Иоганнес фон Гюнтер (1886-1973), курляндский немец (поэт, драматург, переводчик и писатель), впервые приехал в Петербург в начале 1906 года и на всю жизнь остался влюбленным в Петербург, в русскую культуру Серебряного века. Он сразу же познакомился с Блоком, Кузминым, Вяч. Ивановым, Городецким, Сергеем Соловьевым, Ремизовым, Сомовым, Пястом и многими другими. В Москве он познакомился с Брюсовым и Белым.
[Кузмин Михаил Алексеевич (1872-1936);
Городецкий Сергей Митрофанович (1884-1967);
Иванов Вячеслав Иванович (1866-1949);
Соловьев Сергей Михайлович (1885-1942);
Ремизов Алексей Михайлович (1877-1957);
Сомов Константин Андреевич (1869-1939);
Пяст Владимир Алексеевич (1886-1940);
Брюсов Валерий Яковлевич (1873-1924);
Андрей Белый (Бугаев Борис Николаевич, 1880-1934).]
Гюнтер приезжал в Петербург еще в декабре 1906 года и в 1908 году, но нас сейчас интересует его пребывание в Петербурге в 1909 году.
Кузмин сразу же привлек Гюнтера в редакцию "Аполлона", и хотя место редактора немецкой литературы уже занимал Гофман Виктор Викторович (1884-1911), Маковский нашел дело и для Гюнтера.
В редакции, помимо Кузмина, Гюнтер близко сошелся с Гумилевым, бароном Николаем Николаевичем Врангелем (1880-1915), Сергеем Абрамовичем Ауслендером (1886-1937) и Евгением Александровичем Зноско-Боровским (1884-1954).
Забегая немного вперед, скажу, что уже в третьем номере "Аполлона", в декабре 1909 года, была опубликована пьеса Гюнтера "Маг" в переводе Петра Петровича Потемкина (1886-1926).
Вопреки широко распространенному мнению о том, что в Черубину были влюблены почти все члены редакции "Аполлона", это не соответствует действительности. Помимо самого Маковского, таинственной Черубиной увлеклись еще Врангель, Трубников, Зноско и Гюнтер. Вот и все. Остальные открыто (и справедливо) считали эту историю мистификацией. Я не говорю о тех, кто был в курсе событий, то есть о Волошине, Гумилеве и Алексее Толстом. И уж тем более нет никаких оснований считать, что весь Петербург был увлечен Черубиной.
Гюнтер считал, что в опубликованных воспоминаниях вся история с Черубиной изображена не совсем достоверно в силу личных причин, а Маковский изобразил эту историю в своем преломлении, так как она была ему неприятна из-за его чрезмерного увлечения фантомом Черубины.
Возможно, Гюнтер более точно передает историю с разоблачением Черубины, но во всём доверять ему не приходится из-за того, что он плохо всё-таки знал действующих лиц нашей истории и их взаимоотношения. И он тоже был заинтересованным лицом.
Полного текста воспоминаний Гюнтера на русском языке еще нет (только фрагменты), текст на немецком языке в Интернете не вывешен (или я плохо искал), а ползти из-за него в библиотеку я, извините, не захотел.
Попробуем извлечь правдоподобную информацию из того, что доступно, сделав скидку на восторженное восприятие молодым немецким переводчиком реалий культурной жизни российской столицы.
Итак, Гюнтер вертится в редакции "Аполлона", сталкиваясь со множеством интересных людей, и посещает множество литературных и окололитературных сборищ Петербурга. Время от времени он сталкивается и с Лилей Дмитриевой, но не обращает особого внимания на невзрачную поэтессу.
Дмитриева за два месяца работы в качестве Черубины особых дивидендов не получила. Волошин-то получал огромное наслаждение от одурачивания Маковского и нескольких молодых людей, но Лиле это, по-видимому, стало уже приедаться. Её собственные стихи ведь так и не напечатаны, в отличие от стихов Черубины, и любовник Макс еще оставался, но этого нашей героине явно не хватало. Ведь кругом вертелось множество интересных молодых людей, поэтов, но она, Лиля Дмитриева, их несколько не интересовала. Обидно.
Правда, в первом же вышедшем номере журнала "Аполлон" Дмитриева указана как член редакции, вместе с Черубиной де Габриак, но этого ей мало. Да и Волошин был не слишком доволен этим обстоятельством - снижалась эффективность его мистификации.
Дойдя до этого места, я подумал, что у Волошина могли быть и личные причины для того, чтобы отомстить Маковскому, разыграв его. Недаром в сентябре Дмитриева писала Александре Михайловне Петровой (1871-1921):
<Больной, без денег почти и в <Аполлоне> большая интрига против него... Но потом он очень сошелся с Маковским>.
Что-то там было еще.
На молодого немца Дмитриева тоже обращала не слишком много внимания, но однажды они встретились, и волошинская мистификация быстро лопнула. Знаменательная встреча произошла на Таврической улице в квартире Вячеслава Иванова, куда любознательный Гюнтер пришел, чтобы присутствовать на заседании дамского литературно-художественного кружка.
