Уважаемые читатели попросили дать более подробное описание конфликта между герцогом де Бурбон и графом д'Артуа, братом короля.
Как вы помните, на маскараде граф д'Артуа в состоянии сильного алкогольного опьянения сорвал маску с герцогини де Бурбон. Герцог счел себя оскорбленным, но напрямую вызвать на дуэль члена королевской семьи он не мог. Тогда герцог стал настойчиво появляться во всех тех местах, куда приходил граф д'Артуа. Этим он показывал, что требует удовлетворения от брата короля. Несколько дней весь Париж оживленно обсуждал эту историю: все ждали, чем же она закончится. Наконец граф д'Артуа понял, чего добивается герцог де Бурбон, и чтобы не прослыть трусом в глазах общества согласился дать ему удовлетворение – на шпагах, разумеется.
Поединок двух высокопоставленных аристократов продолжался около пяти минут. Наконец, герцогу удалось слегка оцарапать своей шпагой руку графа д'Артуа, и секундант тут же приостановил поединок. Он заявил герцогу, что ранен не просто дворянин, а брат короля, и следует щадить столь драгоценную кровь. Поэтому, не пора ли прекратить дуэль? Тут вмешался граф д'Артуа и сказал, что обиженным считает себя герцог де Бурбон, поэтому ему и следует решать вопрос о продолжении дуэли.
Герцог заявил, что он полностью удовлетворен, после чего противники обнялись и вместе отправились в театр. Вместе, а не один герцог, как написал Фонвизин в письме к своей сестре.
Довольно об этой дуэли, перейдем лучше к Вольтеру.
О чествовании Вольтера в Париже Фонвизин также сообщает обоим своим корреспондентам, но сестре Денис Иванович описывает две встречи с Вольтером. Первую встречу с Вольтером Фонвизин в письмах к сестре и Панину описывает практически одинаково.
В письме к Панину наш путешественник сравнивает прибытие Вольтера в Париж с сошествием какого-нибудь божества на землю. Почести, оказываемые Вольтеру, и его всеобщее обожание достигли такого накала, что все увиденное позволило насмешнику-Фонвизину записать:
"Я уверен, что если б глубокая старость и немощи его не отягчали и он захотел бы проповедовать теперь новую какую секту, то б весь народ к нему обратился".
Множество литераторов и поэтов воспевают Вольтера в своих произведениях, а власти пошли еще дальше и
"правительство запретило особливым указом печатать то, что Волтеру предосудительно быть может".
Когда Вольтер оправился после своего путешествия, он посетил Академию, и на всем пути его сопровождали толпы ликующего народа. Все академики вышли навстречу 85-летнему старцу, а на торжественном заседании Вольтер был усажен в директорское кресло.
Вот Вольтер покидает Академию, садится в карету и едет к театру, где дают представление его новой пьесы "Ирена, или Алексий Комнин".
[Фонвизин справедливо замечает по этому поводу, что новая пьеса значительно уступает другим произведениям Вольтера, но публика все равно встречает ее с восторгом.]
На всем пути следования кареты народ требовал, чтобы все встречные снимали перед Вольтером шляпы. Так уже давно не встречали даже королей!
В театре тоже сплошные восторги и аплодисменты.
Вольтер входит в ложу – многократные аплодисменты.
Под несмолкающие аплодисменты Бризар, старейший актер, надевает на Вольтера венок. Вольтер тут же снимает его со словами:
"Ах, Боже! Вы хотите уморить меня!"
После окончания трагедии снова был поднят занавес, все актеры и актрисы окружили бюст Вольтера и украшали его лавровыми венками. И все это под аплодисменты, которые не смолкали четверть часа.
Затем госпожа Вентрис, которая играла Ирену, продекламировала стихи, прославляющие Вольтера, и возбужденная публика потребовала повторного чтения этих стихов.
Восторженные вопли и аплодисменты не смолкали.
Когда Вольтер вышел из театра и сел в карету, публика потребовала принести факелы, кучеру велели ехать шагом, и огромная толпа народа с криками "Vive Voltaire!" сопровождала его до самого дома.
Полный триумф!
Фонвизин считает, что это был наилучший день в жизни Вольтера,
"которая, однако, скоро пресечется".
С этим письмом Денис Иванович прислал Панину и портрет Вольтера, о котором пишет:
"Сколь он [Вольтер] теперь благообразен, ваше сиятельство увидеть изволите по приложенному здесь его портрету, весьма на него похожему".
Вторая встреча Фонвизина с Вольтером произошла в первый понедельник после Пасхи, когда открылись все театры. Фонвизин поехал с женой на представление пьесы Вольтера "Альзира", которую в молодости Фонвизин переводил на русский язык. Подъезжая к театру, Фонвизины увидели, что следом за ними едет Вольтер, которого сопровождало множество народа. Выйдя из экипажа, Фонвизины остановились на крыльце, чтобы посмотреть на великого человека. Вольтер был очень слаб, так что его почти несли на руках два лакея. Но, заметив, что он привлек внимание приличной женщины, Вольтер с видимым удовольствием подошел к ней и почтительно сказал с поклоном:
"Мадам, я ваш покорнейший слуга!"
Затем он сделал такой жест, как будто и сам удивляется своей славе.
В театре же публика не сразу приметила Вольтера. До четвертого акта он сидел в ложе мадам Лебер никем не узнанный. В перерыве перед пятым актом публика, наконец, углядела своего кумира, и тут началось...
В основном, со всех сторон раздавались крики:
"Vive Voltaire!"
И это безумие продолжалось почти 45 минут. Мадам Вестрис четыре раза пыталась начать пятый акт, но все ее попытки оказались безуспешными – публика продолжала неистовствовать. Напрасно Вольтер вставал, поклонами благодарил публику и просил ее утихомириться, чтобы дать возможность продолжить представление. Когда Вольтер садился, на минуту крики стихали, мадам Вестрис начинала пятый акт, но тут же со всех сторон снова начинались крики в честь Вольтера. Казалось, что пьесу так и не удастся закончить.
Наконец представление возобновилось. Фонвизин отмечает, что актеры играли удивительно хорошо, и сам Вольтер несколько раз кричал "Bravo!" на игру Ларива.
После спектакля в ложу к Вольтеру вошел канцлер Лескюр и подал ему листки с будто сочиненными тут же стихами:
"Мы следуем примеру инков, детей солнца,
Которые в счастливые дни
Предавались сладостным восторгам,
Когда оно освещало их храм своими лучами".
Вольтер принял стихи и ответил на них стихотворным экспромтом:
"Таков характер французских рыцарей,
Их доблесть всегда была мне дорога".
Фонвизин отмечает, что всего он видел Вольтера три раза. В третий раз он видел Вольтера и внимательно наблюдал за ним, когда на заседании Академии сидел рядом с великим человеком.
Встречался в Париже Фонвизин и с "чудотворцем" Сен-Жерменом. Сен-Жермен пытался увлечь гостя из далекой России несколькими проектами, которые могли принести стране "золотые горы". Но Фонвизин учтиво посоветовал Сен-Жермену обратиться с этими столь полезными для России проектами к русскому поверенному в Дрездене. Тот их рассмотрит и даст надлежащий ответ.
Лекарство, которое Сен-Жермен рекомендовал госпоже Фонвизиной, также не принесло никакой пользы. Хоть не повредило, и ладно! Расстались Сен-Жермен и Фонвизин вполне дружески.
(Продолжение следует)
