Прежде чем перейти к следующей беременности королевы я хочу немного вернуться назад и в сжатом виде еще раз показать ошибки и легкомысленность королевы, а также ее врагов.
В июле 1774 года можно уже было говорить о сложившейся партии врагов М.А. 13 июля аббат Бодо писал:
"Эта партия - шайка противников Шуазеля, ... , д'Эгийона и его советников, а также озлобленных тетушек. Они плетут самые грязные и бесстыдные интриги против королевы, которым кое-кто охотно верит, несмотря на полное противоречие и несуразность".
Данная партия складывалась не только лично против королевы, но и против всей проавстрийской политики, которую она могла для них олицетворять, и которая была им ненавистна.
Заканчивался 1774 год, заканчивался траур по покойному королю, двор начинал оживать, а королева готовилась к развлечениям и шила новые одежды. В назначения министров она пока еще не вмешивалась, у нее были более важные дела. Она обсуждала с королевским интендантом де Лафере количество и порядок развлечений в Версале. М.А. настаивала, чтобы кроме приятных ужинов, которые она так любила, еженедельно устраивалось по два бала. Еженедельно.
Кроме того она хотела устраивать по два спектакля в неделю, один с актерами Комеди Франсе, а другой с актерами Комеди Итальен. Но в целях экономии было решено не приглашать актеров во дворец, а королевская семья должна была ездить в Париж, который так полюбила молодая королева, и который пока еще обожал свою прекрасную повелительницу.
Об экономии я сказал не напрасно. Дело в том, что королеве на ее личные расходы полагалось 96 000 ливров в год. Тюрго, как только стал министром, сумел убедить короля в необходимости увеличить эту сумму до 200 000 ливров в год. Но в первый же год своего царствования М.А. сумела истратить на себя более 300 000 ливров, большая часть которых осела в карманах модистки м-ль Бертен.
Первый костюмированный бал состоялся уже 9 января 1775 года и понеслось... Мерси писал:
"Обилие масок и костюмов, танцы и представления - все требовало бесконечных репетиций и большого количества времени, маскарады следовали один за другим, каждый понедельник, их едва успевали готовить".
Король не мог и не хотел участвовать в этих развлечениях по полной программе. Как-то он оставался на балу до трех часов утра, а королева танцевала до семи утра и отправилась спать уже после мессы.
М.А. ложилась спать все позже и позже, и королю это не очень нравилось.
Вскоре составился круг близких друзей королевы. Туда вошли граф д'Артуа, Мари де Ламбаль (принцесса де Кариньян), мадам Дилон, принцесса де Ги(е)мене и др. Была там и графиня де Полиньяк. Ее сближению с М.А. сильно поспособствовал (из соображений личных выгод) Безенваль. Он не прогадал и сделал на этом неплохую карьеру.
Немного позже в этот круг вошел и граф де Водре(й), официальный любовник де Полиньяк.
Мадам де Кампан, чьим воспоминаниям, правда, не всегда следует доверять, писала об этом периоде и о ближнем круге королевы:
"Новые куплеты, свежее словцо, фривольный анекдот, скандальная история - все было предметом разговоров в этом маленьком, очень личном обществе королевы... [М.А.] очень любила подобную манеру общения, ей импонировали эти вкусы, и говорила, что никогда не сможет подружиться с занудой".
Легкомысленность королевы, различные нарушения этикета и вольности, допущенные ею, возвышение де Полиньяк и милости, которыми были осыпаны ее многочисленные родственники и друзья, все это привело к тому, что уже в 1775 году во Франции появилось огромное количество памфлетов и просто пасквилей, направленных против королевы и ее "друзей". А отсутствие наследника престола приводило еще к тому же, что короля упрекали за мужскую слабость и бессилие, а королеву стали обвинять в самом гнусном разврате.
Такие брошюры имели самое широкое хождение даже при дворе, а однажды Людовик XVI нашел подобный пасквиль за своим обеденным прибором. Ясно, что старались очень близкие к королевскому семейству люди.
М.А. была в курсе таких событий, но, как всегда, не придавала им большого значения. В середине декабря 1775 года она легкомысленно писала своей матери:
"У нас настоящая эпидемия памфлетов. Их сочиняют обо всех придворных, о женщинах и мужчинах, и эти французские трещотки замахнулись даже на короля".
