Мария Антуанетта счастлива. Она наконец-то стала полностью независимой и может жить в свое удовольствие, не оглядываясь на старого короля, чтобы получить высочайшее разрешение на те или иные траты и развлечения. Теперь ОНА повелительница самого могущественного государства Европы, ведь ее муж сделает все, что она только пожелает.
С восторгом она пишет своей матери о произошедших переменах, но трезвая и мудрая правительница Империи совсем не разделяет ее восторгов. Мария Терезия ощущает только тревогу, предчувствуя беду, и провидчески пишет дочери:
"Я не поздравляю тебя с новым саном, который дорого стоит и обойдется еще дороже, если ты не решишься вести ту же спокойную и непредосудительную жизнь, которую... ты вела три года и которая вам обоим, тебе и твоему супругу, снискала любовь и расположение вашей страны. Это расположение народа чрезвычайно важно для вашего теперешнего положения, но в то же время оно обязывает вас и далее прилагать все усилия на благо государства. Вы оба еще так юны, бремя же власти велико. Это меня заботит, поистине, очень заботит..."
Далее Маря Терезия предостерегает свою легкомысленную дочь от той опасности, которая кроется в ее ненасытной жажде удовольствий:
"Я боюсь в тебе этого больше всего. Вообще, тебе очень нужно заняться серьезными делами, не поддавайся соблазнам делать неумеренные траты. Очень важно, чтобы это счастливое начало, которое превзошло все ваши ожидания. Нашло бы себе достойное продолжение, дало бы вам обоим счастье, чтобы вы сделали счастливым свой народ".
Мария Антуанетта легко соглашается со своей матерью, признается в своих слабостях и обещает исправиться, и тут же забывает о своих обещаниях: ведь мать находится так далеко! Но старая мудрая правительница видит истинное положение дел и очень беспокоится. Она пишет своему посланнику в Париж:
"Я очень всем этим взволнована и еще более озабочена судьбой моей дочери. Судьба ее будет либо блистательной, либо - глубоко несчастной. Король и министры находятся в крайне трудном положении, дела государства запутаны и расстроены. А она так молода! У нее никогда не было и, пожалуй, никогда не будет серьезных стремлений".
В конце письма она пророчески пишет:
"Я думаю, ее лучшие годы уже позади".
Да, сердце матери чувствовало надвигающуюся беду, но что она могла теперь сделать!
После того как М.А. стала королевой, она стала вести еще более праздную жизнь, ибо новый король был полностью в ее власти и делал все, что она требовала, и практически ничто уже не ограничивало ее траты. Правда, король был бережливым человеком, но своей красавице-жене он не мог отказать почти ни в чем.
Образ жизни молодой королевы очень сильно беспокоил Марию Терезию. Вот что она пишет дочери:
"Я вижу одни лишь интриги, мелочную злобность, издевательства и язвительность... Твой быстрый успех, льстецы, окружающие тебя с этой зимы, когда ты кинулась в водоворот развлечений, пленилась нелепыми нарядами и модами, все это пугает меня, приводит в ужас. Эта бешеная гонка от развлечений к развлечениям, хотя ты знаешь, что королю это неприятно, что он сопровождает тебя или терпит все это исключительно из-за своей мягкости, все это заставляло меня высказывать свое беспокойство в моих прежних письмах. Этим письмом я подтверждаю свои опасения… очень люблю тебя и многое предвижу, к сожалению, больше других, потому что знаю, как ты легкомысленна, как горяча, как необдуманны твои поступки. Твое счастье может очень скоро кончиться, и ты по своей же собственной воле окажешься ввергнутой в величайшее несчастье, и все это - вследствие ужасной жажды наслаждений, которая не дает тебе возможности заняться каким-нибудь серьезным делом... И ты еще осмеливаешься вмешиваться в важнейшие государственные дела, влияешь на выбор министров?.. Однажды ты поймешь все это, но будет слишком поздно. Я надеюсь, что не доживу до этого дня, и молю Бога, чтобы он как можно быстрее призвал меня к себе, ибо я уже не могу быть полезной тебе, и мне не перенести ни потери моего ребенка, которого буду любить нежно до последнего вздоха, ни его несчастью".
Может быть, я позволил себе и слишком обширные выдержки из писем матери, но они дают более полное и правдивое представление об образе жизни молодой королевы, чем сотни страниц различных исследователей ее жизни. Бог услышал Марию Терезию, и она не дожила до горестного конца своей дочери.
Современники пока еще не были столь жесткими в оценке молодой королевы, но уже начинали многое замечать. Мадам де Сталь, дочь известного женевского банкира Неккера, так писала о молодой королеве:
"Больше грации и достоинства вложить в поведение невозможно. Она обладает удивительной манерой обращения с окружающими, чувствуешь, она знает, что никогда не должна забывать о своем королевском достоинстве, а ведет себя так, как если бы забыла об этом".
Молодая королева очень быстро стала повелительницей моды. И началось... Дюжины различных платьев самых вычурных покроев и фасонов, и весь свет следует за королевой, копируя ее наряды или стараясь ее перещеголять. Мария Терезия из Вены предостерегает:
"...полная очарования молодая королева не нуждается во всей этой чепухе, напротив, простота одежды ей более к лицу, более достойна высокого звания. Ведь королева задает тон, следовательно, весь свет будет стараться повторять ее ложные шаги".
