Генерал Лассаль в 1809 году сказал:
"В Итальянской кампании он проявил наибольшее величие: тогда он был героем, теперь он только император".
Далее он продолжал:
"В Италии у него было мало людей, да и те без оружия, без хлеба, без сапог, без денег, без администрации. Наружность его была незначительна, репутация математика и мечтателя. Никакого еще дела не было за ним, и ни одного друга; он слыл медведем, потому что был всегда один и погружен в свои мысли. Он должен был создать все, и создал. Вот где он был всего изумительнее".
На завоевание Италии Бонапарт получил от Директории две тысячи луидоров (!), да и то в сомнительных чеках. Каждому генералу он роздал по четыре луидора, но и это было очень много для армии, которая уже давно не видела ничего, кроме обесцененных ассигнаций. Нищета в армии достигала кошмарных пределов. В штабе генерала Массены не было даже писчей бумаги для приказов.
Стендаль вспоминал, что двое поручиков носили одну пару штанов по очереди, а другой, когда шел на свидание к миланской маркизе, подвязывал к ногам веревочками сапоги без подошв.
Солдаты, одетые в лохмотья, пьянствовали и занимались грабежом. Альфиери писал об этой армии:
"Нищая рвань со всего Прованса и Лангедока под предводительством босяка-генерала".
Наполеон был серьезно болен: недолеченная чесотка, подхваченная еще под Тулоном, мочевой пузырь и лихорадка донимали его, - но его глаза горели каким-то страшным огнем. Генерал Ожеро признавался:
"Этот маленький генерал, сукин сын, навел на меня страх. Я и сам не могу объяснить чувства, каким сразу, при первом взгляде на него, я был раздавлен".
За две недели Бонапарт совершил чудо: шайки разбойников он превратил в образцовые легионы.
Итальянскую кампанию он начал 10-го апреля, а уже 26-го апреля в воззвании к армии он говорит:
"Солдаты! В пятнадцать дней вы одержали шесть побед, взяли двадцать одно знамя, пятьдесят пять орудий и несколько крепостей. Вы завоевали богатейшую часть Пьемонта... Лишенные всего, вы все наверстали: выигрывали сражения без пушек, переходили реки без мостов, делали форсированные марши без сапог, стояли на бивуаках без водки и часто без хлеба. Только республиканские фаланги, солдаты свободы, способны были терпеть, что вы терпели. Благодарю вас, солдаты!.. Но вы еще ничего не сделали по сравнению с тем, что вам остается сделать!"
И за две недели взят весь Пьемонт!
В эти дни Бонапарт говорит:
"В наши дни никто ни о чем великом не думает. Я покажу пример!"
Стендаль вспоминал:
"Только беззаветная храбрость и веселость армии равнялась бедности ее. Люди смеялись и пели весь день".
Да и Бонапарт доносил Директории:
"Ничто не может сравниться с их храбростью, кроме веселости".
И вот эта веселая армия обрушилась далее на Италию. Через девятнадцать месяцев была завоевана вся Италия, Тироль, и вот Бонапарт уже угрожает самой Вене!
В длинном списке этих побед отметим только три, но каких!
Лодийский мост
принес Бонапарту уже и европейскую известность. Он лежал на пути к Милану и охранялся десятком тысяч австрийских солдат с тридцатью пушками. Можно было бы пойти и другим путем, но Бонапарт решил рискнуть. Он построил своих гренадеров в две колонны; спрятав одну колонну в засаде, он другую пустил бегом на мост. Под сильным картечным огнем, неся большие потери, голова колонны достигла середины моста, но тут дрогнула и остановилась. Казалось, что все кончено! Но тут французы скатились по быкам в реку, нашли какой-то брод и перебрались на другой берег, обходя батарею с тыла. Едва батарея развернулась, чтобы перенести на них свой огонь, как вторая колонна гренадеров стремительно атаковала мост, в штыки взяла батарею... И мост взят.
Гениальная простота!
Солдаты же после Лодийского моста любовно прозвали Бонапарта "маленьким капралом".
