Нашел ли Денис Иванович в Нюрнберге что-нибудь хорошее? Представьте себе, уважаемые читатели, нашел! Несмотря на то, что
"Сей город положением своим очень странен: стоит весь на горах и с высокого места, каков тутошный замок, кажется не иным чем, как громадою набросанных ненарочно камней. Считают в нем до восьмисот улиц, что и не удивительно, если называют улицами все по горам закоулки, какие на ста шагах обыкновенно встречаются. Невзирая на узкие улицы и на множество народа, наблюдается внутри и снаружи домов чистота отменная".
Вот, чистота в городе! Это Фонвизин оценил.
Кроме того, Денис Иванович осматривал и местные достопримечательности.
6 сентября он с женой осмотрел местный замок и собранные в нем редкости:
"Тут казали нам модели святых вещей, ибо подлинные сохранены и никому, кроме коронованных глав, их не кажут. Художник, делавший сии модели, не имея, кажется, нужды ни в большом труде, ни в большом искусстве. Святые вещи состоят в копье, коим Христос прободен был на кресте, и крестном гвозде, в частице самого креста, в отломке яслей вифлеемских, в лоскутке скатерти, постланной на тайной вечере, и в лоскуточке лентия, коим Христос отирал ноги на умовении".
Все это не произвело на Фонвизина особого впечатления, как и многочисленные картины Альбрехта Дюрера, развешанные в замке:
"Мы осматривали в нем картины Альбрехта Дюрера, славного больше за старину, нежели за искусство, потому что в его время живопись в Европе была еще в колыбели".
Вот сноб, и Дюрер ему не угодил! Можно подумать, что в России в конце XVIII века живопись была на бОльшей высоте.
Затем Фонвизин пригласил к обеду своего банкира Брентания, и вот тут [при описании обеда, разумеется, - это вам не Дюрер!] наш путешественник не жалеет красок:
"Я нигде не видал деликатнее стола, как в нашем трактире. Какое пирожное, какой десерт! О пирожном говорю я не для того только, что я до него охотник, но для того, что Ниренберг пирожным славен в Европе. Скатерти, салфетки тонки, чисты — словом, в жизнь мою лучшего стола иметь не желал бы".
Пирожные! Скатерти! Конечно, это не чета картинам Дюрера!
После обеда Фонвизин посетил местную ратушу, которая опять же была вся украшена
"картинами Альбрехта Дюрера. Он родился в здешнем городе, работал много, и, куда ни обернись, везде найдешь его работу".
Кошмар, снова этот Дюрер, куда ни посмотри! Нет, его живопись определенно не понравилась Денису Ивановичу.
Вечером Фонвизины вместе со своим банкиром посетили местную комедию, чего, конечно, нашему путешественнику делать не следовало, ибо в Нюрнберге
"театришка мерзкий, и зала походит больше на чулан, нежели на залу. Жар и духота были такие, что я пяти минут не устоял, и вечер провели мы одни".
Вы можете подумать, уважаемые читатели, что Денису Ивановичу вообще не свойственен интерес к живописи, или он не умеет ее ценить. Отнюдь!
Фонвизин 7 сентября записывает, что
"в Ниренберге много хороших живописцев и других художников, но они умирают с голоду, потому что покупать некому".
Местные жители не ценят своих художников, но вот приехал настоящий ценитель живописи из далекой России, облазил жилища и чердаки этих бедолаг и накупил множество картин. Зачем? Да просто Фонвизин собирался торговать ими в России.
8 сентября Фонвизин посетил местный арсенал и осматривал снаряжение и вооружение рыцарей прошлых времен. Он остался доволен увиденным и поражался тому
"как могли они [рыцари] таскать на себе такую тягость. Я не совсем бессилен, но насилу поднял копье, которым они воевали".
Тем временем по Нюрнбергу разнесся слух, что заезжий русский богач скупает всякие картины, и 9 сентября к жилищу Фонвизина привезли множество картин для продажи. Денис Иванович ничего из этих картин не купил, но это дало ему повод с гордостью записать:
"Во всей Немецкой земле и, сказывают, также во всей Италии слова "русский" и "богач" одно означают".
10 сентября 1784 года Фонвизины покинули Нюрнберг и 11-го прибыли в Аугсбург,
"город, которого окрестности прекрасны".
Здесь Фонвизин опять лазил по чердакам "бедных художников" и отметил, что многие картины обладают большими достоинствами. Впрочем, картины местных художников никто не покупает, ибо
"мещане ничего не смыслят [в живописи], а больших господ нет".
Впрочем, и сам Фонвизин ничего у местных художников не купил, по крайней мере, он ничего об этом не сообщает.
В Аугсбурге жена Фонвизина посетила ситцевую фабрику, которую наш путешественник оценил, так как она
"одевает ситцем самую Италию".
Посетили Фонвизины и местное гуляние "называемое Семь столбов", но об этом Денис Иванович пишет очень сдержанно:
"Все немецкие гульбища одинаковы. Наставлено в роще множество столиков, за каждым сидит компания и прохлаждается пивом и табаком".
Почти, как и теперь, только в наши дни в таких заведениях практически не курят.
Фонвизин пить местное пиво не стал, а заказал
"кофе, который мне тотчас и подали. Таких мерзких помой я отроду не видывал — прямое рвотное!"
Это дало Фонвизину очередной повод, чтобы подчеркнуть достоинства русских обычаев:
"По возвращении домой мы потчевали компанию чаем, который немцы пили как нектар".
14 сентября Фонвизин осматривал в городе коллекции картин, а после обеда посетил местную ратушу
"великолепием своим любопытства достойную. Она первая во всей Германии. Зала преогромная, росписана [так у Фонвизина] прекрасно и раззолочена пребогато".
Вот изобилие позолоты Денису Ивановичу очень понравилось, в отличие от картин Дюрера.
Стоит отметить, что Фонвизин высоко оценил и клавесин, созданный местным органистом Штейном, и игру на нем его дочери.
16 сентября Фонвизины покинули Аугсбург и направились к видневшимся вдали Альпам, которые произвели на Дениса Ивановича очень сильное впечатление:
"Горы и пропасти столь ужасны, что волосы дыбом становятся".
В Альпах Фонвизин смог убедиться, что не все так плохо в чужих землях, и он это отражает в своем дневнике:
"Надлежит, однако ж, отдать правительству ту справедливость, что дороги сделаны и содержатся так хорошо, как я нигде не находил. Аспекты страшные, но нет ни малейшей опасности. Все опаснейшие места завалены каменьями, и дорога такова, что две кареты свободно разъехаться могут".
Вот как напугали горы Дениса Ивановича!
17 сентября, подъезжая к Инсбруку, Фонвизины увидели вершину Мартинсванда и услышали связанную с ней легенду. Будто бы император Максимилиан I (1459-1519) на охоте как-то погнался за горным козлом, стал подниматься на эту гору и заблудился. Двое суток скитался император по склонам Мартинсванда, и уже не было надежд на его спасение, но тут произошло настоящее чудо. Когда голодный и уже отчаявшийся император молил Бога о спасении, к нему подошел некий пастух и помог Максимилиану спуститься с горы.
Этого пастуха потом долго искали, но найти не смогли. Тогда все решили, что это посланец Бога, некий ангел, спас императора. Максимилиан по-своему отметил свое спасение:
"Император велел сделать дорожку на самую верхушку горы, и на самом том месте, на котором явился ему пастух или ангел, водружен превеликий крест, которого снизу за высотою видеть нельзя".
(Продолжение следует)
