8 ноября 1799 года Наполеон Бонапарт, бросивший свою Египетскую армию, прибыл во Францию. На Ближнем Востоке война стала совершенно бесперспективной, а во Франции в мутной воде он мог попытаться половить рыбку. Директория уже полностью исчерпала свой кредит доверия у страны, и генерал Бонапарт надеялся, что сможет добиться успеха в борьбе за власть.
Ему были нужны сообщники в этой борьбе, но пока он мог рассчитывать только на несколько верных ему генералов, а этого было маловато. Поэтому Бонапарт поспешил в Париж.
А там 13 октября Директория под бурные аплодисменты уведомила Совет Пятисот и Совет Старейшин, что генерал Бонапарт вернулся во Францию.
Следует отметить, что у Бонапарта были неплохие шансы в игре против Директории, так как последняя к этому времени уже полностью дискредитировала себя. Над директорами не смеялся только ленивый. Вот лишь несколько зарисовок из того времени.
В Париже идет премьера пьесы "Пещера", и в какой-то момент на сцену выходит четверка воров. Вдруг из зала раздается голос одного из зрителей:
"Но их только четверо! А где же пятый?"
Это был намек на пятерых директоров, их воровство и продажность. Зрительный зал расхохотался, и даже актеры высыпали на сцену и аплодировали находчивому зрителю.
Один галантерейщик нажил в те дни достаточно приличные деньги, выпустив в продажу партию вееров. Что тут необычного? Но дело было в том, что на одной стороне веера были изображены пять свечей: четыре маленькие горящие свечи окружали одну большую. Рисунок сопровождала надпись:
"Да потушите же четыре! И одной достаточно!"
А на другой стороне веера было написано:
"Ведь нужна экономия!"
Стала известной и история про одного гасконца, который написал свои мемуары и посвятил их Совету Пятисот с надписью "мемуары совету 500000". Автору мягко намекнули, что в этой надписи три нуля являются лишними, но автор с притворным возмущением заявил:
"Я никогда не отступаю от истины!"
Это был прямой намек на пять нулей в этом числе.
Такие эпизоды согревали сердце Бонапарту и укрепляли в нем уверенность в благоприятном исходе задуманного. Оставалось разобраться с директорами. Какой-то реальный вес в Директории имели только Сийес и Баррас, а остальные директоры, Гойе, Мулен и Роже-Дюко, были чисто декоративными фигурами.
Сийеса и Роже-Дюко сторонникам Бонапарта удалось привлечь на свою сторону. Им только намекнули на возможность расширения их властных полномочий после устранения Директории. Сийес решил, что именно он будет возглавлять будущее правительство. Бонапарта он не принимал всерьез, считая, что тот будет лишь вооруженной силой при перевороте, и часто говорил:
"Нам нужна лишь шпага!"
Никто не разубеждал Сийеса.
Мулен и Гойе ничего собой не представляли, ничего не понимали в происходящем и не могли помещать Бонапарту.
Оставался Баррас, который не был пока не полностью посвящен в интригу, но он тоже был за устранение Директории. Баррас оказался умнее Сийеса, быстро понял, что у Бонапарта есть все шансы на успех, и только пытался выторговать себе более теплое местечко при новом строе. Что это будет военная диктатура, Баррас нисколько не сомневался.
Осмотревшись в Париже, Бонапарт сразу же понял, что Баррас уже слишком запятнал свое имя, и связываться с ним не стоит. Барраса следовало держать в полном неведении относительно планов Бонапарта вплоть до самого переворота.
Напротив, Сийеса Бонапарт окружил всяческим вниманием. Ведь это был единственный Директор с приличной репутаций, и при перевороте с его помощью можно было придать вид законности своим "мероприятиям".
В эти же дни к Бонапарту присоединились министр иностранных дел Директории Талейран и министр полиции Фуше. Оба оказали Бонапарту весьма ценные услуги при подготовке переворота и рассчитывали сохранить свои посты и при Наполеоне.
Довольно большую финансовую помощь Бонапарту оказывали и французские буржуины, которым нужна была твердая власть в стране.
Большинство участников заговора считали, что с помощью военной силы и умения генерала Бонапарта удастся легко свалить Директорию, но бравый генерал должен был знать свое дело и не лезть в большую политику – не солдатское это дело. А Наполеон никого не спешил убедить в обратном, и тщательно прятал свои коготки.
