О, правосудие, о, полиция!
Когда Александр Васильевич Никитенко (1804-1877) ещё не был цензором, году в 1832, у него произошла любопытная беседа с одним квартальным надзирателем, который пришёл в канцелярию по какому-то делу. Потом у них завязалась долгая беседа, и квартальный пустился в общие рассуждения по своей части:
"Хороши у нас также правосудие и администрация. Вот хоть бы у меня в квартале есть несколько отъявленных воров, которые уже раза по три оправданы уголовною палатою, куда представляла их полиция. Есть несколько других воришек, которые исправляют ремесло шпионов. Есть несколько промышленников, доставляющих приятное развлечение превосходительным особам: промышленники сии также пользуются большими льготами".
Никитенко рискнул полюбопытствовать:
"А какова полиция?"
Квартальный увлёкся и был на редкость откровенным:
"Какой ей и быть надлежит при общем положении у нас дел. Надо удивляться искусству, с каким она умеет, смотря по обстоятельствам, наворачивать полицейские уставы. Мы обыкновенно начинаем нашу службу в полиции совершенными невеждами. Но у кого есть смысл, тот в два-три года сделается отменным чиновником. Он отлично будет уметь соблюдать собственные выгоды и ради них уклоняться от самых прямых своих обязанностей или же, напротив, смотря по обстоятельствам, со всею строгостью применять законы там, где, казалось бы, они не применимы. И при этом они не подвергаются ни малейшей ответственности. Да и что же прикажете нам, полиции, делать, когда нигде нет правды".
Потом квартальный подтвердил все сказанное весьма и весьма красноречивыми фактами, но это уже выходит за рамки короткой заметки.
Кредо Уварова
Министр С.С. Уваров в 1835 году произнёс следующий монолог перед группой посетителей:
"Мы, то есть люди девятнадцатого века, в затруднительном положении: мы живем среди бурь и волнений политических. Народы изменяют свой быт, обновляются, волнуются, идут вперёд. Никто здесь не может предписывать своих законов. Но Россия ещё юна, девственна и не должна вкусить, по крайней мере, теперь ещё, сих кровавых тревог. Надобно продлить её юность и тем временем воспитать её. Вот моя политическая система. Я знаю, что хотят наши либералы, наши журналисты и их клевреты: Греч, Полевой, Сенковский и проч. Но им не удастся бросить своих семян на ниву, на которой я сею и которой я состою стражем, - нет, не удастся. Моё дело не только блюсти за просвещением, но и блюсти за духом поколения. Если мне удастся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории, то я исполню мой долг и умру спокойно. Вот моя теория; я надеюсь, что это исполню. Я имею на то добрую волю и политические средства. Я знаю, что против меня кричат: я не слушаю этих криков. Пусть называют меня обскурантом: государственный человек должен стоять выше толпы".
Отдельно Уваров сказал о Грече:
"Я имею такое повеление Государя, которым могу в одно мгновение обратить его в ничто. Вообще эти господа не знают, кажется, в каких они тисках и что я многое смягчаю ещё в том, что они считают жестоким".
Граф Сергей Семёнович Уваров (1786-1855) – министр народного просвещения 1833-1849 гг.
Николай Иванович Греч (1787-1867) – русский писатель.
Николай Алексеевич Полевой (1796-1846) – писатель, издатель "Московского телеграфа".
Осип Иванович Сенковский (1800-1858) – русский писатель, более известен под псевдонимом "Барон Брамбеус".
Зарисовка о Клейнмихеле
В январе 1837 года П.А. Клейнмихель, ещё не граф (графом его пожалуют через два года), но генерал-адъютант, передал А.В. Никитенко крест Анны третьей степени за Аудиторское училище, в котором последний успешно преподавал русский язык.
Никитенко вспоминал:
"Он был у нас на экзамене и свирепствовал как ураган. Это ужас и бич для подчинённых. Генералы, и те трепещут перед ним, как овцы перед волком. Я, впрочем, не могу пожаловаться: со мной он был вежлив".
