"По календарю ей лет сорок, а по виду и по живости характера нельзя дать и тридцати. Она очень походит на сестру свою, королеву французскую [Марию Антуанетту]".
"Хотя вы мне и не представлены, но я слышу, что вы едете в Италию. Прошу вас сказать мой поклон брату моему, великому герцогу Тосканскому [Леопольду (1752-1792), император Леопольд II с 1790 года], и сестре моей, королеве Неаполитанской [Марии Каролине (1752-1814)]".Фонвизин отвечал, что для него такое поручение является высочайшим счастьем.
"о разных материях и весьма милостиво пожелала мне счастливого пути".Свита эрцгерцогини уговаривала Фонвизина остаться еще на несколько дней в Инсбруке, но тот был тверд в своем намерении быстрее ехать в Италию.
"эрцгерцогиня, сколько видно, имеет очень доброе сердце; все ею довольны, и она отменно здесь любима".
"она [Мария Елизавета] около полугода огорчена своим братом [императором Иосифом II (1741-1790)], который, проведав об ее интриге с одним майором, удалил его из Инспрука".
"Успел я обежать церкви: францисканскую, соборную и Frares servites, дворцовый сад и торжественные ворота. Францисканская церковь знаменита великолепным монументом Максимилиана I и двадцатью восемью бронзовыми статуями погребенных тут государей. Все статуи выше человеческого роста".Ничего плохого про Инсбрук Фонвизин не записал, отметив только "дурной трактир".
"в темноте быть между пропастьми на горах, каковы Альпийские, было нам не очень весело".Но все же в ночь с 20-го на 21-е сентября Фонвизины благополучно прибыли в Боцен. Вот здесь, наконец, Денис Иванович отвел свою истерзанную Австрией душу.
"Образ жизни итальянский, то есть весьма много свинства. Полы каменные и грязные; белье мерзкое; хлеб, какого у нас не едят нищие; чистая их вода то, что у нас помои. Словом, мы, увидя сие преддверие Италии, оробели".
"Театр адский. Он построен без полу и на сыром месте. В две минуты комары меня растерзали, и я после первой сцены выбежал из него как бешеный".
"который еще более привел нас в уныние. В самом лучшем трактире вонь, нечистота, мерзость все чувства наши размучили".Фонвизины сразу бы и покинули сей город, если бы не должны были в нем дожидаться лоцмана, чтобы плыть в Верону. Наши путешественники
"весь вечер горевали, что заехали к скотам".Пришлось им оставаться в Триенте и осматривать местные достопримечательности.
"Он [орган] подражает совершенно многим инструментам и птичьему пению".В этом же соборе Фонвизин с удовольствием рассматривал росписи художника Джироламо Романино (1485-1566), а так как он делал это под звуки органа, то все вместе привело нашего Дениса Ивановича в восхищение.
После обеда Фонвизин имел возможность осмотреть епископский дворец, который
"внутри убран великолепно и наполнен картинами великих мастеров".
"кончился тем, что показали нам погреб его преосвященства, в котором несколько сот страшных бочек стоят с винами издревле. Меня потчевали из некоторых, и я от двух рюмок чуть не с ног долой".Казалось бы, прекрасное окончание осмотра, но Фонвизин в этом нашел повод для брюзжания:
"...в духовном состоянии таким изобилием винных бочек больше стыдиться, нежели хвастать надлежало; но здесь кажут погреб на хвастовство".
"Глупый обычай непрестанно хохотать и, говоря, изо всей силы кричать свойствен итальянцам. Трое итальянцев в комнате нашумят гораздо больше двадцати немцев".
"надобно отдать справедливость Немецкой земле, что в ней житье вполы дешевле и вдвое лучше", -Фонвизин очень обрадовался тому обстоятельству, что они, наконец, покинули горы, которые как-то подавляли Дениса Ивановича:
"Целые десять дней быв в горах, мы очень обрадовались, выехав на ровное место. Нам казалось, что нас из тюрьмы выпустили".