События последнего времени в нашей стране неким, почти мистическим, образом перекликаются с событиями середины XIX века. Записи об этих событиях я обнаружил в дневниках цензора Александра Васильевича Никитенко (1804-1877) и министра Петра Александровича Валуева (1815-1890), когда делал выписки о погоде в Петербурге. Наблюдения за погодой, впрочем, случайные и нерегулярные, я скоро опубликую в Ворчалках, а пока...
Пожар
Вот как А.В. Никитенко описывает один из сильнейших пожаров в Петербурге того времени.
3 февраля 1836 года
«Вчера в Петербурге случилось ужасное происшествие. В числе масленичных балаганов уже несколько лет первое место занимает балаган [Христиана] Лемана, знаменитого фокусника, от которого публика всегда была в восторге.
В воскресенье, то есть вчера, он дал своё первое представление. Балаган загорелся. Народ, сидевший в задних рядах, ринулся спасаться к дверям: их было всего две. Те, которые сидели ближе к выходу, то есть в креслах или тотчас за ними, действительно спаслись. Но скоро толпа, нахлынувшая к дверям, налегла на них так, что не было возможности их открывать. Огонь между тем с быстротою молнии охватил всё здание и в несколько мгновений превратил его в пылающий костёр, где горели живые люди. Никакой помощи не успели подать. Через четверть часа всё превратилось в уголья и в пепел; крики умолкли, и среди дымящихся развалин открылись кучи обгорелых трупов.
Это было в половине пятого пополудни. Государь сделал всё, что мог, для спасения несчастных, но было уже слишком поздно. Согласно “Северней пчеле”, погибло 126 человек; по частным, неофициальным слухам - вдвое больше. Да сверх того, многие видели ещё огромный ящик, наполненный костями, собранными в местах, где всего сильнее свирепствовал пожар. Ради теплоты Леман обил большую часть балагана смоляною клеёнкой, и, сверх того, все доски тоже были обмазаны смолой: немудрено, что пламя так быстро распространилось.
Пожар, говорят, произошёл от лампы, которая была поставлена слишком близко к стене и зажгла клеенку. Я сегодня проезжал мимо и не видел уже ничего, кроме черного пятна, на котором ещё продолжают сгребать золу. В золе этой люди: они в четверть часа превратились в золу».
10 февраля 1836 года
«Оказывается, что сотни людей могут сгореть от излишних попечений о них полиции. Это покажется странным, но оно действительно так. Вот одно обстоятельство из пожара в балагане Лемана, которое теперь только сделалось известным.
Когда начался пожар и из балагана раздались первые вопли, народ, толпившийся на площади по случаю праздничных дней, бросился к балагану, чтобы разбирать его и освобождать людей. Вдруг является полиция, разгоняет народ и запрещает что бы то ни было предпринимать до прибытия пожарных: ибо последним принадлежит официальное право тушить пожары.
Народ наш, привыкший к беспрекословному повиновению, отхлынул от балагана, стал в почтительном расстоянии и сделался спокойным зрителем страшного зрелища.
Пожарная же команда поспела как раз вовремя к тому только, чтобы вытаскивать крючками из огня обгорелые трупы.
Было, однако ж, небольшое исключение: несколько смельчаков не послушались полиции, кинулись к балагану, разнесли несколько досок и спасли трех или четырех людей. Но их быстро оттеснили.
Зато “Северная пчела”, извещая публику о пожаре, объявила, что люди горели в удивительном порядке и что при этом все надлежащие меры были соблюдены.
Государь, говорят, сердился, что дали стольким погибнуть, но это никого не вернуло к жизни».
В 1875 году в №4 “Русской старины” появилась заметка, сообщённая Иваном Романовичем фон дер Ховеном (1812-1881), под названием “Пожар балагана Лемана в Петербурге в 1836 г.” с подзаголовком “Из воспоминаний архиерея”. Позднее, в 1910 году, эта заметка была опубликована в качестве части статьи архиепископа Иустина (Иван Яковлевич Охотин, 1823-1907).