Через пару дней Клейнмихель пригласил Никитенко на обед, и тот был приятно удивлён:
"На днях он приглашал меня к себе обедать: совсем другой человек. Любезен, учтив, гостеприимен - просто радушный хозяин. Жена его верх приветливости. Кажется, на сцене своей службы он по системе облекается в бурю, убеждённый, что если хочешь повелевать, то должен быть зверем".
Пётр Андреевич Клейнмихель (1793-1869) – главноуправляющий путей сообщения и публичных зданий в 1842-1855 гг.
Клеопатра Петровна Клейнмихель (урожд. Ильинская, 1811-1865) – вторая жена Клейнмихеля с 1832 г.
Роман-памфлет
Весной 1844 года под псевдонимом "Е. Хамар-Дабанов" в Москве вышла книга "Проделки на Кавказе". Книгу по недосмотру пропустил цензор Никита Иванович Крылов (1808-1879).
Когда военный министр А.И. Чернышёв прочитал эту книгу, то пришёл в ужас и сказал Л.В. Дубельту:
"Книга эта тем вреднее, что в ней что строчка, то – правда".
Почти весь тираж книги в Петербурге успели изъять у торговцев, но в Москве книга разошлась в значительном количестве экземпляров.
Автором книги, как выяснилось позднее, была Екатерина Петровна Лачинова (урожд. Шелашникова, 1810-1896), жена генерала Николая Емельяновича Лачинова (1795-1876), который в 1836-1840 гг. служил на Кавказе.
Светлейший князь Александр Иванович Чернышёв (1786-1857) - военный министр в 1827-1852 гг.
Леонтий Васильевич Дубельт (1792-1862) – начальник штаба корпуса жандармов в 1835-1856 гг.
Примеры казнокрадства
Весной 1847 года Петербург гудел, так как почти одновременно открылось несколько случаев казнокрадства в особо крупных размерах.
Председатель Петербургской управы благочиния полицмейстер Клевецкий украл 150 тысяч рублей серебром, и сделал это предельно просто: он перевозил в портфеле ассигнации, эквивалентные указанной сумме, и просто вынул их из него. Вместо ассигнаций он вложил в портфель пачку "Северной пчелы". Элементарно!
Второй случай связан был с открытием массовых хищений в резервном корпусе пехоты, где проворовались и генералы, и полковники.
Они должны были доставить на Кавказ к князю М.С. Воронцову (1782-1856) семнадцать тысяч рекрутов, но, как сообщает Никитенко,
"препроводили их без одежды и хлеба, нагих и голодных, так что только меньшая часть их пришла на место назначения, - остальные перемёрли".
Расследовать этот вопиющий случай, был послан инспектор резервного корпуса пехоты генерал-лейтенант Александр Львович Тришатый (1785-1852), который вскоре бодро доложил в Петербург, что всё обстоит благополучно, и рекруты благоденствуют.
В столице не поверили рапорту и послали другого следователя, который открыл, что воровал и Тришатый, и подчинённый ему генерал-лейтенант Николай Иванович Добрынин (?), бывший командиром резервной дивизии Отдельного кавказского корпуса, и многие другие подчинённые Тришатому военачальники, которые все
"воровали с тех самых пор, как получили по своему положению возможность воровать".
Вскоре были произведены многочисленные аресты: Тришатова, Добрынина и других разжаловали в солдаты, лишили орденов и дворянства и сослали на передовую. Однако император Николай Павлович милостиво вернул Тришатому дворянство и позволил ему жить с семьёй, где он пожелает.
Поэтому говорить о такой мелочи, как недавно открытое присвоение генералом Алексеем Максимовичем Ребиндером (1795-1869) денежных средств, которые Александр I жаловал Семёновскому полку на праздники, остатки полковой экономии и т.д., - просто не стоит. Тем более, что этот Ребиндер ходил в любимчиках и у Александра I, и у Николая I, - так что это дело быстро замяли.
