Вокруг поэта Н.М. Языкова. Краткая хроника литературной и общественной жизни России в тридцатые и сороковые годы XIX века, вып. 1


Ворчалка № 310 от 06.03.2005 г.


Крупнейший русский поэт Николай Михайлович Языков однажды написал:
"Главное искусство истории состоит в расставлении и гармонизации фактов так, чтобы мысль сама собою рождалась в голове читателя - только тогда она будет ему своя, родная, вечная!"



В мае 1830 года Языков с Михаилом Петровичем Погодиным и еще несколькими спутниками совершили пешее путешествие в Троице-Сергиевскую лавру. Это было традиционное для москвичей паломничество к русским святыням, главной из которых была гробница Сергия Радонежского. Языков сообщил брату, что они
"туда шли двое суток".
Погодин описал это путешествие, неудобную дорогу и многочисленных странников, встречавшихся на пути. Бедняки, которые путешествовали пешком, с котомкой за спиной и палкой в руках, на ночь останавливались у кромки какого-нибудь леса и разводили костерок. Питались они, в основном сухарями, размоченными в воде.

Другое дело состоятельные путешественники... Но и им, оказывается, ночевать лучше в телеге, на сене, чем в избе на станции:

"Одного часа вы не выдержите в удушливой комнате с спертым воздухом, в шумном соседстве, на гадком диване; искусанные, израненные кровожадными насекомыми, или, лучше сказать, зверями плотоядными всех родов... под музыку сверчков и кузнечиков, под пляску мышей с крысами, вы бежите вон".



Библиотеку академии им показывал знаменитый старец Феодор Голубинский, историк и мыслитель. Погодин и Языков были поражены тем, что здесь уже имеются рукописные переводы главных трудов Канта, Фихте и Шеллинга, а в Москве их могли читать только те, кто знал по-немецки.

Обратный путь они проделали в нанятом экипаже.



В начале лета Языков жил в доме Елагиной вместе с братом Александром, который писал родным:
"Пушкин у Весселя часто бывает, он - большой забавник и доставляет нам много удовольствия".



В приложении к журналу "Московский телеграф" - "Новом живописце общества и литературы" - Полевой напечатал собственные стихотворные пародии, в частности на Языкова. Пушкин по этому поводу написал в "Литературной газете" (Дельвига):
"Удивимся, что издатель журнала, отличающегося слогом неправильным до бессмыслицы, мог вообразить, что ему возможно в каких-то пародиях подделаться под слог Языкова, твёрдый, точный и полный смысла".



Погодин не ладил с Полевым, но не сближался всерьёз и с петербургскими литераторами, врагами Полевого; а друзьями Полевого были там только Булгарин и Греч.

В июне 1830 года Степан Петрович Шевырев из Рима писал Погодину:

"Ты напрасно вовсе чуждаешься петербургской шайки. Где же будет круг наш? Из кого его составим? Из нас двух да Аксакова? Более я не вижу, ибо Языков и Хомяков, верно, не прочь от Дельвига и Пушкина".



Сложный был характер у Погодина. Познакомившись с Баратынским, он не знал, о чём с ним говорить, а позднее признавался, что у него "не лежит сердце" к Баратынскому.

Многие литераторы, как теперь принято говорить "пушкинского круга", искренне стремились сблизиться с Погодиным и помогать ему в издании журнала, но Погодин ни с чьим мнением не считался, так что уже в 1831 году его журнал прекратил своё существование.



С Пушкиным Погодин не сотрудничал, но буквально боготворил его. Когда Пушкин бывал в Москве, Погодин старался встретиться с ним, зазвать его к себе, оказать ему хоть какую-нибудь услугу. Когда летом 1830 года Пушкину срочно потребовались деньги, Погодин вызвался собрать их. Собирал деньги Погодин, как он писал в своём дневнике, "мозаически", то есть брал в долг деньги у многих лиц, и набрал две тысячи рублей. Это стоило ему многих трудов. В своем дневнике он писал:
"Как ищу я денег Пушкину! Как собака..."



Погодин искренне считал, что его драматический талант равен пушкинскому, и даже собирался написать своего "Бориса Годунова". В дневник за июль 1830 года он заносит:
"Напишу "Бориса" и положу гири против Карамзина и Пушкина".
Погодин был убежден в невиновности Годунова и часто спорил об этом с Пушкиным.



Но Погодину хотелось быть ещё и поэтом, и он написал стихами свою драму "Марфа, посадница Новгородская". Языков отнёсся к этому творению довольно строго, и в письме к своему брату утверждал, что в "Марфе"
"много шуму, беготни, толкотни... и всё это стихами, языком неуклюжим, всё это на живую нитку".



