Следующее заседание "Арзамаса" должно было состояться через неделю. А так как Василий Львович (далее В.Л.) находился в столице, то он должен был присутствовать на нем, но случилось непредвиденное... В.Л. задержался в кондитерской, и как потом он ни торопил извозчика, обещая крупные чаевые, на заседание он опоздал почти на час.
Арзамасцы за это время успели прийти к мнению, что староста их не уважает, что и нашло свое выражение в протоколе заседания:
"Усмотря из предосудительных поступков новопринятого члена его превосходительства Вот , что он, едва вступив в Арзамас. Уже корячится назад и, не давши нам видеть порядочно своей головы, уже выказывает нам с некою неблагопристойною небрежностию свою задницу, так что мы не знаем еще наверное, что у него голова и что задница, заметив, что он, не согрев еще своего места в Арзамасе, уже не является к своему месту, рассудили мы, что он будет не член Арзамаса, а нечто похожее на беседное самодвигалище, ленивый угодник бездействия, зевающий шершень, мохнатый и одержимый подагрою шмель в благословенном улье деятельных пчел, -
Приказали :
Признать сего возрожденного арзамасского гуся мертвою совою Беседы, отнять у него титло Вот и делать его Плевалкиным под титлом;
запретить ему ездить по улице в колеснице или на коне, или в санях, а смиренно ездить верхом на палке или в салазках, везомых тою моською, которая лаяла на слона, и держать сего слона на коленях и баюкать его с материнскою нежностью;
в стихах своих он должен призывать не музу, а Варюшку [героиню "Опасного соседа" - прим Ст. Ворчуна];
спать на сундуке;
водиться с одним сизым котом;
есть с ним из двух медных тазов;
безденежно, всякий день, отходя ко сну ставить клистир или мыльцо своей малиновке;
пить пунш из Липецких вод, подливать в него вместо французской водки свои французские романсы;
вместо лимона выжимать из головы своей мысли, и подсыпать толченых характеров вместо сахару..."
Не известно, как далеко могла завести праведно негодующих арзамасцев их необузданная фантазия, но тут на заседании появился припоздавший В.Л., а чуть позже него появился и Александр Тургенев (Эолова Арфа), который должен был ораторствовать на этом заседании.
Объяснения В.Л. были милостиво приняты собратьями по обществу, им стало стыдно за свои поспешные суждения, и санкции к старосте были тут же отменены, но весь этот инцидент было решено увековечить в протоколах общества, что и было сделано рукою Светланы (В.А. Жуковский):
"На сем месте утекло грозное негодование наличных членов, ибо его превосходительство Вот сам сделался наличным и вслед за ним, издавая некоторые непонятные звуки, притекла Эолова Арфа , нареченный оратор заседания. Члены-мстители устыдились своей поспешности, они простерли в знак примирения руки добросовестному Воту , который, выслушав несправедливые на него хуления, с свойственным ему снисхождением простил им их несправедливость, которая едва не сделалась справедливостью. Но дабы воздержать будущих арзамасцев от подобной постыдной поспешности, положено внести в протокол сей гнусный проект хулы и брани, а его превосходительство Вот произвести в старосты Арзамаса, с приобщением к его титулу двух односложных слов я и вас , так что впредь он будет именоваться Староста Вот я вас!
И горе Беседе!"
На этом, однако, арзамасцы не успокоились и продолжали поливать елеем израненное сердце В.Л.:
"Привилегии старосты Арзамаса суть следующие:
I-е. Голос его в различных прениях Арзамаса имеет силу трубы и приятность флейты: он убеждает, решит (т.е. вершит власть), трогает, наказует, осмеивает, пленяет и прочее, и прочее.
II-е. Он первый подписывает протокол и всегда с приличною размашкою.
III-е. Вытребовать у него список известной его проказы с веселою музою, именуемой Опасный сосед , переписать ее чистым почерком, переплести в бархат и признать арзамасскою кормчею книгою.
IV-е. За ужинами арзамасскими жарить для него особенного гуся, оставляя ему на произвол или скушать его всего, или, скушав несколько ломтей, остаток взять с собой на дом.
NB. От всех сих гусей отрезываются гуски и остаются при бумагах собрания.
V-е. Место его в заседаниях должно быть подле президента, а вне заседания в сердцах друзей его".
Частое упоминание его поэмы "Опасный сосед" было совсем не случайным: ведь в ней В.Л. совершил едва ли не первый открытый налет на беседчиков за их пристрастие к старинным и уже вышедшим из употребления словам. Василий Львович был польщен, растроган, и об обидах более не вспоминал. Этот инцидент был исчерпан ко взаимному удовольствию, но впереди В.Л. ожидали еще новые злоключения. Вот что произошло.
В.Л. вместе с Вяземским вскоре отправились обратно в Москву. Дорога тогда была долгой, и на одной из почтовых станций они придумали себе развлечение: Вяземский задавал рифмы, а В.Л. сочинял на них стихи. Следует заметить, что в подобном развлечении - быстро сочинять подобные стихи, - В.Л. не имел равных среди современников. Приведу хотя бы один пример подобного творчества:
" Почтенные друзья, вас молит староста -
Не оставляйте здесь меня, пожалоста.
