У царя Михаила Федоровича Романова было четверо выживших детей от второй жены, Евдокии Лукиничны Стрешневой: сын и наследник Алексей и три дочери: Ирина, Анна и Татьяна.
Как царевнам жилось в царском тереме? Отвечаю коротко - бесперспективно. Почему? Дело в том, что иностранные принцы не очень-то рвались породниться с русскими царями, считая Россию варварской и еретической страной. Царевны росли и жили в своем замкнутом мирке. Общение с мужчинами было для них категорически исключено. Из смертных лишь отец и ближние бояре могли видеть их лица. Шансов на замужество нет, так как царь не мог выдать свою дочь за своего холопа, коими считались все его подданные. Так что было только два выхода: или унылая старость в женской половине Кремля, или пострижение. Какие страсти кипели на женской половине царского дворца, мы не можем даже догадываться. Тем любопытнее одна из немногих реальных попыток русского царя найти жениха для своей дочери.
Едва Ирине исполнилось 13 лет, а родилась она в 1627 году, царь начал присматривать ей подходящего жениха. Вначале были направлены послы в Швецию, но там их поджидала неудача.
Тогда стали пробовать посватать Ирину за одного из датских принцев, а именно, за Вольдемара, сына короля Христиана от морганатического брака. Тому было в 1640 году около 20 лет. Послы описали его так:
"Волосом рус, ростом не мал, собою тонок, глаза серые, хорош, пригож лицом, здоров и разумен, умеет по-латыни, по-французски, по-итальянски, знает немецкий верхний язык, искусен в военном деле".
Послы должны были навести справки о королевской семье, постараться раздобыть портреты членов королевской семьи, но их миссия окончилась почти полной неудачей, т.к. никаких толковых материалов и портретов послам добыть не удалось.
Летом 1641 года в Москву прибыло датское посольство, в составе которого был и предполагаемый жених, именовавшийся Вольмером, графом Шлезвиг-Голштинским. Посольство не привело ни к чему, т.к. Вольдемар требовал, чтобы во всех документах имя датского короля писалось впереди царского имени, а русские на это пойти никак не могли.
Вскоре из Москвы в Данию было отправлено новое посольство, которое должно было официально предложить брачный союз между царевной Ириною и королевичем Вольдемаром. На просьбу предъявить портрет невесты послам был дан следующий наказ:
"Того у государей российских не бывает, чтобы персоны их государских дочерей для остереганья их государского здоровья в чужие государства возить".
Послы должны были разъяснить, что в Москве никто кроме царя и его самых ближних бояр царевен видеть не может.
Кроме того, послам было выделено соболей на 200 рублей для раздачи различным лицам, без чего решение данного вопроса не представлялось возможным.
Во время переговоров выяснилось множество противоречий, которые было очень трудно разрешить. Опять встал вопрос о титулатуре, о том, чье имя писать раньше, но это были только цветочки. Встал вопрос о принятии королевичем православной веры, а также вопрос о приданом, т.е. какие города будут даны на содержание молодого двора, а также множество более мелких вопросов. Послы оказались не в состоянии дать ответы на все поставленные вопросы и вернулись в Москву ни с чем. Но перед отъездом они отправили отсутствующему в тот момент в Копенгагене Вольдемару пять сороков соболей. Это был воистину царский подарок! Королевич поспешил засвидетельствовать послам свое почтение, но заявил, что во всем полагаются на волю отца.
Царь Михаил Федорович обвинил послов в неумении вести государственное дело и решил отправить в Данию датского же резидента Петра Марселиса, проживавшего в Москве. Миссия Марселиса увенчалась успехом, и в январе 1644 года королевич Вольдемар прибыл в Москву для бракосочетания с царевной Ириной. Если бы он подозревал, что его ожидает в России, он бы держался как можно дальше от рубежей нашего государства.
Встретили королевича очень радушно. В Грановитой палате его приветствовал царевич Алексей Михайлович, а затем последовал прием и у самого царя, который ласково приветствовал датского королевича, даже подал королевичу руку и поинтересовался его здоровьем.
Датские послы повели речь о том, что король датский прислал своего сына, чтобы он по царскому желанию "закон принял", т.е. вступил в брак с царевной Ириной, и предложили скрепить брачный договор с двух сторон. За царя отвечал думный дьяк, который сказал, что Бог приведет все к доброму соглашению.
Во время приема королевич, естественно, не мог видеть царевну Ирину, а она, скорее всего, могла его рассмотреть. Однако доброго соглашения достичь оказалось очень трудно, особенно в вопросе о вере.
4 февраля царь посетил королевича Вольдемара в отведенной ему резиденции, но никаких серьезных договоренностей во время этого визита достигнуто не было. А 8 февраля прибыл посланец от патриарха Иосифа, который стал уговаривать царевича креститься по православному обряду. Вольдемар на все уговоры дал отрицательный ответ, поэтому 13 февраля его опять принял царь. Королевичу было заявлено, что
"не соединясь с ним верою, ему нельзя сочетаться браком с его дочерью, потому что у нас [т.е. русских] муж с женою в разной вере быть не может".
Тогда королевич попросил отпустить его обратно в Данию, но не тут-то было. Царь заявил, что отпустить его
"непригоже и нечестно, что во всех государствах будет стыдно".
