Визит Фофанова (стихи)
Как-то вечером в декабре 1887 года к переводчику Фидлеру пришёл поэт Фофанов. Вот что пишет об их первой встрече Фидлер:
"Разговор почти полностью пришлось вести мне одному, потому что он давал лишь односложные ответы, а в основном молча пялился на моего "Кольцова". Да и в обществе, например, у Ясинского, я обычно видел его лишь безмолвно сидящим в углу дивана".
Дальше их беседа протекала следующим образом.
Фидлер:
"Скажите, стихотворение "С плачем ребёнок родился на свет...", - действительно Ваше от начала и до конца?"
Фофанов в ответ что-то хмыкнул.
Фидлер настаивал:
"Думаю, всё же не Ваше!"
Фофанов:
"Идея заимствована у одного восточного поэта".
Фидлер:
"А Вы не ошиблись? Точно такое же четверостишие есть у Уланда".
Фофанов:
"Я лишь с трудом могу читать и понимать немецкие книги, а кто такой Уланд - знать не знаю".
Фидлер:
"А как имя восточного поэта?"
Фофанов:
"Не помню".
Визит Фофанова (альбом)
Потом Фидлер стал показывать Фофанову свой альбом с портретами литераторов, и тот начал его медленно листать. Фидлер записывает в своём дневнике:
"Каждый женский портрет он разглядывал с величайшим безразличием, даже на секунду не задерживая на нём внимания; зато каждый мужской портрет, особенно если изображён был безбородый юноша, неизменно пробуждал в нём живой интерес; он спрашивал, кто это и как зовут, и в глазах его мелькали сладострастные искорки".
Боденштедт себя хвалит
С.А. Венгеров в Вене познакомился с известным немецким писателем и переводчиком Фридрихом Боденштедтом, который был в тот вечер навеселе и сразу же начал хвастаться:
"Наука о России кончится здесь с моей смертью... В Германии меня знает каждый ребёнок!.. Моя поездка в Амернику [в 1881 году] напоминала триумфальное шествие. Я приехал в Милуоки в 11 часов вечера, и меня ждала уже огромная толпа в десять тысяч человек... За одну строчку мне платят сто гульденов!.. Мою книгу об Америке читают во всём мире!.."
По словам Венгерова Боденштедт Тургенева и Л. Толстого назвал шутами.
Проделка на танцах
Виктор Иванович Бибиков рассказывал о скандале, произошедшем на юбилее у Якова Полонского:
"А было так: начались танцы. Аверкиев, выпив лишнего, подошёл ко мне, поднял меня на руки, как ребёнка (он невероятно силён), перенёс на глазах у публики, онемевшей от ужаса, с одного конца зала в другой, и опустил на ноги перед какой-то молоденькой девушкой со словами:
"Вот вам, барышня, кавалер для кадрили".
Писемский и собачка
Николай Филиппович Христианович рассказывал следующую историю:
"У меня был щенок, совсем маленький, ещё зубы не прорезались. А тут вернулся из-за границы Писемский и заходит ко мне. Собачка залаяла на него, он прыгнул на диван и закричал в страхе:
"Вот проклятые собаки! Как спокойно чувствовал я себя в Германии, там все они бегают в намордниках. А в России намордники одевают только на писателей!"
Недосягаемая дева Аполлона Григорьева
Про Аполлона Григорьева Полонский рассказывал так:
"Как известно, белая горячка имеет три стадии: в первой мерещатся чёртики, во второй - зелёный змий, а венец всему – адская дева. Но добраться до этого завершительного состояния удавалось лишь немногим счастливцам; апоплексический удар наступает обычно уже на втором этапе. Идеалом Григорьева была последняя стадия, и он не раз жаловался мне, что всё ещё не может достичь её. Он пил словно изнурённый жаждой, с какой-то невероятной жадностью - но так и умер, не узрев адской девы".
Несколько характеристик
Христианович в 1888 году дал Фидлеру характеристики некоторых русских писателей:
"С Гончаровым невозможно разговаривать: либо жалуется на свои болезни, либо говорит о своих романах.
Достоевский всегда проповедовал терпимость, но был нетерпимейшим человеком на свете, не признававший рядом с собой никаких других богов.
Островский в разговоре бывает прямо-таки невыносим; он говорит каждому:
"Что вы в этом понимаете?!"
Если кто-то назовёт портвейн в стакане портвейном, он непременно возразит и скажет, что это херес. Начнёшь доказывать обратное - перебьёт возгласом:
"Во-первых, вы изменили своё мнение, ибо сперва утверждали, что это херес, а теперь утверждаете, что это портвейн; а, во-вторых, вы всегда возражаете: я ведь сказал, что это портвейн, а вы по незнанию, говорили, что херес!"
Своё изложение Христианович закончил фразой:
"Никто так не завистлив к своему ближнему, как русский писатель!"
Указатель имён
Дмитрий Васильевич Аверкиев (1836-1895), русский драматург и писатель.
Виктор Иванович Бибиков (1863-1892), русский писатель.
Фридрих Боденштедт (1819-1892), немецкий писатель, поэт и переводчик.
Семён Афанасьевич Венгеров (1855-1920), историк литературы, библиограф и литературный критик.
Иван Александрович Гончаров (1812-1891), русский писатель.
Аполлон Александрович Григорьев (1822-1864), русский поэт.
Фёдор Михайлович Достоевский (1821-1881).
Анатолий Иванович Леман (1859-1913), русский писатель.
Александр Николаевич Островский (1823-1886), русский драматург.
Алексей Феофилактович Писемский (1820-1881), русский писатель.
Яков Петрович Полонский (1819-1898), русский поэт.
Лев Николаевич Толстой (1828-1910).
Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883).
Людвиг Уланд (1787-1862), немецкий поэт.
Фёдор Фёдорович [Фридрих Людвиг Конрад] Фидлер (1859-1917), переводчик русской поэзии на немецкий язык.
Константин Михайлович Фофанов (1862-1911), русский поэт.
Николай Филиппович Христианович (1828-1890), русский музыкант и писатель (о музыке).
Иероним Иеронимович Ясинский (1850-1931), русский писатель и журналист.
Анекдоты о литераторах. Вып. 9
(Продолжение следует)