Предлагаю текст этой заметки:
«В 1836 году, в воскресенье, 2-го февраля, на сырной неделе во время представления, загорелся балаган Лемана, выстроенный на Адмиралтейской площади. Так как в прежнее время сарая для помещения командируемых на народные гулянья пожарных труб не было, то, пока дали знать, пока пожарные приехали, балаган весь уже был в пламени, причем сгорело несколько человек детей и много взрослых.
Этому несчастному обстоятельству много способствовало то, что некоторые двери в балагане отворялись внутрь; народ в испуге, ища спасения, бросился густою массою на двери и припёр их совершенно так, что к выходу не было никаких средств. Многие задохлись от дыма и едкого смрада, происшедшего от горевшего войлока, которым низ балагана был обит.
Было в начале пятого часа пополудни. Только что занавес поднялся, старший сын Лемана, игравший в даваемой арлекинаде роль Пьеро перебежал по сцене с криком: “Пожар! Пожар!” но народ, привыкший встречать всякое его появление на сцене смехом, и в этот раз разразился громким хохотом, пока на сцене не показалось пламя.
При бывшем в тот день сильном ветре, пламя в один миг обхватило весь балаган: крыша рухнула и покрыла толпу горящими головнями.
Минута была ужасная... Стоны, плачь и раздирательные крики отчаяния оглашали всю площадь... народ горел без всякой надежды на спасение.
Наконец прибыла пожарная команда, топорами начали прорубать стены и уцелевшие от смерти люди хлынули в беспамятстве на площадь. Прибежали солдаты л.-г. Преображенского, Конно-гвардейского и л.-г. Павловского полков; прибыл комендант, но было поздно!
Из-под груды горящих бревен и досок рабочие воинских команд стали вытаскивать обгорелые тела, бывших в балагане, которые отличались от чёрных брёвен только одним особенным едким запахом, исходящим от дымящихся трупов.
На другой день появились на улицах прибитые к фонарным столбам от полиции объявления, в которых было сказано:
«Что все те, к которым в прошлую ночь — родные и знакомые домой не вернулись — приглашаются для отыскания их трупов в Адмиралтейство, в особенное помещение, и в Обуховскую больницу, в летние бараки, где тела сгоревших отыскать можно».
Это известие грустно отозвалось в сердцах жителей столицы, к которым близкие их чувствам в тот день домой не пришли. Всякий мог полагать, что кто не возвратился домой, тот был в балагане и попал в эту несчастную катастрофу.
Но был случай, кончившийся довольно комично и послуживший в то время предметом к смешным городским рассказам.
Жена одного молодого купчика, не дождавшись в день пожара возвращения своего мужа и полагая, не пошел ли он в этот злополучный час в балаган Лемана, на другой день отправилась его отыскивать в числе сгоревших в Адмиралтействе.
Осматривая многие тела, похожие более на обгоревшие колоды, она наконец у одного трупа остановилась. По уцелевшей на белье метке (другие говорили, по золотому кольцу), признала она труп за своего мужа, уложила при себе в гроб и распорядилась об отправке его к себе на квартиру.
На другой день собрались родные и знакомые, начали служить панихиду, но каково было удивление присутствующих, когда муж здоровёхонький вбежал в комнату, и бросился в объятия своей супруги. Сцена в миг переменилась: печальная церемония прервана, неизвестный покойник вынесен и сдан в распоряжение полиции. Горе превратилось в общую радость, кончившуюся веселым обедом и тостами за здравие и многолетие молодых супругов.
Оказалось, что молодой купчик, пользуясь праздничными днями, отправился в весёлой компании на тройках в Царское Село, где двое суток пробыл, не сказав своей жене заблаговременно о своей поездке и тем наделал столько хлопот домашним».
В примечании к этой заметке говорилось:
«Из 400 человек, бывших в балагане, обгорелых трупов, было найдено: 121 мужчин и 5 женщин, всего 126 человек; да кроме того, сильно ушибленных, но подающих надежды к выздоровлению было 10. О погибших детях официальные ведомости умалчивают».
Упоминания об этом же пожаре можно найти у Пыляева в “Старом Петербурге”, в переписке О.С. Павлищевой и ещё в ряде источников, но мне кажется, что достаточно.