Попался королевич.
После этого началась длительная переписка между королевичем, датскими послами и влиятельными боярами, в том числе с Ф.М. Шереметевым. Королевич пытался прибегнуть к покровительству бояр и просил отпустить его домой. Бояре просили датских послов склонить королевича к принятию православной веры, на что те отвечали, что им такого поручения дано не было, и что за такое самовольство они могут на родине и головы лишиться.
21 апреля в переговоры включился лично патриарх, который опять стал убеждать королевича совершить волю царскую и принять крещение "в три погружения". Вольдемар категорически отказывался и отвечал, что в деле совести надо больше слушаться Бога, а не людей. Он писал:
"Как видно, у вас перемена веры считается делом маловажным, когда вы требуете от меня этой перемены для удовольствия царскому величеству, а у нас таких людей, которые легко меняют веру, считают бездельниками и изменниками".
Далее он просил, чтобы патриарх разрешил царевне Ирине вступить с ним брак, не требуя от него перемены веры, а если это считается грехом, то он готов взять этот грех на себя.
Русская сторона продолжала гнуть свою линию. Бояре решили, что королевич сомневается в достоинствах русской царевны, и стали разъяснять ему, что
"быть может, он думает, что царевна Ирина не хороша лицом, так был бы покоен, он будет доволен ее красотою. Чтобы также он не думал, что царевна Ирина, подобно другим женщинам московским, любит напиваться допьяна. Она девица умная и скромная, во всю жизнь свою ни разу не была пьяна".
А было ей тогда 17 лет. Вот какова была девица! Представляете? Ей уже 17 лет, а она еще ни разу не напивалась допьяна. Это проливает кое-какой свет на нравы женской половины Кремля.
Королевич почему-то не был прельщен подобным описанием предполагаемой невесты и ее достоинствами, и продолжал проситься домой. 9 мая датчане попытались с оружием в руках вырваться из Москвы, но стрельцы задержали их у Тверских ворот. Королевич горячился и кричал, что он готов пойти на все, но ему спокойно разъяснили, что для начала нужно снестись с королем Христианом и узнать его мнение о сложившейся ситуации, а тем временем у резиденции королевича значительно усилили стражу.
Прошел май, июнь и половина июля, а дело не сдвинулось с мертвой точки. Королевич требовал отпустить его домой, а бояре чуть ли не ежедневно продолжали уговаривать Вольдемара принять православную веру.
В конце лета были пресечены попытки датчан вырваться на волю с помощью литовских купцов, которые подряжались доставить их на литовскую границу. Время шло в бесплодных и бессмысленных переговорах.
Наконец, 29 ноября датские послы явились к Михаилу Федоровичу с королевской грамотой, в которой король Христиан требовал, чтобы царь исполнил наконец брачный договор, заключенный с Петром Марселисом, а в противном случае
"с честью бы отпустил королевича и послов обратно".
На это царь спокойно заявил королевичу Вольдемару, что
"без крещения ему на царевне Ирине жениться нельзя, и отпустить его в Данию также нельзя, потому что король Христиан отдал его ему, царю, в сыновья".
Железная логика.
Тогда 9 января 1645 года королевич написал царю гневное письмо, в котором грозил царю различными неприятностями, если его немедленно не отпустят домой. Он писал, что так с ним не могли бы поступить даже турки и татары, и что он будет силой стараться вернуть себе свободу, даже если за это он поплатится своей жизнью.
В это дело неожиданно вмешался польский посол Стемпковский, который стал уговаривать Вольдемара подчиниться требованиям царя. Королевич ответил поляку:
"Могу уступить лишь в следующих пунктах:
1) пусть дети мои будут крещены по греческому обычаю;
2) буду стараться посты держать, сколько мне возможно без повреждения здоровья;
3) буду сообразовываться с желанием государя в платье и во всем другом, что непротивно совести, договору и вере.
Больше ни в чем не уступлю... От веры своей не отрекусь, хотя он [царь] меня распни и умертви".
В конце письма королевич пишет:
"и пусть делают со мной, что хотят, только поскорее".
После этого по Москве поползли слухи, что королевич Вольдемар тяжело заболел. А в апреле 1645 года обострилась и болезнь Михаила Федоровича, который и так уже давно болел. 12 июля он с трудом отправился в церковь, где с ним произошел приступ удушья, а в ночь на 13 июля царь умер, успев благословить своего сына Алексея на царство.
Вольдемар получил возможность надеяться на перемену в своей участи. 17 июля он направил Алексею Михайловичу поздравление с восшествием на престол. Новый царь попытался еще раз убедить королевича перейти в православную веру, но получил решительный отказ. Тогда Алексей Михайлович решил отпустить королевича Вольдемара и послов домой с великой честью. Вольдемар поспешил тут же покинуть Москву, чтобы не испытывать судьбу, а уже с дороги поблагодарил царя
"за его великую любовь и за то, что отпустил его и послов королевских с честью".
Таким образом, королевич Вольдемар пробыл в почетном заточении около полутора лет. За это время он так и не увидел своей предполагаемой невесты, но она, скорее всего, имела возможность его рассмотреть.
Теперь вам, уважаемые читатели, стало немного более понятно, почему русские царевны почти всегда оставались старым девами.
