Были и другие попытки связаться с герцогиней, но неудачные. Анна Иоанновна быстро поняла, что она может разыграть эту пьесу по своему сценарию, и начала потихоньку действовать. Она почувствовала, что у нее много сторонников среди гвардейцев. Вот когда в Росси впервые гвардия выходит на роль опоры и гарантии трона! Одним из первых актов еще не коронованной Государыни было назначение себя полковником Преображенского полка и капитаном Кавалергардов. Гвардейцы встретили это решение с полным восторгом. Одновременно свою подготовку вели и некоторые высокопоставленные вельможи России, которые были не в ладах с Долгорукими и Голицыными. Вел свою партию Остерман, но особенно важную роль сыграла группа в составе: новгородский архиепископ Феофан Прокопович, Василий Никитич Татищев и Антиох Дмитриевич Кантемир. Феофан Прокопович стремился добиться высокого положения и сильного влияния в церковных делах; Татищев искал новых путей к улучшению своего благосостояния; князь же Кантемир был беден, так как все состояние досталось его старшему брату Дмитрию Дмитриевичу, и надеялся таким путем достигнуть и почестей и богатства. Кроме того, он был влюблен в княжну Варвару Алексеевну Черкасскую, дочь и наследницу князя Алексея Михайловича Черкасского, одного из богатейших в России людей. Князь Черкасский имел свои счеты с Долгорукими, а особенно он был обижен на них за издевательства над своим шурином князем Никитой Юрьевичем Трубецким, о чем я уже рассказывал. Поэтому нет ничего удивительного в том, что эта троица открыла свои планы князю Черкасскому. Князь Черкасский был очень тихим и осторожным человеком, и открыто к их заговору решил пока не примыкать, но обещал содействовать тому, чтобы Анна Иоанновна узнала о мнениях своих подданых, которые были не согласны с решениями верховников.
Для налаживания связи с Анной Иоанновной князь Черкасский стал действовать через женщин, так как они вызывали меньше подозрений у охранников, и, в первую очередь, решил воспользоваться услугами своей свояченицы Прасковьи Юрьевны Салтыковой, супруги Петра Семеновича, так как Салтыковы к тому же были в родстве с Государыней. Прасковья Юрьевна оказалась женщиной хитрой и решительной; она нашла способ остаться наедине с надзираемой Анной Иоанновной и передать ей записку о намерениях наших заговорщиков. Мы не знаем точно, что было сказано в той записке, но из сношений Государыни с заговорщиками и родился план того спектакля, который был разыгран немного позднее, а в нем уже не последнюю роль сыграл и князь Черкасский.
А пока Анна Иоанновна 15 февраля торжественно въехала в Москву и была коронована, поклявшись соблюдать предложенные ей кондиции. Долгорукие и их сообщники успокоились, полагая, что торжественная клятва императрицы при коронации не позволит ей отказаться от взятых на себя обязательств. Надзор за императрицей был значительно ослаблен, что позволило всем заинтересованным лицам хорошо подготовиться к спектаклю, который прошел вскоре без единой репетиции (не было условий); остается только удивляться, как хорошо все сыграли свои роли. Прокопович и Кантемир сочинили челобитную к Императрице, в которой просили ее разрешить генералитету, духовенству и всему дворянству разработать проект нового государственного устройства России. Они дали подписать эту челобитную множеству различных граждан, как духовных, так и светских, большинство из которых не понимало, что происходит, и принимало все за чистую монету. Свою роль в этом спектакле должны были сыграть и гвардейцы. (Гвардия! На сцену истории! Марш!)