Аркольский мост
В Арколе Бонапарт был на волосок от гибели, но после него Франция окончательно влюбилась в своего героя. Дела сложились так, что к ноябрю 1796 года армия Бонапарта насчитывала уже всего около двадцати тысяч людей, а помощь из Франции все не приходила. Госпитали были переполнены больными и ранеными, да и сам Бонапарт страдал от своих многочисленных болячек. Но хуже всего было то, что начал падать дух армии. Французам противостояли шестьдесят тысяч свежих австрийских войск, которые уже потрепали части Ожеро и Массены и деблокировали Мантую. Фельдмаршал Альвинци затем занял позиции на высоте Кальдеро, откуда он угрожал Вероне, а, следовательно, и всей Италии. Атака Бонапарта на эти позиции оказалась неудачной, и он был вынужден отступить.
Тщетно Бонапарт взывал к Парижу:
"Граждане Директоры! Может быть, мы накануне потери Италии... Я исполнил свой долг, и армия исполнила свой. Совесть моя спокойна, но душа истерзана... Помощи, пришлите помощи!"
Но он прекрасно понимал, что помощи ему не пришлют, так как все Директоры только и мечтали о том, как бы "съесть" Бонапарта, а тут был такой удобный случай. Директория жестоко просчиталась...
В эти же дни Бонапарт писал Жозефине:
"Нет больше надежды - все потеряно... У меня осталась только храбрость".
Этого "только", как выяснилось, оказалось вполне достаточно. Участник похода Стендаль писал:
"Всякий другой генерал, на месте Бонапарта, отступил бы за Минчио, и Италия была бы потеряна".
Но Бонапарт не был всяким. Он решился на безумный маневр; зайти в тыл австрийцам со стороны непроходимых Адиджских болот, застать их врасплох и навязать бой на трех узких плотинах, где численный перевес не имел решающего значения, а все решала смелость и стойкость солдат. Для успеха этой операции надо было внезапно захватить небольшой мост в конце одной из плотин у селения Арколь, который являлся единственным путем сообщения австрийского тыла с болотами.
Ночью 15 ноября французы начали свое продвижение из Вероны к болотам и еще до рассвета передовые части под командованием генерала Ожеро подошли к Аркольскому мосту. Вопреки ожиданиям Бонапарта мост оказался хорошо защищен двумя батальонами кроатов с артиллерией, которая фланговым огнем картечью могла смести любую атаку. Французы оказались в ловушке, так как отступать им было некуда.
Французы начали свои атаки на мост, но картечь сметала всех атакующих. Большинство командиров погибли или получили ранения, и боевой дух французов вскоре окончательно угас.
Когда Ожеро со знаменем в бешенстве кинулся вперед:
"Что вы так боитесь смерти, подлецы!" -
за ним никто не последовал.
Подскакавший Бонапарт понял, что дело плохо, так как если Альвинци еще ударит с высот Кальдеро, то он просто утопит всех французов в болоте. Бонапарт быстро спешился и схватил гренадерское знамя. Никто еще не понимал, что он собирается делать, а он, схватив одной рукой изрешеченное пулями знамя, а в другой держа свою шпагу, обернулся и крикнул:
"Солдаты! Разве вы уже не лодийские победители?"
С этими словами он побежал на мост, а солдаты и командиры кинулись за ним.
Командиры защищали Бонапарта своими телами. Уже дважды раненый генерал Ланн прикрыл его от первого залпа и упал, раненый в третий раз. Полковник Мюрон был убит, закрывая Бонапарта от второго залпа, и его кровь забрызгала лицо Бонапарта. Картечь косила французов, но они уже достигли конца моста, где не выдержали огня в упор и побежали назад. Кроаты ударили в штыки, добивая раненых. Бегущие гренадеры подхватили Бонапарта, чтобы вынести его из огня, но в суматохе уронили его в болото и не заметили этого.
Бонапарт барахтался в болоте, но пробегавшие кроаты также не заметили его, а гренадеры на берегу опомнились:
"Где Бонапарт? Бегите назад, спасайте его!"
Французы побежали назад, смяли кроатов, нашли Бонапарта, вытащили его из болота, вынесли на берег и посадили на лошадь.
(Продолжение следует)
