Но вернёмся на "Липки". По четвергам и воскресеньям здесь играл военный оркестр. В такие дни весь бульвар был буквально забит отдыхающим народом, поднимавшим тучи пыли.
Местный журналист писал, что раньше отличить приличных дам от "несемейных" было значительно легче:
"[Они] стыдились появляться публично, открыто, и если приходили "на народ", то робко и конфузливо жались к сторонке и держались только среди своих, себе подобных. Поэтому "оне" были заметны и "отличительны". Теперь не то. Прогресс времени берет своё: эти дамы гордо приподняли голову, повели себя открыто, бравируя своим ремеслом..."Это было написано 120 лет тому назад, но звучит почти современно.
"Мне рисуется следующая картина будущего жизни городов: яркие потоки электрического света зальют все углы и закоулки, положим, Саратова и осветят его наитемнейшие места, вроде оврагов. Кражи и грабежи уменьшатся, надзор облегчится..."Мечтать не вредно! Напомню, что Саратов был электрифицирован только в 1912 году.
Непосредственная встреча с таким типом может произойти при обстоятельствах, описанных местным газетчиком:
"Позвольте", -говоришь ты этому господину, твёрдо, без смущения занявшему, положим, твоё место, -"позвольте, это место занято"."А вы деньги заплатили за него? А тут прописано, что оно ваше? А что же - мне прикажете стоять?"Эти и подобные ответы посыпятся на тебя от саратовца, признающего только принцип, что тот только капрал, кто палку взял!"
"Положим, саратовец тебя толкнул, наступил на мозоль, смял твою шляпу, испачкал твою одежду: по общепринятому кодексу приличий ты говоришь ему - "виноват!", желая вызвать с его стороны извинение, но саратовец не промах: он не трогается жалким видом своего невежества, а попросту отвечает тебе - "ничего-с!" и продолжает двигаться в толпе подобно слону, отдавливая ноги, обрывая шлейфы и разбрасывая направо и налево попадающихся ему на пути.Приношу уважаемым читателям свои извинения за слишком длинную цитату, но зато вы увидели живых саратовцев последней четверти XIX века.
Если покойный Гейне, попав в первый раз в Париж, нарочно наталкивался на прохожих, чтобы слышать от них "музыку извинений", то попавши в Саратов, он услышал бы здесь оркестр грубостей толпы и её нередко нелепых сарказмов!
Идёт, положим, господин в ботинках из белой материи."Ха, ха, ха!.." -гремит, не умеющий сдерживаться саратовец. -"Посмотрите, вон идёт в чулках!""А я думал, что он босиком!" -отвечает другой саратовец.
Замечания вслух о вашей наружности, костюме, походке и других особенностях то и дело раздаются из толпы, пока вы проходите её, точно сквозь строй... не говоря уже о двусмысленных улыбках, подмигиваньях, киваньях на ваш счёт.
Барыни тоже подвергаются "критике" этих неучей и такой критике, от которой многим из них не поздоровилось бы, если бы они слышали её.
Критикуются по преимуществу лица, стоящие выше этой толпы по образованию и условиям жизни. Всякие обидные прозвания придумываются для характеристики "барина" и вообще "Учёного", одетого по-европейски, носящего очки.
Очки почему-то в особенности вызывают антипатию этой толпы, не упускающей случая поиздеваться над этим признаком учёности.
Но настоящий праздник острословия и грубости вызывают (и, пожалуй, на сей раз справедливо) женские турнюры, которые провинциальными модными магазинами доводятся до чудовищных размеров и видов. Это, действительно, какое-то архитектурное сооружение, какой-то зыблющийся живой Мон-Блан... Уж над этою дикою модою саратовец развёртывается во всём блеске остроумия!"
"Поют эти молодцы неважно: раз волжский бурлак с баржи перетащен на эстраду - уж он певец плохой: не та обстановка, не тот коленкор, как говорят купцы. Зато пляшут эти молодцы лихо: бьют ногами дробь не хуже солдатского барабана".