Анна Иоанновна: несколько картинок из времен ее царствования. Часть I


Ворчалка № 451 от 23.12.2007 г.


Княгиня Наталья Борисовна Долгорукова (1714-1771, в девичестве Шереметева) так описывала Анну Иоанновну:
"Престрашного была взору. Отвратное лицо имела; так была велика, когда между кавалеров идет, всех головою выше, и чрезвычайно толста".
Но княгиня, как и почти все Долгоруковы, пострадала от императрицы.



А вот как описывает императрицу в 1733 году нейтральное лицо, леди Рондо (1699-1783):
"...она почти моего росту, но несколько толще, с стройным станом, смуглым, веселым и приятным лицом, черными волосами и голубыми глазами. В телодвижениях показывает какую-то торжественность, которая вас поразит при первом взгляде; но когда она говорит, на устах играет улыбка, которая чрезвычайно приятна. Она говорит много со всеми и с такою ласковостью, что кажется, будто вы говорите с кем-то равным. Впрочем, она ни на одну минуту не теряет достоинства монархини; кажется, что она очень милостива и думаю, что ее бы назвали приятною и тонкою женщиною, если б она была частным лицом".



Анна Иоанновна сама пила очень мало (ей бывало очень плохо на следующий день даже от небольших доз спиртного) и пьяниц не любила, так как ее покойный муж, герцог Курляндский [Фридрих-Вильгельм, а вовсе не Бирон!], был беспробудным пьяницей и умер через два месяца после свадьбы от перепоя по пути в Петербург. Но это другая история, я же хотел только заметить, что пиры при дворе Анны Иоанновны существенно отличались как от пиров ее предшественников, так и от пиров ее преемников, ибо они были преимущественно трезвыми, т.е. без вина.



Исключение делалось только 29 января (ст. стиля), в годовщину восшествия императрицы на престол. В этот день все поздравлявшие во дворце императрицу должны были стать на колено и осушить до дна (это обязательно!) огромный бокал венгерского вина.



Впрочем, Анна Иоанновна могла и в другие дни (чаще всего, перед большими праздниками) пожаловать из своих царских рук бокал вина, но уже не тот, огромный, или рюмку водки с блюда своим любимцам из числа придворных или гвардейских офицеров, но это уже целиком зависело от ее настроения.



Зато императрица очень любила квас, который по первому требованию должен был подавать Анне Иоанновне князь Михаил Алексеевич Голицын (1697-1775), определенный во дворце в шуты. Князя не только прозывали "Квасником", но и во многих дворцовых бумагах он проходил под этой кличкой.



В шуты же князь был произведен за вероотступничество. В Италии, куда Голицын был послан учиться еще Петром I, князь тайно женился на итальянке и перешел в католичество. При Анне Иоанновне про Голицына вспомнили, узнали про его вероотступничество и тайный брак, и вытребовали князя обратно в Россию. В качестве шута Голицын должен был сидеть в специальном лукошке у дверей в покои императрицы.



Калмычка Авдотья Ивановна, также служившая одной из любимых шутих императрицы, получила свою фамилию Буженинова из-за пристрастия императрицы к этому блюду.



Очень любила императрица и тонкие блины, но рассказывают, что однажды повар подал к блинам то ли прогорклое, то ли подгорелое масло, и разгневанная императрица велела его за это повесить.
Не знаю, насколько достоверен этот рассказ, но он показывает отношение людей к норову Анны Иоанновны.



Следует заметить, что Анна Иоанновна вообще относилась очень серьезно к желудочным вопросам. Однажды маленький сын герцога Бирона объелся земляникой, и него заболел живот. Императрица быстро нашла крайнего и решила покарать гувернера мальчика: тот должен был в арестантском платье мести улицы.
Даже суровый герцог Бирон счел такое наказание чрезмерно суровым. Он велел заплатить невезучему гувернеру 1000 рублей и отослал его обратно на родину.



Как-то за столом у Анны Иоанновны оказались Бирон и князь Александр Борисович Куракин (1607-1749), который еще недавно был послом в Париже. Императрица пригубила кубок вина (она не очень уважала это занятие), а потом передала его Куракину со словами:
"Вам почти все европейские вины известны – каково это?"
Куракин имел неосторожность вытереть кубок салфеткой, и покрасневшая от гнева императрица закричала:
"Ты мной брезгаешь? Я тебя выучу, с каким подобострастием должно взирать на мою особу. Гей, Андрея Ивановича!"
Она хотела позвать графа Ушакова (1672-1747), заведовавшего тайной канцелярией. Однако Бирон заступился за своего приятеля и сумел успокоить императрицу, пояснив:
"Помилуй, государыня! Он cиe сделал неумышленно, а следуя иностранным обычаям".
Куракин и так был склонен к пьянству, а после этого случая он и вовсе стал являться ко двору пьяным, надеясь уклониться от службы. Вскоре он так этим наскучил Анне Иоанновне, что она дала ему, как говорится, полный абшид.



О своем пребывании в России оставил интересные записки генерал Христофор Манштейн (1711 - 1757). Некоторое место в этих мемуарах отведено и личности Анны Иоанновны.



Вот что написал Манштейн о самой императрице:
"Обыденная жизнь императрицы была очень правильная. Она всегда была на ногах еще до 8 часов. В 9 она начинала заниматься со своим секретарем и с министрами; обедала в полдень у себя в комнатах только с семейством Бирон. Только в большие торжественные дни она кушала в публике; когда это случалось, она садилась на трон под балдахином, имея около себя обеих царевен, Елизавету, ныне императрицу, и Анну Мекленбургскую. В таких случаях ей прислуживал обер-камергер. Обыкновенно в той же зале накрывался большой стол для первых чинов империи, для придворных дам, духовенства и иностранного посольства.
В последние годы императрица не кушала на публике и иностранные послы не были угощаемы при дворе. В большие праздники им давал обед граф Остерман. Летом императрица любила гулять пешком; зимою же упражнялась на бильярде. Слегка поужинав, она постоянно ложилась спать в 12 часу".



Кроме бильярда императрица иногда увлекалась и картами, но несколько своеобразно:
"Императрица не была охотница до игры: если она играла, то не иначе как с целью проиграть. Она тогда держала банк, но только тому позволялось понтировать, кого она называла; выигравший тотчас же получал деньги, но так как игра происходила на марки (т.е. на бумажки с числами), то императрица никогда не брала денег от тех, кто ей проигрывал".



Любила Анна Иоанновна и музыку, и театр, но так как в России это было не слишком развито, то она выписала актеров и музыкантов из-за границы, в основном, из Италии. В Петербурге по вкусам императрицы больше всего прижились итальянские и немецкие комедии. В 1736 году была при дворе поставлена и русская опера, которая была очень хорошо встречена публикой, но несмотря на вполне приличную постановку, императрице она понравилась меньше комедий.



(Продолжение следует)