Обычно этот переворот датируют 18 брюмера (9 ноября) 1799 года, но в этот день переворот только начался, а основные события произошли 10 ноября.
Итак, Директория была расколота, и оставалось лишь дать ей легкий толчок. В Совете Пятисот и Совете Старейшин многие депутаты что-то подозревали, но особенно не тревожились, считая, что дело, как обычно, ограничится лишь кадровыми перестановками.
Рано утром 18 брюмера к дому Бонапарта стали стекаться верные ему генералы и высшие офицеры. Они докладывали о верности подчиненных им частей.
Гарнизон Парижа в то время насчитывал около 7000 человек, и подавляющее большинство из них были вполне лояльны по отношению к генералу Бонапарту.
Оставались еще 1600 членов специальной стражи, которая охраняла директоров и оба совета: Совет Старейшин и Совет Пятисот. Их следовало нейтрализовать или даже привлечь на свою сторону, но заговорщики решили, что те не будут с оружием в руках защищать Директорию.
Собрались генералы Мюрат, Бернадот, Леклер и Макдональд и приглашенные офицеры, которым Бонапарт объявил, что пора "спасать республику". Никто не усомнился в словах генерала. Многие воинские части уже выстраивались на прилегавших к дому Бонапарта улицах. Почти все было готово к перевороту.
Дело было только в Совете Старейшин, который друзья Бонапарта созвали с раннего утра и пытались протащить удобный для действий Бонапарта декрет. Гражданин Корнэ в пышных и весьма путанных фразах объявил Совету о страшном заговоре против республики. Его речь кончилась призывом немедленно вотировать декрет, которым подавление заговора поручается генералу Бонапарту, а для решения этой задачи он назначается командующим всеми вооруженными силами столицы и ее окрестностей. Одновременно заседания Совета Старейшин и Совета Пятисот (а его мнения никто уже и не спрашивал) переносятся из Парижа в Сен-Клу.
Никто не посмел протестовать, и вотированный и подписанный декрет был немедленно доставлен Бонапарту. Так вполне удачно и ожидаемо началось 18 брюмера.
Получив желанный декрет, Бонапарт окружил войсками Тюильрийский дворец, в котором заседал Совет Старейшин, и вошел в сопровождении нескольких офицеров в зал заседаний.
Тут произошла первая осечка.
Наполеон никогда не умел выступать публично – для офицера это естественно, но для политика может оказаться решающим фактором в карьере. Однако Бонапарт больше полагался на военную силу, на своих солдат и пушки.
Произнеся несколько несвязных и сумбурных фраз, Бонапарт покинул зал заседаний и вышел к войскам, которые встретили его приветственными криками. Историки легко облагородили этот факт, так что до нас дошли фразы, якобы сказанные Наполеоном:
"Мы хотим республику, основанную на свободе, на равенстве, на священных принципах народного представительства... Мы ее будем иметь, я в этом клянусь".
Сама Директория была ликвидирована легко и быстро, и без всяких там арестов. Ведь Сийес и Роже-Дюко сами участвовали в заговоре, Мулен и Гойе покорно отправились в Сен-Клу вместе с членами двух советов, а Баррас, увидев Талейрана, немедленно подписал свое заявление об отставке и стал частным человеком. На всякий случай, его под конвоем драгун отправили в собственное имение.
Ликвидировать Совет Пятисот и Совет Старейшин было бы так же просто, но Бонапарт хотел соблюсти хотя бы видимость законности, а для этого оба совета должны были самораспуститься, передав всю власть Бонапарту.
Итак, 18 брюмера Директория была ликвидирована, но на следующий день в парижских газетах об этом событии не появилось ни единой строки. Парижскую прессу в тот день гораздо сильнее волновала судьба останков маршала Тюренна.
Первое заседание советов в Сен-Клу было назначено на 1 час дня 19 брюмера (10 ноября), и большинство депутатов предпочло прибыть туда утром. Утром же в Сен-Клу прибыл и генерал Бонапарт в своей коляске. Его сопровождала кавалерия, а пехота расположилась на улицах Сен-Клу еще накануне вечером.
Совета Старейшин Бонапарт не опасался, так как тот еще накануне по-лакейски прогнулся перед ним, но вот Совет Пятисот...
(Продолжение следует)