Как воровали в Одессе
Председателем Одесского коммерческого суда с 1835 года был Фёдор Михайлович Гамалея (1794-1878/1881). Этот деятель был обременён большим количеством детей (всего их у него было двенадцать!), а поэтому денег в семье постоянно не хватало. Тогда Гамалея начал потихоньку заимствовать деньги из кассы суда – сначала с возвратом, а потом стал оставлять казначею лишь свои расписки. Казначей не поднимал шума, так как по законам Империи того времени начальник мог моментально уволить подчинённого без объяснения причин.
Гамалея вскоре вошёл во вкус: он почему-то был уверен, что его выберут на эту должность и на следующий срок в 1852 году, и к этому времени изъял из кассы более ста тысяч рублей серебром. Однако на новых выборах Гамалею не выбрали председателем суда.
Тогда Гамалея пришёл к казначею и стал запугивать последнего тем, что им обоим грозит каторга, но он, Гамалея, нашёл способ, как им вывернуться. Он положил на стол толстый конверт, потребовал от казначея свои расписки и сразу же бросил их в топившуюся печь. Когда казначей вскрыл пакет, там вместо ассигнаций оказалась простая бумага, а довольный Гамалея нравоучительно произнёс:
"Ну, теперь один из двух, обречённых на гибель, спасен. Но я и для вас придумал средство уйти от беды. Вот в этой склянке яд: примите его, и вам больше некого и нечего бояться".
Казначей повиновался, но после ухода Гамалеи казначея удалось откачать, а с тем вскрылось и дело о хищениях Гамалеи.
Обкрадывая инвалидов
Через год столицу потряс новый скандал. Камергер Александр Гаврилович Политковский (?-1853) был очень заслуженным человеком и жил на широкую ногу, закатывая пиры и содержа несколько любовниц. Все полагали, что Политковский живёт на доходы со своих имений, но никаких имений у Александра Гавриловича не было. Зато он с 1839 года был директором канцелярии комитета, Высочайше учреждённого 18 августа 1814 года – иными словами, инвалидного фонда. Пользуясь доверием вышестоящего начальства и полной бесконтрольностью, Политковский постоянно крал деньги из фонда, но по его отчётам дела в инвалидном фонде обстояли благополучно и никаких недостач не обнаруживалось. Начальство подтверждало правильность подобных отчётов, а Политковский широко жил на ворованные деньги.
В 1852 году всё-таки в инвалидном фонде случайно обнаружилась мелкая, тысяч в десять, недостача; стали копать дальше и обнаружили, что Политковский присвоил больше миллиона ста тысяч рублей серебром.
Дело получило огласку, Политковский от расстройства умер в начале 1853 года, а император Николай Павлович был очень огорчён открывшимися обстоятельствами этого дела.
Говорят, что как только прошла информация о хищениях Политковского, его жена и дети стали прятать ценные вещи и деньги у родственников и друзей, или закладывать их в ломбард.
Киевский воришка
Почти одновременно с открытием хищений Политковского, в Киеве проворовался местный уездный казначей, который украл 80 000 рублей серебром и оставил следующую записку:
"Двадцать лет служил я честно и усердно: это известно и начальству, которое всегда было мною довольно. Несмотря на это, меня не награждали, тогда как другие мои сослуживцы получали награды. Теперь я решился сам себя наградить..."
Говорят, что воришка успел бежать в Европу, где его следы затерялись.
Бешеный волк
Рано утром 7 ноября 1854 года на улицах Петербурга появился бешеный волк. С Елагина острова он проник на Петербургскую сторону, обежал Троицкую площадь, вокруг крепости, затем по Троицкому мосту, по Сергиевской улице домчался до Таврического сада и поспешил вернуться к Летнему саду, где его, наконец, и убили два мужика.
За время своих странствий по столице волк искусал 38 человек, не считая животных. Всех пострадавших доставили в больницы.
Императорская Россия в лицах и фактах. Вып. 20
(Продолжение следует)
