Маргарита де Валуа (1553-1615) — была одним из десяти детей короля Генриха II и Екатерины Медичи. Среди её братьев и сестер были два будущих короля, Карл IX и Генрих III, а также королева Испании — Елизавета де Валуа.
Пока Маргарита не вышла замуж за Генриха Наваррского, её называли "Мадам", а потом - Её Величеством королевой Наваррской. После развода с Генрихом IV в 1589 году её называли "королевой Маргаритой" или "герцогиней де Валуа". "Королевой Марго" её только в узком семейном кругу, да и то в шутку, называл только её брат Карл IX. Писатель Александр Дюма-отец (1802-1870) где-то выкопал это прозвище, написал в 1845 году роман с таким названием и пустил его в широкий оборот. К сожалению. Современники, да и потомки, никогда Маргариту де Валуа так не называли до середины XIX века.
Генрих II де Валуа (1519-1559) — король Франции с 1547.
Екатерина Медичи (1519-1589) — жена Генриха II с 1533.
Шарль Максимилиан (1550-1574) — король Франции Карл IX с 05.12.1560 по 30.05.1574.
Генрих III де Валуа (1551-1589) — герцог Анжуйский и пр.; король Польши и Великий князь Литовский Хенрик Валезы с 21.02.1573 по 18.06.1574, король Франции с 30.05.1574.
Елизавета де Валуа (1545-1568) — Изабелла Французская, третья жена короля Испании Филиппа II с 02.02.1560.
Филипп II (1527-1598) — король Испании с 16.01.1556.
Генрих де Бурбон (1553-1610) — король Наварры с 1572 г. как Генрих III, король Франции с 02.08.1589 как Генрих IV.
Когда королева Жанна д'Альбре, мать Генриха Наваррского, прибыла в Блуа для согласования условий брачного контракта между Генрихом Наваррским и Маргаритой де Валуа, она отправила сыну несколько писем со своими впечатлениями.
Водном из них она пишет:
"Что касается Мадам, то я вижу её только у королевы – месте не слишком достойном, откуда она не выходит. Она отправляется в свои апартаменты только в те часы, которые неудобны для беседы".
Получается, что королеве Жанне удавалось не слишком часто беседовать со своей предполагаемой невесткой.
Впрочем, за время их немногочисленных свиданий Маргарите удалось произвести на свою будущую свекровь достаточно благоприятное впечатление:
"Я Вам скажу, что Мадам оказала мне столько почестей и доброжелательства, сколько было возможно, и говорила мне чистосердечно, как она Вами довольна... Я сказала ей о Вашем письме, и она была очень деликатна, отвечая, как обычно, в выражениях великодушной покорности к Вам и ко мне, как будто она уже Ваша жена".
Описывая внешность Маргариты, Жанна всё же обнаружила несколько пятнышек:
"Говоря о красоте Мадам, я признаю, что она прекрасно сложена, однако сильно затягивается; что касается её лица, то оно излишне накрашено, что меня выводит из себя, поскольку это портит её облик. Но при здешнем дворе красятся почти все, как в Испании".
Жанна д'Альбре (1528-1572) - королева Наварры в 1555-1572; мать Генриха IV.
Таллеман де Рео, естественно, не мог видеть королеву Маргариту, но знал о ней со слов её современников и по портретам, и так писал о нашей героине:
"Королева Маргарита в молодости отличалась красотой, несмотря на то что у неё были слегка отвисшие щёки и несколько длинное лицо. Никогда, пожалуй, не было на свете женщины, более склонной к любовным утехам. У нее была особая бумага, поля которой усеивали сплошь эмблемы побед на поприще любви; бумагой этой она пользовалась для любовных записок. Она изъяснялась галантным стилем того времени, но была весьма неглупа. От неё сохранилось сочинение под названием "Плохо обставленный уголок спальни", по которому можно судить, какова была её особая манера письма".
Жедеон Таллеман де Рео (1619-1692) — французский писатель.