Мода на самые различные, часто нелепые, прически, чьи только названия показывают следование за различными событиями: "Ифигения" (после постановки оперы Глюка), "Прививка" (после прививки оспы королю), "Свобода" (после начала революции в Америке), "Бунтарский чепец" (после начала голодных беспорядков в Париже). Но верхом нелепости были огромные башни на головах, сооружаемые из различных подкладок, накладных волос и украшенных сверху лентами. В угоду этой моде во дворце пришлось поднять дверные проемы, а в театрах приподняли потолки театральных лож. Более того, чтобы не повредить своих драгоценных причесок, в каретах им приходилось стоять на коленях.
И снова отклик из Вены:
"Я не могу не затронуть тему, к которой так часто возвращаются в газетах, а именно, - твоих причесок! Говорят, они располагаются на высоте тридцати шести дюймов от основания волос, а наверху еще перья и ленты!"
Сатирики того времени вволю посмеялись над затруднениями влюбленных, чьи предметы обожания носили такие прически. Но вот с модой на башни было покончено. Думаете, стало легче? Ничуть не бывало! Пришла безумно разорительная мода на страусиные перья...
О драгоценностях даже страшно говорить, ведь у королевы моды должны быть самые крупные бриллианты, самые красивые жемчуга и прочие украшения, а всем известно, что королева до безумия любит украшения. Именно это обстоятельство позднее и позволит провернуть дерзкую аферу с
ожерельем королевы! А пока королева приобретает все новые драгоценности, сбывая за бесценок старые, вышедшие из моды или надоевшие ей. Королева делает огромные долги, и снова следует взволнованное предостережение из Вены:
"Все вести из Парижа говорят об одном и том же, ты опять купила себе браслет за двести пятьдесят тысяч ливров, тем самым расстроила свои доходы и наделала долгов, и вот, ради поправки дел, ты продаешь за бесценок бриллианты... такие сообщения разрывают мое сердце, в особенности когда я думаю о твоем будущем. Когда же ты образумишься?.. Остерегайся, подобным легкомыслием ты можешь потерять уважение, приобретенное в начале правления. Всем известно, что король очень рассудителен, следовательно, вся вина будет на тебе. Молю Бога, чтобы не дал он мне дожить до ужасной катастрофы".
В попытке заделать брешь в своих финансах, М.А. обратилась к азартным играм и ввела при дворе моду на азартный "фараон" - излюбленную игру мошенников и шулеров того времени. Препятствием к такому развлечению мог бы быть приказ короля о запрещении всех карточных игр, который лишь подтверждал распоряжения предыдущих правителей. Однако М.А. и ее окружение этот приказ не остановил, ведь полиция не имела доступа в покои королевы, а добродушного короля было легко обмануть. По всем коридорам были расставлены лакеи, которые при приближении короля подавали специальный условный знак, и игра немедленно прекращалась. После ухода короля партия сразу же продолжалась. К карточному столу допускались любые люди с тугим кошельком, а вскоре появились и шулеры. И вот по Парижу покатились слухи о том, что в салоне королевы идет нечистая игра. И снова предостережение из Вены:
"Азартная игра несомненно одно из самых опасных развлечений, ибо привлекает дурное общество и вызывает кривотолки... Ведь если играть честно, то выиграть невозможно".
Но на все предостережения матери М.А. не обращала никакого внимания, отделываясь уклончивыми ответами и обещаниями.
Упомяну и о других развлечениях королевы: прогулки верхом, иногда, для забавы на ослах, охота. Зимой - катания на санках, летом - фейерверки, сельские балы и ночные концерты в парке. Король редко сопровождает М.А. в этих развлечениях, чаще его замещает граф д'Артуа и другие кавалеры, а все это дает повод к очередным сплетням и кривотолкам о поведении и нравственности королевы. Но самым любимым ее развлечением продолжали оставаться маскарады, на которых М.А. могла позволить себе на короткое время стать обычной женщиной и немного пофлиртовать с каким-нибудь кавалером. То, что это давало повод к самой разнообразной клевете, королеву совершенно не беспокоило - ведь она же на самом деле вела добродетельную жизнь. Но любой пустяк обыгрывался сплетниками, как фривольные похождения королевы.
Этому немало способствовало и новое окружение королевы, куда вошли, по выражению Марии Терезии,
"все, кто хуже всех в Париже, и кто моложе всех".
Старое окружение дофины было быстро удалено. Почти не у дел остались графиня де Ноай и аббат Вермон.
Король иногда своим присутствием мешал развлечениям М.А. и ее окружения. Однажды Людовик XVI по мнению королевы несколько задержался в Трианоне, а М.А. торопилась в Париж. Тогда королева и ее друзья тайно перевели стрелки часов на час вперед, и ничего не подозревающий король отправился спать в десять часов вечера вместо одиннадцати. Всем было очень весело.
Когда М.А. заболела краснухой, заботиться о ее здоровье поручили четырем кавалерам: графу д'Артуа, герцогу де Гиню, барону де Безанвилю и венгерскому графу Эстергази. При дворе стал популярным ехидный вопрос: каких четырех дам выбрал бы король в подобных обстоятельствах?
Ладно бы молва приписывала королеве только любовников, так начинаются перешептывания и о противоестественных наклонностях М.А. И все лишь из-за чрезмерного пристрастия королевы к своим подругам. М.А. знает об этих слухах, но беспечно пишет своей матери:
"Мне приписывают любовников и особое, подчеркнутое пристрастие к женщинам".
Королева отмахивается и от этих назойливых слухов: она-то ведь знает, что она добродетельна.
К сожалению, королева не учитывает силу и власть клеветы.
(Продолжение следует)
