Как-то Филипп Добрый решил женить одного из своих лучников на дочери богатого лилльского пивовара. Отец девушки воспротивился этому и обратился с жалобой в Парижский парламент. Конечно, жалобы на вассалов короны следовало подавать именно туда, но ведь герцог был одним из двенадцати пэров королевства, (сам король был только первым из них), и он подлежал только суду пэров.
Все это привело герцога в такую ярость, что он бросает все важные государственные дела в Голландии, пренебрегает святостью Страстной недели и предпринимает опасное морское путешествие из Роттердама в Слейс, для того чтобы уладить это дело удовлетворительным способом.
Отец девушки заболевает от горя, когда его труды не увенчались успехом. Герцог возвратил дочь лишь матери, бросившейся ему в ноги, однако свое прощение он дает с насмешками и оскорблениями. У придворного хрониста Шателлена для оскорбленного отца не находится никаких других слов, кроме как
"этот взбунтовавшийся деревенщина-пивовар: и к тому же еще презренный мужик".
Филипп Добрый, злоупотребляя своей герцогской властью, любил женить своих лучников, принадлежавших к самой захудалой знати, или слуг на богатых вдовах или дочерях буржуа. Зная об этом, родители старались выдать своих дочерей замуж как можно раньше, чтобы избежать подобного сватовства. Одна женщина, овдовев, вышла замуж уже через два дня после похорон своего мужа.
В 1427 году в Париже появилась группа цыган, представившихся кающимися грешниками:
"герцог, да граф, да с ними человек десять, все конные".
Остальные цыгане числом около 120 ожидали за городской стеной. По их словам, они прибыли из Египта; в наказание за отступничество от христианской веры они должны были по приказу папы скитаться в течение семи лет и ни разу за это время не спать в постели. Вначале их, якобы, было 1200 человек, но их король, их королева и многие прочие умерли за время их странствий. Тогда папа, якобы, смягчил наказание и повелел каждому епископу и аббату выдавать им по десять турских ливров. Насчет епископов и аббатов ничего достоверно неизвестно, но легковерные парижане толпами стекались, чтобы поглазеть на этот чужеземный народец. Они позволяли их женщинам гадать по руке, что те и делали, тем самым облегчая их кошельки,
"прибегая к искусству магии или иными способами".
Мотив мести сопровождал историю герцогства Бургундского в последние десятилетия его существования. Все началось с борьбы за регентство при слабоумном короле Карле VI между дядей короля герцогом Бургундским Филиппом Храбрым, а после его смерти его сыном Иоанном Бесстрашным, и братом короля герцогом Людовиком Орлеанским (т.е. между бургиньонами и арманьяками).
В 1407 году герцог Людовик Орлеанский гибнет от рук тайных убийц, нанятых его кузеном герцогом Иоанном Бесстрашным. Говорят, что герцог Иоанн заподозрил свою жену Маргариту Баварскую в любовной связи с герцогом Людовиком. Через двенадцать лет свершается месть, и в 1419 году Иоанна Бесстрашного предательски убивают во время торжественной встречи на мосту Монтеро.
Теперь бургундцы даже и не вспоминали о предыдущем убийстве. Ведь Иоанн погиб безоружным, а не в честном бою или поединке. По их понятиям такая смерть была тяжелым оскорблением, как для убитого, так и для его рода и для всего государства, но в первую очередь для его наследника Филиппа Доброго.
Поэтому для своих современников Филипп Добрый был всегда по преимуществу мстителем. Он
"тот, кто, дабы отмстить за поругание, нанесенное особе герцога Иоанна, вел войну шестнадцать лет".
Герцог усматривал в этом свой священный долг
"и с жестокой и смертельной горячностью бросился бы он отмстить за убиенного, только бы Господь пожелал ему то дозволить; и воистину отдал бы во имя сего плоть и душу, богатство свое и земли, уповая на фортуну и видя в том душеспасительный долг и дело богоугодное, каковое обязан он скорее предпринять, чем отвергнуть".
Когда в 1419 году один доминиканец произнес проповедь при отпевании убитого герцога и напомнил о долге христианина отказываться от мести, то позднее этого монаха всячески осуждали и укоряли за произнесенные слова.
Мщение, мщение арманьякам, воспринималось как священный долг также всеми, кто жил во владениях Филиппа Доброго.
