Князь Петр Михайлович Волконский (1776-1852) при Николае I был министром двора и доверенным лицом императора. Однажды император приказал князю принести ему из кабинета самую дорогую табакерку. Князь был скуповат и принес императору табакерку, которая оценивалась в 9000 рублей. Император нашел ее довольно бедной, но Волконский сказал:
"Дороже нет", -
на что получил сокрушивший его удар от императора:
"Если так, делать нечего. Я хотел сделать тебе подарок, возьми ее себе".
Следствием этого происшествия был рост цен на бриллианты в столице.
На маневрах в Красном Селе генералы, командовавшие против Николая I, обычно распоряжались войсками так, чтобы император их обязательно разбил, так как Николай Павлович считал себя великим полководцем. Так всегда делал Иван Федорович Паскевич (1782-1856).
И граф Федор Васильевич Редигер (1784-1856), уже будучи победителем венгров, отступил на маневрах перед войсками императора, а у присланного флигель-адъютанта спросил:
"Между нами говоря, барин доволен?"
Когда флигель-адъютант ответил удовлетворительно, Редигер добавил:
"Нам ничего более и не нужно".
Но генерал Николай Николаевич Муравьев (1794-1866) был человеком прямым и резким, а, кроме того, и блестящим военным. Он позволил себе на маневрах победить и взять в плен Николая Павловича.
Немного позднее, в 1837 году, во время поездки в Крым их намеренно перессорил граф Воронцов. Муравьев не стал терпеть резкостей даже от императора и вышел в отставку.
10 лет он прожил в своем имении, занимаясь сельским хозяйством, пока в 1848 году император не обнаружил, что способных военных вокруг него не так уж и много, и не вернул Муравьева на службу.
Вскоре после вступления на престол Николай Павлович посетил Н.М. Карамзина и сказал историографу:
"Представьте себе, Николай Михайлович, мое положение: Вы принуждены здоровьем своим ехать в чужие края, а около меня, царя русского, нет ни одного человека, за исключением Сперанского, который бы умел писать по-русски, то есть был бы в состоянии написать, например, манифест. А Сперанского, не сегодня, так завтра, может быть, придется отправить в Петропавловскую крепость".
6 декабря 1826 года Николай Павлович учредил комитет, названный "Комитетом 6 декабря", который должен был изыскивать меры для улучшения положения в стране. Константин Павлович был очень недоволен учреждением этого комитета и даже однажды назвал брата якобинцем(!).
При жизни Константина Николай Павлович не считал себя настоящим государем, а как бы наместником законного государя Константина. Он во всем отдавал брату отчет, без совета с ним не предпринимал ничего важного и посылал ему копии с самых секретных дипломатических документов.
Когда В.П. Кочубей посоветовал Николаю Павловичу утвердить составленные комитетом проекты, император ответил:
"Как же я могу сделать это без согласия брата Константина Павловича? Ведь настоящий-то, законный царь – он; а я только по его воле сижу на его месте!"
Один из любимцев императора Николая Павловича, князь Леон Радзивилл, в 1833 году женился на красавице-фрейлине Софье Александровне Урусовой и захотел прибрать к своим рукам все земли, которые когда-то принадлежали фамилии Радзивиллов, но были по местным законам ими утеряны за долги. На многих этих землях новые владельцы жили уже более 50 лет, но власти начали процесс по возвращению этих земель и вели его самым беззаконным образом.
Едва начался процесс, как Муравьев-Вешатель своей губернаторской властью велел все имения, на которые претендовал Радзивилл, взять в опеку, а их владельцев немедленно выслать из имений без всякого имущества. Так десятки семейств, многие из которых были вполне зажиточными, в один миг стали нищими.
В Петербурге Николай Павлович, недолюбливавший Муравьева за его причастность к Союзу Благоденствия на раннем этапе существования общества, встретил его очень любезно и поздравил его с генерал-лейтенантом. Муравьев от радости поспешил надеть генерал-лейтенантские эполеты, но военный министр граф Александр Иванович Чернышев (1785-1857) [который его терпеть не мог] указал Муравьеву, что тот не имеет права надевать такие эполеты, пока о его производстве не будет помещено в высочайшем приказе. Об этом случае Чернышев тут же сообщил и императору. Николай Павлович, как известно, был формалистом, он ужасно рассердился на Муравьева и отменил его производство.
Когда Николай Павлович показал сенатору Дмитрию Осиповичу Баранову список членов предполагаемого декабристами нового Государственного совета, где была и его, Баранова, фамилия, то сенатор так перепугался, что со страху обделался и стал божиться, что он в заговоре не участвовал. Император зажал пальцами нос и брезгливо приказал Баранову убираться из комнаты.
Батеньков жил в доме Сперанского и был там арестован после 14 декабря. В момент ареста Батенькова Сперанский упал в обморок, так как Батеньков прекрасно знал о причастности Сперанского к заговору, но Батеньков на следствии был одним из очень немногих, кто держался мужественно, никого не выдал, в том числе и Сперанского. За свое мужество Батеньков и пострадал едва ли не сильнее всех декабристов.
Но все равно против Сперанского были значительные косвенные улики, столь значительные, что следственная комиссия послала к Николаю Павловичу графа Василия Васильевича Левашова (1783-1848) с просьбой о разрешении арестовать Сперанского. Император выслушал Левашова, походил по комнате и сказал:
"Нет! Член Государственного совета! Это выйдет скандал! Да и против него нет достаточных улик".
После смерти императора Николая Павловича в царской семье ему было дано прозвище "Незабвенный", что давало повод к многочисленным сарказмам. Так князь П.В. Долгоруков писал:
"Одними прозванный Незабвенным, а другими – Неудобозабываемым".
Император Николай очень не любил Луи Филиппа и даже радовался революции 1848 года во Франции. Он говорил по этому случаю:
"Лучше республика, чем ограниченное правление".
Дарья Михайловна Опочинина, дочь М.И. Кутузова и жена бывшего адъютанта великого князя Константина Павловича Федора Петровича Опочинина (1778-1852), объясняла решимость Константина не принимать корону и его отказ приехать в Петербург тем, что великий князь в своем интимном кругу часто говорил:
"На престоле меня задушат, как задушили отца".
Павел Матвеевич Голенищев-Кутузов-Толстой вспоминал, что когда близкие стали поздравлять Николая Павловича с восшествием на престол, он отвечал:
"Меня не с чем поздравлять, обо мне сожалеть должно".
Вспоминая события 14 декабря 1825 года, Николай Павлович честно признавался собеседникам, которые превозносили его стойкость и мужество, проявленные в тот день:
"Я был не так храбр, как вы думаете, но чувство долга заставило меня побороть себя".
(Продолжение следует)