Я вас прошу, ваше сиятельство,
Не сделайте предательства.
Любя меня, имейте сожаленье,
Ах! Одиночество есть жизни отравленье,
Хотя б влюбилась здесь в меня посадница,
Не в Тосне, но в Москве быть хочет задница".
За такими-то вот развлечениями дорога протекала как-то незаметно.
Дома В.Л. пересмотрел написанные в дороге стихи, отобрал более понравившиеся ему, переписал их набело и отправил своим арзамасским друзьям. Он даже представить себе не мог, какой взрыв возмущения вызовут эти его дорожные стихи в столице.
Жуковского в Петербурге не было, и в обществе обязанности председателя временно исполнял Блудов, собравший экстренное заседание "Арзамаса", на котором и были зачитаны присланные Старостой стихи. Обратимся опять к сухому протоколу:
"Тщетно гремел звонок председателя, тщетно Кассандра (Блудов) отмахивалась жреческим покровом, дерзкие окружали ее бурною толпою, силясь вырвать и истребить навсегда отвратительных братьев Опасного соседа :
"Ах! Успех сего Соседа в самом деле опасного, ослепил бедного Старосту", -
так вопияли арзамасцы, -
"но разве Староста думает, что кто обедал с удовольствием в красивой парижской ресторации, того можно вести и в вонючую харчевню города Киржача. Да погибнут эти стихи поношения Вот я Васа и всего нашего Общества!"
Василий Львович был очень сурово наказан: его лишили звания Старосты, переименовали в
Вотрушку и приговорили к поэтическому покаянию хорошими, а не дорожными, стихами. Соответствующие документы были отосланы в Москву, где и были оглашены на заседании московских арзамасцев.
Вяземский сообщал об этом событии в письме к А. Тургеневу:
"Отставному Старосте приказ был читан при Карамзине и Дмитриеве. Что делал тогда обвиненный? спросите вы.
"Он глядел на белый свет
Бледный и унылый".
Такого оскорбления, и от кого, от своих друзей и единомышленников, бедный Василий Львович явно не ожидал. Публичного оскорбления на обе столицы В.Л. не был намерен стерпеть, и он тут же засел за ответное, стихотворное, послание к арзамасцам.
Эпиграфом к своему письму он взял слова Цицерона:
"Тот, чьи уши закрыты для истины так, что они не в состоянии услышать слова правды, произносимые другом, для того нет надежды на спасение".
В.Л. немного каялся, вспоминал свои заслуги и слегка порицал своих арзамасских друзей - ссориться с ними всерьез он явно не хотел Начал он тихо и скромно:
"Я грешен. Видно, мне кибитка не Парнас;
Но строг, несправедлив карающий ваш глас,
И бедные стихи, плод шутки и дороги,
По мненью моему, не стоили тревоги,
Просодии в них нет, нет вкуса - виноват!
Но вы передо мной виновнее стократ.
Разбор, поверьте мне, столь едкий, не услуга;
Я слух ваш оскорбил, вы оскорбили друга."
Далее наш герой переходил в наступление и, перечисляя свои заслуги в борьбе с общим неприятелем, снова порицал арзамасцев за их издевательства над собой, но в конце послания он напоминает им о необходимости совместных действий:
"Вы все любезны мне, хоть я на вас сердит;
Нам быть в согласии сам Аполлон велит,
Прямая наша цель есть польза, просвещенье,
Богатство языка и вкуса очищенье..."
Свое послание В.Л. заканчивает призывом:
"Нет, явною войной искореним врагов!
Я верный ваш собрат и действовать готов..."
Ближайшей же почтой послание было отправлено в Петербург, где и было заслушано в несколько необычных обстоятельствах. Заседание от 16 августа 1816 года происходило в карете С.С. Уварова, которая везла в Царское село также и А. Тургенева, Блудова, Жихарева, Северина и Вигеля:
"...Ни глотаемая ими пыль, ни стук колес, ни бурчание, происходившее в брюхе г-жи Арфы, ничто не развлекало арзамасцев; жадный, очарованный слух свой они склоняли единственно к посланию любезного преступника. Часто дивились, что могли быть строги к такому Старосте, но в то же время и радовались своей строгости, ибо она произвела новые стихи его. О! Будь благословенна излишняя наша строгость, и ты, о Муза старосты, ты говоришь о сединах главы его и осыпаешь их блестящими цветами юности: ты доставила ему торжество завидное, тобою вдохновенный он победил и предубеждения слабых товарищей, и наущения закоснелых беседчиков; он побранил арзамасцев и самою бранью обезоружил их критику".
Триумф Василия Львовича был полным! Арзамасцы покорно приняли нагоняй от своего бывшего Старосты. Ему тут же вернули почетное звание Старосты и опять стали именовать его
Вот я вас , вместо презренной Вотрушки. Сияющий Василий Львович ездил по Москве и читал свое послание к арзамасцам, которое принесло ему столь славную победу. Друзья, Вяземский, Батюшков, Карамзин, Дмитриев - все спешили поздравить нашего героя.
На этой триумфальной ноте я и позволю себе закончить сию увлекательную и поучительную историю.