То, что в этих памфлетах вовсю промывались ее косточки, М.А. как бы и не трогало. А зря. Вот кусочек одного из подобных сочинений:
"Дочь моя, вам нужен наследник!
Мне неважно, кто посредник,
Хоть с короной, хоть и без,
Но прежде чем войдет он в будуар,
Уж постарайтесь обсудить с ним гонорар
И также убедитесь в том,
Что в состоянии он стать отцом.
Занятие, куда вовлекаю я Вас,
Поверьте. Прекрасно, чудесно, совсем без прикрас,
Что ж до деталей, решайте уж сами,
Ведь дело-то все-таки личное.
А если дело все же не свершится,
Могу сказать, что это завершится
Тем, что с Версалем можете проститься,
К тому же навсегда".
Как вам понравятся такие сочинения, уважаемые читатели? А это лишь 1775 год, и я привел фрагмент одного из самых скромных памфлетов.
Королева же продолжала развлекаться. Это была какая-то страсть к развлечениям: балы, спектакли в Опера, приемы. Она общалась, в основном, только с придворной молодежью, и всячески избегала одиночества, занимая себя любыми, даже самыми пустыми делами. М.А. ничего теперь не читала и даже не музицировала.
Общественное мнение о королеве стало меняться, и восторгов поубавилось, но королева не желала менять свой образ жизни, а только стала избегать тех мест, где ее могли встретить не так восторженно, как ей бы хотелось, и только.
Правда, королева перестала пытаться влиять на важные назначения и не вмешивалась в политику, но она просто просила министров выполнять некоторые пожелания ее "друзей".
Все было бы замечательно, но в 1776 году М.А. вмешалась в дело графа де Гине и способствовала отставке ненавистного ей министра Тюрго, который осмеливался сопротивляться ее указаниям (например, о назначении денежного содержания мадам д'Андоло, тетки де Полиньяк). М.А., подстрекаемая своими "друзьями", добилась своего, Тюрго ушел в отставку, а де Гине стал герцогом, но любви к королеве эти действия не добавили. Появились новые враги.
Вдобавок королева захотела сделать графа де Полиньяк первым смотрителем королевской конницы и назначить его для этого преемником графа де Тесе, занимавшего этот важный пост. Но, во-первых, это было грубым нарушением этикета, а во-вторых, жена де Тесе принадлежала к могущественному клану де Ноай, которые тут же стали одними из злейших врагов королевы. Новые враги, но теперь уже довольно могущественные и влиятельные.
Росли и траты королевы, что также не увеличивало симпатии к ней. Так в начале 1776 года она в тайне от мужа приобрела подвески за 460 000 ливров, не смогла вовремя расплатиться с ювелиром и была вынуждена прибегнуть к помощи короля, чтобы уладить эти финансовые вопросы. Затем она захотела приобрести бриллиантовые браслеты за 250 000 ливров, но так как денег не хватало, то она продала по очень низкой цене некоторые из своих драгоценностей, которые ей уже надоели.
Мария-Терезия частенько бранила в письмах свою дочь за бесполезные траты, но М.А. лишь легкомысленно отмахивалась от них.
Огромные средства требовались и на устройство Трианона. В свое время Тюрго всячески тормозил выделение кредитов на эти расходы, ведь личный долг королевы уже составлял около полумиллиона ливров, строительные работы из-за этого частенько останавливались, и ненависть М.А. к Тюрго только росла. Все закончилось отставкой вредного, по мнению королевы, министра.
Закончим теперь перечислять ошибки М.А. и вернемся к времени после первых родов королевы. Теперь все ждут рождения дофина. Но месяц проходит за месяцем, а новая беременность королевы всё не наступает, и Мария Терезия начинает сердиться на свою непутевую дочь:
"Король рано ложится спать и рано встает, королева же. Наоборот, ложится поздно, как тут ждать хорошего? Если так будет продолжаться и далее, на успех надеяться нечего... До сих пор я сдерживалась, теперь же буду навязчивой; в твоем положении было бы преступлением не иметь много детей".
(Продолжение следует)
