил его".
Здесь всё враньё, начиная с дат и дней недели, да и Гюнтер, как мы только что видели, вспоминает совсем другое.
Возражение на подобное истолкование событий поступило совсем с неожиданной стороны, от Алексея Толстого, который был секундантом Волошина на той дуэли. Вот что он пишет:
"Здесь, конечно, не место рассказывать о том, чего сам Гумилёв никогда не желал делать достоянием общества. Но я знаю и утверждаю, что обвинение, брошенное ему, - в произнесении им некоторых неосторожных слов - было ложно: слов этих он не произносил и произнести не мог. Однако из гордости и презрения он молчал, не отрицая обвинения; когда же была устроена очная ставка, и он услышал на очной ставке ложь, то он из гордости и презрения подтвердил эту ложь".
Совсем другая картина вырисовывается, уважаемые читатели! Так кто же спровоцировал дуэль? Получается, что сама Лиля Дмитриева. Она и раньше была не прочь приврать при необходимости, например, когда уговорила Гумилёва поехать с ней в Коктебель, а Волошину писала, что Гумилёв сам напросился на эту поездку.
И когда началась мистификация с Черубиной де Габриак, Дмитриева в Петербурге опять стала преследовать Гумилёва, собираясь выйти за него замуж - ведь Макс Волошин, несмотря на его позднейшие уверения, совсем не спешил делать ей предложение. Гумилёв же резко отвергал все попытки Дмитриевой сблизиться с ним.
Волошин очень много времени и сил отдавал созданию и развитию мистификации с Черубиной, и часто у него просто не хватало времени и сил, чтобы удовлетворять свою любовницу. Лиля через некоторое время, как мы видели, завела роман с Гюнтером, но и этого ей показалось мало - хотелось ещё завлечь и Гумилёва. Так как Гюнтер очень быстро догадался о её прошлом романе с Гумилёвым, то она не очень от него и скрывала свое стремление выйти замуж за Н.С.
В это время Дмитриеву почти одновременно поразили удары судьбы: разоблачение тайны Черубины Кузминым и грубый отказ Гумилёва жениться на ней.
Охотно верю, что отказ был сделан в резкой форме - достала уже, - и обиженная Лиля Дмитриева побежала искать утешения у Волошина. Но Волошину она несколько иначе изложила события, чем это было в действительности. Мы её версию уже знаем.
А Волошин перепугался, что Гумилёв может отомстить, раскрыв истинное лицо Дмитриевой и предав огласке роль Волошина в поэтической мистификации после анализа текстов Черубины. Волошин судил о Гумилёве по себе, по-мещански, а Николай Степанович при всех своих недостатках всё-таки был рыцарем и джентльменом. О своих галантных похождениях Гумилёв не рассказывал даже близким людям.
Да и личный фактор, ревность, сыграл свою роль - ведь Волошин ещё не догадался о счастливом сопернике в лице Гюнтера.
Дмитриева же до конца старалась играть роль роковой женщины. Она нашептала своим любовникам, Гюнтеру и Волошину, порочившие Гумилёва слова, который якобы оскорблял саму Лилю, образ и легенду Черубины, а косвенно - и всю мистификацию Волошина, а также и его репутацию. Дмитриева вольно или невольно стравливала Волошина и Гумилёва, возможно и не подозревая, чем это обернётся.
Волошин не горел желанием драться на дуэли, но решился на это после консультаций с Леманом. Странно всё это! При чём здесь Леман? Не знаю. Опять оккультизм вмешивается? Но только после встречи с Леманом Волошин решился оскорбить Гумилёва.
Вот как примерно происходили события, предшествовавшие дуэли.
Черубина де Габриак: другая сторона медали или, о чем не написал Макс Волошин. Часть VIII
(Продолжение следует)