Среди присутствовавших дам Гюнтер выделил уже известных ему Анастасию Николаевну Чеботаревскую (1876-1921), жену Федора Кузьмича Сологуба (1863-1927), Любовь Дмитриевну Блок (1881-1939), художницу и поэтессу Лидию Павловну Брюллову (1886-1954), внучку великого художника и, добавим, напарницу Дмитриевой в разыгрываемой мистификации. К сожалению, Брюллова не оставила никаких записей об этой истории, а жаль.
Была там и Елизавета Ивановна Дмитриева, которая неоднократно делала колкие замечания насчет стихов Черубины де Габриак и личности таинственной незнакомки. Дмитриева говорила, что Черубина наверно очень безобразна, а иначе она бы уже давно явилась перед своими восторженными почитателями.
Дамы, в основном, согласились с Дмитриевой и предложили Гюнтеру высказать свое мнение, но тот благоразумно уклонился.
Потом Дмитриева прочла несколько стихотворений, которые Гюнтеру понравились, и он высказал Лиле свое мнение о них, а Любовь Дмитриевна добавила, что Гюнтер хорошо перевел стихи ее мужа и уже перевел стихи многих русских поэтов. Тут-то Дмитриева и обратила внимание на Гюнтера: ей хотелось романа с каким-нибудь знаменитым литератором, и Гюнтер вполне мог подойти на эту роль.
После этого Лиля прочитала еще несколько своих стихотворений, и Гюнтер поинтересовался у нее, почему же она не посылает их в "Аполлон". Дмитриева ответила, что один её хороший знакомый, господин Волошин, уже обещал об этом позаботиться.
Через некоторое время Гюнтер встал, чтобы покинуть собрание дамского кружка, и в этот же момент поднялась и Дмитриева, так что по петербуржскому обычаю пришлось Гюнтеру предложить себя в провожатые даме, и наша героиня не отказалась.
В этот момент Дмитриева уже сильно заинтересовала Гюнтера, недаром он дает такой портрет Лили Дмитриевой:
"Она была среднего роста, скорее маленькая, довольно полная, но грациозная и хорошо сложена. Рот был слишком велик, зубы выступали вперед, но губы полные и красивые. Нет, она не была хороша собой, скорее - она была необыкновенной, и флюиды, исходившие от нее, сегодня, вероятно, назвали бы "сексом"".
Но это Гюнтер напишет потом, значительно позже, а пока...
Взяв извозчика, Гюнтер доставил Лилю к её дому, но попрощаться ему не удалось, так как Дмитриева вдруг заявила, что ей хочется немного пройтись. Что было делать бедному Гюнтеру? Не мог же он бросить даму одну на улице - пришлось ему согласиться. Началась их долгая прогулка.
Они шли куда глаза глядят, и Дмитриева, к большому удивлению Гюнтера, стала ему рассказывать о себе. Дошла Лиля и до Крыма, и рассказала о том, что долго жила в Коктебеле в доме у Максимилиана Волошина.
Это немного зацепило уже заинтересованного немца, и Гюнтер слегка подшутил над "антропософической любовью Волошина к Рудольфу Штейнеру", который, как известно, больше интересовался пожилыми дамами, обладавшими приличными средствами к существованию.
Лиля не обратила никакого внимания на шутку Гюнтера и продолжила свой рассказ. Теперь Дмитриева рассказала о том, что летом у Волошина она познакомилась с Гумилевым, из осторожности умолчав о том, что с Гумилевым она познакомилась раньше, и о том, что в Коктебель она приехала вместе с Гумилевым. Зачем Гюнтеру было знать о таких мелких подробностях ее личной жизни?
Клиент был готов! К употреблению. И Дмитриева быстро его употребила. Смотрите, как это произошло.
Гюнтер был уже весьма заинтересован как рассказом Дмитриевой, так и самой рассказчицей. Еще бы, ведь её любовниками уже были два известных поэта - и Гюнтер решил осторожно поинтересоваться:
"Теперь вы преследуете своим сарказмом Черубину де Габриак, потому что ваши друзья, Макс и Гумилев, влюбились в эту испанку?"
Дмитриева вдруг остановилась, тяжело дыша, и спросила удивленного Гюнтера:
"Сказать вам?"
Гюнтер молчал, но Дмитриева схватила его за руку и, дрожа от возбуждения, снова сказала:
"Я скажу вам, но вы должны об этом молчать. Обещаете?"
Какое-то время они оба молчали, потом Лиля подняла голову и начала:
"Я должна вам рассказать... Вы единственный, кому я это говорю..."
Лиля отступила на шаг, решительно посмотрела на своего спутника и, не выпуская руки Гюнтера, почти выдавила:
"Я - Черубина де Габриак!"
Только теперь Лиля отпустила руку Гюнтера, внимательно посмотрела на него и тихо, почти нежно, повторила:
"Я - Черубина де Габриак".
Черубина де Габриак: другая сторона медали или, о чем не написал Макс Волошин. Часть VI
(Продолжение следует)