А вот как с восторгом описывал красоту Мадам в своей книге "Жизнеописания дам" Брантом:
"Никакая другая женщина не умела так изящно подчеркнуть свои прелести. Несколько раз я видел, как она подбирала туалеты, обходясь совершенно без париков, при этом умея так взбить, завить и уложить свои жгуче-чёрные волосы, что любая прическа ей шла... Я видел её в белом атласном платье, усыпанном множеством блёсток, в его розоватом отливе тёмная или прозрачная вуаль из крепа, с римской небрежностью наброшенная на голову, создавала ощущение чего-то неповторимо прекрасного... Я видел её в платье бледно-розового испанского бархата и в колпаке того же бархата, столь искусно отделанного драгоценными каменьями и перьями, что трудно представить себе что-либо более восхитительное".
Брантом в своих "Жизнеописаниях дам" писал не только о красоте Маргариты де Валуа:
"Она весьма интересуется всеми новыми прекрасными книгами, каковые сочиняются в области как церковной словесности, так и мирской; и если уж она начала читать книгу... она никогда не бросит её и не остановится, пока не дойдёт до конца".
В августе 1573 года уже как королева Наваррская она продемонстрировала всему двору свою образованность. Тогда в Париж из Польши прибыла делегация, чтобы сообщить об избрании герцога Генриха Анжуйского, брата Карла IX и Маргариты, новым королём Польши.
Брантом так описал эту сцену:
"Когда поляки... прибыли к ней, чтобы выразить своё почтение, епископ Краковский, главный и первый человек среди послов, произнёс торжественную речь на латинском языке, адресованную всем присутствующим, так как был мудрым и ученым прелатом. Королева [Маргарита], хорошо поняв и разобрав эту речь, ответила ему настолько выразительно и с таким знанием дела, безо всякой помощи переводчика, что все пришли в большое изумление, а её голос они [поляки] назвали голосом второй Минервы, или богини красноречия".
Пьер де Бурдейль, сеньор де Брантом (1540-1614) — французский писатель.
В 1569 году герцог Анжуйский обратился к своей сестре с просьбой внимательно наблюдать за ситуацией при дворе и подробно информировать его, пока он будет воевать во Фландрии и с гугенотами. Маргарита с радостью согласилась выполнить просьбу брата. Вероятно, это произошло сразу же после того, как они стали любовниками.
Со слов болтливого епископа Грасса, который был одно время исповедником королевы Наваррской, стала популярной версия о том, что первым любовником Маргариты стал её родной брат Генрих, в то время ещё герцог Анжуйский. Позднее сей епископ не смог сохранить тайну исповеди и утверждал, что Маргарита сказала ему на исповеди:
"Он был первый, кто задрал мне юбку".
Правда, епископ так и не признался, когда и при каких обстоятельствах королева доверила ему свою тайну. Другие свидетельства об этой связи являются косвенными.
Пока герцог Генрих Анжуйский сражался во Фландрии, сердце Маргариты пленил другой Генрих, красавец герцог де Гиз, и они стали любовниками. На близкие отношения между Маргаритой и Генрихом де Гизом обратил внимание своего начальника Ле Га.
Герцог Анжуйский сразу же сообщил об этом своей королеве-матери, и с осени 1569 года они перестали доверять Маргарите. Маргарита не простила господину Ле Га, ставшему с этих пор одним из её злейших врагов, данного поступка.
Луи де Беранже, сеньор де Ле Га (Le Guast, 1545-1575) — капитан гвардейцев Генриха Анжуйского.
Генрих I де Лоррен, 3-й герцог де Гиз (1550-1588) — по прозвищу "Меченый".
В своих "Мемуарах" королева Маргарита всячески выгораживает себя и своего любовника в этой истории и с обидой вспоминает брата. Как-будто она была ни в чём не виновата.
Впрочем, вот лишь несколько фрагментов из её воспоминаний, относящихся к концу 1569 года. Тогда двор после победы Месье над гугенотами при Монкотуре (03.10.1569) прибыл к Сен-Жан-д'Анжели, который Генрих Анжуйский успел осадить.
