Четыре гласа Лейкина
Пётр Дмитриевич Боборыкин (1836-1921) вспоминал, что у писателя Николая Александровича Лейкина (1841-1906) одно время были целых четыре моськи. Лейкин приучил их лежать у четырёх ножек своего стола и, указывая на них Боборыкину, говорил:
"Прозвал я их, Пётр Дмитриевич, "поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще".
Обыск у Ковалевского
Известный учёный Владимир Онуфриевич Ковалевский (1842-1883) одно время был в довольно близких отношениях с семейством А.И. Герцена. Он вёл большую научную переписку, и это позволило русским эмигрантам заподозрить Ковалевского в тайном сотрудничестве с российской полицией.
С согласия Герцена в его доме был тайно произведён обыск, но ничего подозрительного самопальные сыщики не обнаружили. Эту историю рассказал Николай Степанович Курочкин (1830-1884), брат известного поэта Василия Степановича Курочкина (1831-1875) и постоянный сотрудник "Отечественных записок", который был одним из участников этого обыска.
Из камина
Когда в печати появились первые повести Николая Михайловича Карамзина (1766-1826), поэт Фёдор Николаевич Глинка (1786-1880) спросил автора:
"Откуда у вас такой дивный слог?"
Карамзин простодушно ответил:
"Всё из камина, батюшка!"
Глинка решил, что Карамзин над ним издевается, но тот дал дополнительное пояснение:
"Я, видите ли, напишу, переправлю, перепишу, а старое — в камин. Потом подожду денька три, опять за переделки принимаюсь, снова перепишу, а старое — опять в камин! Наконец, уж и переделывать нечего: всё превосходно. Тогда — в набор".
Либерализм по-русски
В 50-е годы XIX века Александр Александрович Стахович (1830-1913) бывал у Алексея Степановича Хомякова (1804-1860), и они часто проводили вечера у Елагиных.
Однажды зашла речь об аресте Михаила Александровича Бакунина (1814-1876) в Саксонии и о препровождении его в Россию. Стахович продолжает:
"Кто-то рассказывал, что из Лейпцига до Вены и оттуда до нашей границы Бакунина конвоировал чуть ли не целый эскадрон, а на границе его приняли и преблагополучно доставили в Петербург всего два жандарма".
Хомяков при этих словах серьёзно заметил:
"Я вам больше скажу, - когда Бакунина заперли в каземат, его даже оставили одного".
Две змеи
Говорят, что И.С. Тургеневу принадлежит фраза о Чернышевском и Добролюбове:
"Один - простая змея, а другой - змея очковая".
Немного о Писемском
Говор Писемского
Писатель Алексей Феофилактович Писемский (1821-1881) был родом из Костромский губернии, и у него до самой смерти сохранился, так называемый, говор "галок". Это сказывалось в певучести, в растяжении и усечении гласных. Например, окончания таких глаголов как "глотает", "начинает" и т.п. он произносил как "-аат"; фамилию "Плещеев" Писемский произносил как "Плещээв". Ни у кого в писательском мире больше не было подобного произношения, и нечто подобное проявилось позднее только у Максима Горького.
Пьянство
По рассказам современников, Писемский был не только горьким пьяницей, но и "ходоком". Своими кутильно-эротическими выходками Писемский прославился как в Петербурге, так и в Париже. Он мог загулять на несколько суток, и Петру Исаевичу Вейнбергу (1831-1908) неоднократно приходилось извлекать невменяемого Писемского из самых захудалых борделей, от девочек.
Часто в подобных случаях выручал Писемского и Николай Семёнович Лесков (1831-1895). Правда, Боборыкин признаётся, что видел Писемского пьяным всего один раз.
Обжорство
Не меньше чем своим пьянством и эротоманией, прославился Писемский и обжорством, что с большим удовольствием отмечали многие его современники. За своё обжорство Писемский часто расплачивался схватками гастрита.
Однажды Боборыкин застал Писемского лежащим на диване в халате; писатель охал, пил минеральную воду и отдувался.
Боборыкин участливо поинтересовался:
"Что с вами?"
Постоянно охая, Писемский рассказал:
"Ох, батюшка! Уходил себя дикой козой! Увидал я её в лавке у Каменного моста... Три дня приставал к моей Катерине Павловне [имя жены его]:
"Сделай ты мне из неё окорочок буженины и вели подать под сливочным соусом".
Вот и отдуваюсь теперь!"
Мнительность
Как и И.С. Тургенев, Писемский был очень мнительным человеком, и до ужаса боялся холеры. Приезжающих к нему в усадьбу гостей, Писемский сразу же предупреждал о возможной холере. Чуть что, Писемский валился на диван и начинал охать. Он принимал лекарства, ставил себе горчичники и со своим костромским акцентом жаловался:
"Понимаашь? Подпираат, братец, подпираат мне всю нутренную!"
Заучился!
Известный в своё время писатель Михаил Илларионович Михайлов (1829-1865), однажды, уходя от Писемского, начал жаловаться на то, что у него нет желания писать беллетристику, и даже начал горячиться:
"А ведь я был беллетрист!"
Писемский лишь чуть пожурил его:
"Заучились, батюшка, заучились... Вот и растеряли талант!"
При всех своих недостатках и слабостях Писемский всегда вёл себя с большим тактом и был довольно сдержан, но без напыщенности. С первых же слов беседы с ним, вы обнаруживали в Писемском наблюдательный и немного насмешливый ум, и вы сразу же чувствовали в нём незаурядного писателя.
Портреты писателей (и не только) в воспоминаниях П.И. Боборыкина. Часть I
(Продолжение следует)
