Уважаемые читатели! Вы, возможно, будете недоумевать, и, даже, возмущаться! Что это нам тут подсунул Старый Ворчун? Это же Анекдоты, а не Ворчалки! И, отчасти, вы будете правы. А, возможно, что и более чем отчасти. Но эпизоды, с которыми вы столкнетесь ниже, почему-то привлекли мое внимание, и мне захотелось дать их в развернутой форме, а не в виде Анекдота. Если вам этот эксперимент не понравился, то, пожалуйста, напишите мне об этом. Десятка отрицательных отзывов будет достаточно, чтобы я перестал так обращаться с сюжетами, которые больше подходят для другой рассылки. Сюжеты я расположил в хронологическом порядке, не выказывая своего предпочтения ни одному из них.
Фортепиано Грибоедова
Известный русский дипломат и поэт Александр Сергеевич Грибоедов, по отзывам современников, неплохо музицировал на фортепиано. Все они что-нибудь умели. Наверно, воспитывали их так. И в доме у него стояло фортепиано. Фирма-изготовитель нам неизвестна, но фортепиано было, скорее всего, стареньким, так как одна ножка у него была сломана. Ну, не ножка, а колесико у ножки было отломано. Выход был найден в виде небольшого деревянного брусочка, который и подкладывали под сломанную ножку, чтобы фортепиано не раскачивалось, когда на нем играют.
Однажды А.С.Грибоедову захотелось помузицировать. То ли после обеда, то ли, наоборот, пришлось его долго ждать, словом, сел он за фортепиано, но поиграть толком не смог из-за того, что фортепиано очень сильно раскачивалось. Но это же не корабль! Пианино не должно так раскачиваться. Зародились в душе у А.С. Грибоедова смутные подозрения. Глянул он, а брусочка-то и нет на месте. Зовет А.С. Грибоедов своего слугу Грибова и начинает с ним следующую беседу.
А.С. Грибоедов: "Ты, верно, опять играл без меня на фортепиано?"
Грибов фамильярно отвечает: "Играл немножко".
А.С. Грибоедов: "Ну, так и есть! А куда девался брусок?"
Грибов: "Не знаю".
А.С. Грибоедов: "А что ты играл?"
Грибов: "Барыню..."
А.С. Грибоедов: "Ну-ка, сыграй!"
Слуга развязно садится за фортепиано и, эдак, одним пальцем наигрывает известную песню (кажется, Барыню). А.С.Грибоедов послушал его с полминуты и говорит ему:
"Ах, ты, дрянь этакая! И понятия не имеешь, как надо играть, а портишь мне фортепиано! Пошел вон! Играй лучше в свайку или бабки!"
Ужасно суровым человеком был Александр Сергеевич Грибоедов, когда дело касалось порчи мебели или музыкальных инструментов.
Портрет Малларме
Один из лучших портретов известного французского поэта Малларме создал американский художник Джеймс Уистлер. Портрет был создан для фронтисписа томика "Стихов и прозы". История создания этого портрета такова. Как-то зимой 1894 г. Уистлер пригласил Малларме к себе в студию. Была зима, ярко и жарко горел камин и Уистлер попросил у Малларме разрешения написать его портрет. Малларме охотно согласился. Уистлер поставил его перед камином и начал работать. От камина шел сильный жар, и Малларме хотел немного отодвинуться, так как он почувствовал, что его ноги начинают поджариваться, но Уистлер жестом велел ему оставаться на месте. Художник рисовал очень быстро, но все наброски казались ему очень слабыми, он рвал их и начинал все сначала.
Сеанс затягивался, и Малларме почти потерял надежду на его успешное завершение. Ноги жгло все сильнее, боль становилась почти нестерпимой, но все его попытки отойти от камина пресекались грозными жестами Уистлера. Наконец Уистлеру удалась последняя импровизация, в которой сконцентрировались все предварительные наблюдения. Малларме был отпущен домой, где он и обнаружил на икрах довольно сильные ожоги. Позднее он рассказал об этом Уистлеру, и они вместе посмеялись над этим сеансом. Поразительным было несходство их голосов: Уистлер разражался дьявольски-сатанинским хохотом, который резко контрастировал с мягким и нежным голосом поэта. Малларме часто со смехом рассказывал своим друзьям эту историю. А современники считали портрет Малларме работы Уистлера лучшим изображением поэта.
Спасение библиотеки Менделеева
Известный художник Юрий Анненков с гимназических лет жил на Петербургской стороне. Но в 1919 г. транспорт в городе уже не действовал (разруха, однако), и он стал наводить справки о квартирах в центре. Любовь Дмитриевна Блок, дочь известного русского химика Дмитрия Ивановича Менделеева, узнав об этом, а также опасаясь конфискации квартиры большевиками, пригласила Анненкова поселиться в квартире Менделеева на Сергиевской улице. Парадный вход в то время был уже заколочен, и входить в квартиру приходилось со стороны Захарьевской улицы через кухню. Из кухни в жилые комнаты вел длинный безоконный коридор.
Стены коридора, зала и рабочего кабинета Менделеева были закрыты книжными полками. Вначале Анненков очень обрадовался этому книжному богатству, но быстро понял, что от библиотеки ему будет мало проку. Это множество книг на разных языках составляли труды по математике, с которой у Анненкова были с детства сложные отношения, физике и химии, отношения с которыми были не намного лучше. Было множество энциклопедических словарей, несколько разрозненных томов беллетристики и Евангелие. В зале на рояле лежала кипа потрепанных нот. Их состояние говорило о том, что в этом доме часто музицировали. В простенке между книжных полок стоял какой-то этюд Репина (так, мелочь по тем временам в их кругу). В кабинете висел огромный холст в золоченой раме: Д.И. Менделеев в натуральную величину за лабораторным столом, - и стояло вольтеровское кресло. Каминная полка была уставлена различными статуэтками и фотографиями. Тяжелые шторы висели на окнах и дверях. Здесь в 1919 г. еще сохранялись остатки барского уюта девяностых годов.
Анненков не без робости согласился жить в этой квартире, но других вариантов оказаться ближе к центру города пока не было. На этой квартире у Анненкова бывали Александр Блок и Михаил Кузмин.
Но вот пришла суровая зима 1919/20 года, а с топливом в Петрограде тогда были очень большие проблемы. Спать приходилось в тулупе, валенках и шапке, накрываясь всеми одеялами и коврами. Зрелище для художника было довольно живописным, но тогда Анненков об этом думал мало. Водопроводные трубы замерзли и полопались, так что умывание стало редкостью. Анненкову пришлось заниматься обычным в то время делом: сжигать обстановку квартиры (несчастный Питер пережил такую же беду и во время Блокады; это была как бы репетиция, но ее участники об этом не знали).
Сначала он сжег дверь, отделявшую рабочий кабинет Менделеева от прихожей, затем дверь из кабинета в кухню. Потом наступила очередь паркетин: он начал с прихожей. Еще немного и пришлось бы сжигать библиотечные полки, а то и, о, ужас, сами книги! Так впоследствии вспоминал об этом Юрий Анненков. Но однажды утром, по совету одного из друзей, он нашел другой вариант жилища, еще не тронутого разрухой, и переехал неподалеку, на Кирочную улицу, в покинутую квартиру какого-то сбежавшего за границу "свитского" генерала. Так библиотека Менделеева была спасена. По крайней мере, со стороны Юрия Анненкова.