Позднее средневековье богато ожесточенной партийной борьбой различных группировок практически во всех странах. Все, конечно, слышали об ожесточенной борьбе между гвельфами и гибеллинами в Италии, а вот о борьбе между "хуксами" (hoeksen) и "кабельяусами"(kabeljauwsen) в Нидерландах, которая велась с середины XIV по конец XV веков, известно гораздо меньше.
В 1345 году умер бездетный граф Голландии Вильгельм IV. Наследницей графа была его сестра Маргарита Голландская, супруга императора Людовика IV Баварского, передавшая свои права на Голландию сыну, который стал править под именем Вильгельма V.
Это решение Маргариты вызвало раскол среди голландского дворянства, одна часть которого признала графом Вильгельма V Баварского, а другая часть дворянства требовала, чтобы Маргарита сама непосредственно правила страной. В борьбе со своими противниками Вильгельм V опирался в первую очередь на горожан и одержал победу, но борьба образовавшихся группировок продолжалась уже без всякой связи с вопросом об управлении страной.
Происхождение названий "хуксы" и "кабельяусы" в точности неизвестно, поэтому я приведу, за неимением другого, легендарное объяснение происхождения данных названий.
Сторонников молодого графа враги прозвали кабельяусами, то есть треской, так как их одежда была сшита из ромбов голубого и серого цветов - геральдических цветов Баварского дома - и как бы напоминала рыбью чешую. Себя же сторонники правления Маргариты называли хуксами, то есть крючками, на которую ловится рыба.
Конец этой вражде положил герцог Максимилиан Австрийский (1459-1519), который после женитьбы на Марии Бургундской (1457-1482) стал графом Голландии.
Герцогине Маргарите Йоркской, вышедшей замуж за Карла Смелого, по ее приказу прямо из родительского дома доставили карлицу, дурочку Беллон. Ее привели родители и получили за это некое вознаграждение. Через некоторое время замочный мастер доставил в Блуа два железных ошейника, один из которых предназначался
"для дурочки Беллон, и иной, - дабы надеть его на шею обезьянке госпожи герцогини".
Во время Великой Схизмы соперничающие папы взаимно отлучали от церкви друг друга и приверженцев противника со всеми вытекающими для отлученных последствиями. Так французский писатель и дипломат Пьер Салмон посетил Утрехт на пасхальной неделе. Там он не смог найти священника, который допустил бы его к причастию,
"потому как я-де схизматик и верую в антипапу Бенедикта".
Так что он был вынужден принести покаяние в капелле, как если бы он это делал перед священником, и прослушать мессу в картузианском монастыре, которые имели право проводить богослужения для всех христиан без различия их политической ориентации.
Подчеркивание партийных пристрастий носило в средневековье массовый характер. При въезде юного Карла VI в Париж в 1380 году его встречала толпа из двух тысяч человек, и все были одеты в одинаковые одежды наполовину зеленого и наполовину белого цветов. В начале XV века парижане несколько раз меняли свое одеяние: лиловые шляпы с андреевским крестом, символы бургиньонов, сменялись на белые, символы арманьяков, и снова на лиловые и т.д.
Даже духовенство не оставалось в стороне. В 1411 году в Париже каждое воскресенье под колокольный звон арманьяков отлучали от церкви, изображения святых украшались андреевскими крестами, а некоторые священники во время мессы или обряда крещения творили крестное знамение не прямо, соответственно форме креста, на котором был распят Иисус Христос, а наискось.
Часто, говоря о Средних веках, мы называем их жестокими временами, забывая о том, что только позднее Средневековье стало кровавым временем пыточного правосудия и судебной жестокости. Больше всего в этом нас поражает животное веселье толпы при виде всяческих экзекуций.
Горожане Монса, не жалея денег, выкупили главаря разбойников ради удовольствия видеть, как его четвертуют,
"и была оттого людям радость бОльшая, нежели бы новый святой во плоти воскрес".
Когда Максимилиан Австрийский (1459-1519), будущий император, находился в плену у граждан Брюгге, там в 1488 году на рыночной площади была установлена дыба на специальном возвышении, так чтобы их знатный пленник, находящийся в тюрьме, мог оттуда все хорошо видеть, а посмотреть было на что. Там пытали заподозренных в измене советников магистрата, и народу хотелось все снова и снова смотреть на пытки, так что свершение казни откладывалось. Истязаемые люди умоляли о скорейшей казни, но толпе хотелось наслаждаться зрелищем истязаний.
(Продолжение следует)