Летом 1830 года в Москве один за другим скончались Алексей Фёдорович Мерзляков, известный профессор университета и поэт, и Василий Львович Пушкин.
Мерзляков был знаменит и как поэт, а его знаменитые "разборы" крупнейших поэтических произведений собирали полные аудитории, но умер он в полной безвестности и, как писал Языков,
"в бедности, так что на погребенье кое-как собрали".
На тех и других похоронах собиралась почти вся литературная Москва: братья Полевые, Иван Иванович Дмитриев, князь Петр Шаликов, Михаил Дмитриев, Языков, Погодин. На похороны своего дяди приезжал и Пушкин.

На этих похоронах Погодин плакал, а у гроба Василия Львовича, по записи Языкова, Погодин

"растроганный и умилённый очень, очень приличною мыслью о бренности земных человеков, простёр Полевому руку примирения".



5 декабря 1830 года в Москву после своей знаменитой Болдинской осени, вызванной эпидемией холеры в Москве, приехал Пушкин и остановился в гостинице "Англия" на Тверской.



А 31 декабря в "Московских ведомостях" появилось объявление о поступлении в университетскую книжную лавку Ширяева
"книги "Борис Годунов", соч. А. Пушкина. Спб, 1830. Цена 11 руб."



Языков книгу купил и писал брату:
"Спишу места, пропущенные при печатании, и переплету воедино с печатным, куда что следует, - и наша библиотека украсится полным "Годуновым".
Но оценка Языковым этой трагедии Пушкина была довольно сдержанной:
"Эпоха, век, характеры выражены неполно...
Отдельные части представляют только слабые очерки картин, которые потому не имеют сильного, общего, целого действия на воображение...
Но, впрочем, это первый шаг и большой! Язык готов; может быть, Пушкин обдумает ещё что-нибудь подробнее, живее и проникнет глубже, что совершенно необходимо для картины столь разнообразной, обширной и трудной, как историческая драма".
Языков мог себе позволить так писать о Пушкине. Я считаю, что это был единственный поэт того времени, уровень творчества которого вплотную приближался к пушкинскому.



Погодин в это время был в отчаянии: его уже отпечатанную "Марфу" задержал сам Бенкендорф. Задержал на неопределенное время, так как власти сочли неуместным даже благонамеренное изображение новгородской вольницы. Пушкин пообещал Погодину похлопотать в Петербурге за его "Марфу".

Между тем Погодин решил писать новую трагедию в стихах: "Пётр". Эта мысль пришла к нему в бане 28 января 1831 года, в день смерти Петра I, а закончить своё творение Погодин решил к 30 мая, дню рождения императора. В своём дневнике Погодин писал:

"Так и мерещится, что Пётр отворяет дверь и грозит дубинкою. Дрожь берет даже и выговаривать это имя".



14 января 1831 года в Петербурге умер Дельвиг. В Москве, 27 января, как писал Языков брату,
"совершилась тризна по Дельвигу. Вяземский, Баратынский, Пушкин и я, многогрешный, обедали вместе у "Яра", и дело обошлось без сильного пьянства".



17 февраля в снятой на Арбате квартире Пушкин устроил "мальчишник". Пришли двенадцать человек, среди которых были Н. Языков, Денис Давыдов, Вяземский, Нащокин, Баратынский, Иван Киреевский, Алексей Елагин (отчим Киреевского) и Лев Пушкин. Буквально на минуту с поздравлениями заехал Погодин.

На следующий день в соборе Большого Вознесения у Никитских ворот состоялось венчание Пушкина с Натальей Николаевной Гончаровой.



В этом же феврале месяце слуга Языкова, Иван Чухломский, который сопровождал поэта еще в Дерпте, влюбился, но он был крепостным, а "предмет его любви" - свободной девушкой. Свадьба не светила, но Языков по первой же просьбе своего слуги отпустил его на свободу, а братьям написал:
"Да благословит Бог сердца любящих!"



В марте 1831 года Надеждин в "Вестнике Европы" вволю поиздевался над новой книжкой, включавшей в себя поэмы Пушкина "Граф Нулин" и "Бал" Баратынского:
"С первого взгляда на шедевры галантерейной нашей литературы нельзя не полюбоваться дружеским союзом, заключённым так кстати между "Балом" и "Графом Нулиным"...
Вероятно, этот союз происходит оттого, что "Граф Нулин", как человек светский, никак не может обойтись без "Бала"...
Граф Нулин есть нуль..."
Надеждин и далее продолжал в таком же духе, доказывая безнравственность этих поэм.

Пушкин собирался ответить, даже написал черновик статьи, но по каким-то причинам не опубликовал её.



(Продолжение следует)