25 февраля Императрица давала аудиенцию высшим представителям российского дворянства. Дворец был наполнен людьми, но бросалось в глаза огромное количество собравшихся здесь гвардейцев. Впрочем, вначале никто не придал этому особого значения. Но вот князь Черкасский предстал перед императрицей и подал ей челобитную, о которой я уже говорил ранее. Императрица огласила поданную ей челобитную, но тут собравшиеся в зале гвардейцы подняли страшный шум и стали кричать о необходимости восстановления самодержавия. Императрица, однако, призвала всех к спокойствию, одобрила челобитную и поручила дворянству тут же, не сходя с места рассмотреть и обсудить проект своего прошения. Каково! А еще любят представлять Анну Иоанновну недалекой женщиной. Да за эту роль ей бы надо Оскара было вручить! Но тогда его еще не было... Непосвященные в курс дела дворяне растерялись, гвардейцы продолжали шуметь, требовать восстановления самодержавия и угрожать всем несогласным оружием. Жуткий кавардак! Предложенное к рассмотрению дело в таких условиях, естественно, не решалось, и в этих то вот условиях всеобщей путаницы и растерянности императрице от имени дворянства было поднесено прошение, уже заготовленное ранее, с просьбой править самодержавно. Анна Иоанновна величественно согласилась с просьбой всего дворянства, велела принести подписанные ею кондиции и свое письмо к Верховному Тайному Совету, в котором она соглашалась выполнять эти кондиции, и собственноручно, на глазах у восторженных подданных, разорвала эти документы.
Так Анна Иоанновна стала самодержицей, а влиянию Долгоруких и Голицыных пришел конец. Впрочем, репрессии на своих врагов Императрица обрушила не сразу, а постепенно, но пострадало за свою причастность к делам верховников довольно большое количество людей.
В дополнение этой истории дам несколько слов о самой Анне Иоанновне со слов князя Щербатова.
Анна Иоанновна по отзывам современников с детства была очень грубой, что при довольно-таки грубых нравах того времени говорит о многом. Она часто ссорилась со своей матерью Прасковьей Федоровной, урожденной Салтыковой, и однажды та даже прокляла свою дочь. Об этом стало известно из письма Прасковьи Федоровны к императрице Екатерине Алексеевне, в котором она сообщала, что прощает свою дочь.
Анну Иоанновну в свое время сосватали за племянника прусского короля и курляндского герцога Фридриха-Вильгельма. Свадьба состоялась 31 октября 1710 года и сопровождалась шумными пирами с обильными возлияниями, как это было принято при Петре I. Непривычный организм молодого европейца не выдержал русских нагрузок. Едва молодые выехали из столицы в Курляндию, как на мызе Дудергоф, недалеко от Петербурга, герцог скоропостижно скончался. Курляндией стал править дядя покойного герцога Фердинанд, но Петр I настоял, чтобы его племянница жила в Митаве. Так он мог лучше приглядывать за местными делами и вмешиваться в них по мере необходимости. Гофмейстером ее двора был назначен Петр Михайлович Бестужев, который частенько выступал полновластным хозяином в герцогстве. Неудивительно, что вскоре он оказался в пустующей постели молодой герцогини. Там его сменил, уже в царствование Петра II, Иоганн-Эрнст Бирен, позже переименовавший себя в Бирона, так как пытался присвоить себе древних и славных предков. Этого Бирена Бестужев себе на голову определил ко двору в качестве камер-юнкера. Про него рассказывали, что он был самого низкого происхождения, даже служил берейтором (или форейтером) и сохранил с тех пор страстную любовь к лошадям, но сумел сделать неплохую карьеру, а потом и занял при герцогине место своего благодетеля. Возможно, что это были просто сплетни высокородных дворян, ненавидевших наглого выскочку. Возникало множество брачных проектов для Анны Иоанновны, но ни один из них так и не осуществился. Самым реальным было предложение о браке с Морицем саксонским, побочным сыном польского короля Августа II. В 1726 году курляндцы захотели избавиться как от герцога Фридриха, так и от влияния ненавистной России. Они избрали своим новым герцогом этого Морица Саксонского, который мог занять трон только после свадьбы с Анной Иоанновной. Претендент, как на ее руку, так и на герцогскую корону очень понравился Анне Иоанновне, и она стала хлопотать в Петербурге о согласии Екатерины I на этот брак. Но на беду Анны Иоанновны сам Меншиков в это время имел виды на курляндскую корону (он так мечтал стать герцогом!), так что из хлопот бедной вдовы ничего не вышло. Тем временем испортились ее отношения с Бестужевым, и она добилась его смещения, после чего окружила себя курляндцами.