Приношу извинения за слишком длинные цитаты из "Мемуаров" Маргариты де Валуа. Итак:
"После нашего приезда и первых приветствий моя мать начала хвалить меня брату, говоря ему, сколько преданности по отношению к нему я проявила у неё на службе. На что он неожиданно холодно ответил ей, что всё это легко объяснить, ибо он сам очень просил меня об этом, а осторожность не позволяет использовать такие услуги постоянно, и то, что кажется необходимым сейчас, становится вредным в иное время. Когда королева спросила, почему он говорит так, он увидел, что настал час воплощения его идеи погубить меня. Он ответил, что я становлюсь красивой, а герцог де Гиз хочет просить моей руки, и его дяди весьма надеются женить его на мне. И если я начну оказывать господину де Гизу знаки внимания, то можно опасаться, что я буду пересказывать ему всё услышанное от неё, королевы; королеве также хорошо известны амбиции дома Гизов и то, сколько раз эта семья переходила нам дорогу. В связи с этим будет наилучшим, если королева перестанет отныне говорить со мной о делах и мало-помалу прекратит доверительные отношения.
В тот же вечер я ощутила последствия этого пагубного совета и перемены в королеве моей матери. Она опасалась вступать со мной в беседу при моем брате, а заговорив с ним, приказала мне трижды или четырежды отправляться спать. Я дождалась, когда он покинул её покои, а затем, подойдя к ней, начала умолять её сказать мне, что совершила я к своему несчастью или по незнанию, вызвавшее её неудовольствие.
Вначале она не пожелала мне ответить, но в конце концов сказала:
"Дочь моя, Ваш брат мудр, и не нужно держать на него зла. То, что я Вам скажу, – только ко благу".
Тогда она рассказала мне все, приказав отныне не говорить с ней больше при моем брате...
Я попыталась, не упуская ничего, представить ей свою невиновность... Я ничего не добилась. Впечатление от слов моего брата было для нее настолько сильным, что разум её не воспринимал ни доводов, ни правды...
С этого дня её благоволение ко мне стало уменьшаться. Делая из своего сына идола, она потакала ему во всём, что он желал от неё".
В декабре Маргарита тяжело заболела, так как в лагере католиков свирепствовала какая-то инфекция, но и во время болезни наша героиня проявляла себя прекрасной лицемеркой:
"Мне было настолько плохо, что королева моя мать, знавшая одну из причин болезни, не упускала возможности помочь мне и брала на себя труд навещать меня в любое время, пренебрегая опасностью заразиться, что очень облегчало моё положение. И наоборот, двуличие моего брата только увеличивало мои страдания, поскольку он, совершив столь большое предательство и проявив такую неблагодарность, день и ночь не отходил от изголовья моей кровати, заботясь обо мне так трогательно, как было во времена наших с ним наилучших отношений. Я же помнила о требовании королевы-матери молчать в его присутствии и отвечала на это лицемерие только вздохами...
В таком состоянии меня доставили из Сен-Жан-д’Анжели в Анжер, более страдающую душевно, нежели телесно, и куда прибыли, к моему несчастью, герцог де Гиз и его дяди.
Последнее обстоятельство весьма обрадовало моего брата, придавая силы его лукавству, что, в свой черёд, только усилило мою боль. Продолжая свою интригу, брат мой ежедневно посещал мою комнату в сопровождении господина де Гиза, разыгрывая сцену большой любви ко мне и демонстрируя своё расположение к герцогу. Часто обнимая его, он повторял:
"Дай Бог, чтобы ты стал моим братом!", -
на что господин де Гиз отвечал с непониманием. Я же, зная эти уловки, теряла терпение, но не осмеливалась раскрыть герцогу двуличие брата".
Ну, и как? Убедительны ли для вас доводы Маргариты де Валуа?
Галантные дамы былых времен. Вып. 21
(Продолжение следует)