Перейдём к Англии
В Царстве Польском с 1861 года нарастала напряжённость, и в 1863 году вспыхнул антироссийский мятеж. Правительство, хоть и нерешительно, но взялось за подавление мятежа. Европа подняла вой: Англия, Франция и даже Австрия прислали в Петербург ноты протеста. Пруссия недовольно ворчала, хотя данный мятеж мог доставить неприятности и этим государствам. А Пруссии даже доставил.
Приведу несколько фрагментов из дневника Валуева, который в 1863 году занимал пост министра внутренних дел.
25 января 1863
«...обычное совещание у государя по польским делам. Две попытки отравить Велопольского и его сына».
26 января
«Вечером на бале у герц[ога] Монтебелло. Лорд Нэпир изъявляет подозрение насчет отравления семейства Велопольского».
20 февраля
«Из Польши все те же вести. Между тем на западе тысячегласный don Basilio прессы вопит против нас».
19 июня
«В продолжительном разговоре с Нэпиром я мог ясно усмотреть, что и он и Монтебелло действуют в пользу мира, последний по естественному к тому влечению, первый в особенности по желанию противодействовать наполеоновской политике.
Лорд Нэпир сказал мне, между прочим, что он писал лорду Росселю, что если английский кабинет не решается на войну, то следовало бы это высказать, чтобы не вовлекать в погибель напрасною надеждою на помощь извне множества “enthusiastie men”.
Россель отвечал частным письмом, что не может этого сделать, потому что не хочет себя обезоруживать, и что Россия не сделает уступок, если не будет опасаться войны.
Далее лорд Нэпир сказал, что “Times” начинает поворачивать к миру, и что поворот не мог быть слишком быстр, но непременно совершится».
Маркиз Александр Велопольский (Wielopolski, 1803-1877) - в 1861 член Совета управления и министр народного просвещения и вероисповедания; в 1862—1863 начальник гражданской администрации и вице-председатель Государственного совета Царства Польского.
Луи Наполеон Огюст Лан (1801-1874) - герцог Монтебелло; французский дипломат, в 1858-1864 посол в России.
Френсис Нэйпир (1819-1898) — 10-й лорд Нэйпир, 1-й барон Эттрик; британский дипломат, посол в России 1861-1864.
Лорд Джон Рассел (1792-1878) — 1-й граф Рассел; британский политик; министр иностранных дел 1859-1865; премьер-министр Великобритании 1846-1852 и 1865-1866.
П.А. Валуев последовательно занимал следующие государственные посты: Курляндский губернатор 1853-1858; министр внутренних дел 1861-1868; министр государственных имуществ 1872-1879; председатель Комитета министров 1879-1881.
Как видите, уважаемые читатели, мышление и действия английских политиков в отношении к России с тех пор изменилось не слишком сильно.
Едем дальше, 1876 год, Сербия и Черногория воюют против Османской Империи. Россия помогает братьям-славянам добровольцами, немного оружием, деньгами и медикаментами.
Из дневника Никитенко.
22 августа 1876 года, воскресенье
«Если у русских находятся средства посылать значительные пособия воюющим славянам, то как не найдется у нас таких же средств, когда настанет нужда помогать самим себе против врагов?
Надобно, однако, отдать справедливость англичанам; и они тоже посылают на театр войны санитарные пособия — туркам».
25 августа 1876 года, среда
«Трудная задача выпала на долю нынешнего Государя нашего: сохранить европейский мир, не уронив достоинства своего народа.
Самое трудное в этой задаче - укротить Англию, которая, как бешеная собака, рвётся на Россию. Ей хочется во что бы то ни стало втянуть в войну Россию, тем более что от неё самой, то есть от Англии, война эта не требует никаких жертв - ничего, кроме тайных подстрекательств и интриг. Англия хочет быть в стороне».
Можно было бы и продолжить, но думаю, что приведённых цитат вполне достаточно.
Заметки об отношении Европы к России: взгляд из прошлых веков. Часть II (конец XVII века)
