Бунин о себе:
"Я не выдумщик и не фантазёр, и пишу только о том, что знаю. Но, конечно, как у каждого писателя, есть и во мне элемент тщеславия - отпираться не стану…"
Бунин об А. Толстом
Первое время в эмиграции Бунин был в приятельских отношениях с Алексеем Толстым, но потом их пути разошлись.
Бунин не очень высоко оценивал толстовскую тетралогию "Хождение по мукам" и мог только чертыхаться по поводу последней её части под названием "Хлеб".
[Бунин называл эпопею А. Толстого тетралогией, так как сам автор часто называл "Хлеб" третьей частью "Хождения по мукам". В конце концов, Толстой не рискнул включать "Хлеб" в состав своей эпопеи, оставив её трилогией.]
Зато Бунин искренне восторгался "Петром Первым":
"До чего хорошо! Ведь сколько документов пришлось ему изучить, сколько архивов перерыть".
Бунин и Бальмонт
Бунин и Бальмонт однажды встретились на Елисейских полях. Бальмонт как-то выспренно обратился к Ивану Алексеевичу:
"Знаете, Бунин, я прочёл вашего... ну, как его... "Человека из Сан-Франциско".
Бунин холодно поправил Бальмонта:
"Господина из Сан-Франциско".
Но Бальмонта было не сбить, и он снисходительно закончил свою мысль:
"Ну, да, "Господина"... У вас, Бунин, есть чувство корабля!"
Бальмонт о "Войне и мире"
Во время другой встречи Бальмонт решил поделиться с Буниным:
"Бунин, вы не поверите, - я заставил себя до конца прочитать, наконец, "Войну и мир" графа Толстого. Знаете, это очень неплохо, местами это даже просто хорошо, очень хорошо..."
"Поглощение себя в ничто"
В Грассе Бунин любил гулять по окрестностям и, как пишет Бахрах,
"без упоминания имени Толстого не обходилась, кажется, ни одна прогулка".
Бунин однажды сказал, что по ночам он часто думает о смерти и часто вспоминает одно из писем Л.Н. Толстого, адресованное А.А. Фету. Толстой писал:
"К чему всё, если завтра начнутся муки смерти и "забавная штучка" - кончается ничтожеством, нулём для каждого из нас".
В этом письме Толстой описывал смерть своего старшего брата, отметив, что за несколько минут до своего конца
"Николай задремал и вдруг очнулся и с ужасом прошептал — "Да что ж это такое".
Лев Николаевич считал, что
"это он её увидел - поглощение себя в ничто".
Заканчивая свой рассказ, Бунин произнёс:
"Эти толстовские слова из письма к Фету я не в силах забыть, всё о них думаю, "поглощение себя в ничто", что может быть страшнее?"
[Николай Николаевич Толстой (1823-1860).
Александр Васильевич Бахрах (1902-1985).]
Фет и Толстой
В тот же вечер Бунин рассказал, что прошлой ночью он перечитывал "Казаков" Толстого. Причиной этого он назвал то обстоятельство, что именно Фет, когда узнал, что Толстой не собирается заканчивать начатую повесть, настаивал на продолжении этого труда, на что Лев Николаевич шутливо отвечал что-нибудь вроде этого:
"Не искушай меня без нужды / лягушкой выдумки твоей".
Но всё-таки через несколько лет Толстой вернулся к этой повести.
О повести "Казаки"
Несколько позже Бунин снова обратился к повести "Казаки":
"Кажется, каждое слово в "Казаках" помню, а всё-таки всегда тянет перечитывать их. Пусть это ещё не вполне зрелое произведение, пропитанное идеями Руссо, но в нём уже ясно ощущается толстовский размах, его "почерк". Какие-то дураки в свое время нашли в нём какие-то недостатки, объявили, что повесть, мол, неактуальна, архаична, не разрешает никаких проблем... Ох, эти "проблемы"! Предоставьте разрешать их Боборыкину! Я бы, кажется, полжизни отдал, чтобы научиться подражать толстовским "промахам". Стоило бы только напомнить описание первого впечатления Оленина от кавказских гор, его слова, что горы и облака имеют одинаковый вид
"что-то серое, белое, курчавое и их красота такая же выдумка как музыка Баха или любовь к женщине".
А слово "любовь" Толстой велел набрать курсивом! Весь Толстой в этом..."
Николай Толстой
Часто Бунин вспоминал о Николае Николаевиче Толстом, старшем и рано умершем брате Льва Николаевича, и восхищался его повестью "Охота на Кавказе".
Фет в своих воспоминаниях писал, что
"Николай Толстой был замечательным человеком, про которого мало сказать, что все знакомые его любили - они его обожали".
Тургенев же утверждал, что Николай Толстой потому не сделался писателем, что был лишён тех недостатков, которые нужны, чтобы им стать.
Бунин считал, что Николай
"бесшумно проводил на практике многие из тех идей, которые развивал его брат в своих теоретических построениях".
Некрасов, опубликовав в "Современнике" повесть никому не известного автора, признавал, что
"рука Николая Толстого твёрже владеет языком, чем рука его брата",
и что
"далёкость от литературных кругов имеет свои преимущества".
Дело далёкого прошлого
Однажды Бахрах спросил у Бунина:
"Иван Алексеевич, вы никогда не пробовали составить свой дон-жуанский список?"
Это был прямой намёк на дон-жуанский список Пушкина и на сравнение с ним и с великим поэтом.
Бунин сделал вид, что не понял намёка:
"Увы, это уже дело далёкого прошлого, но мысль отменная. Если найдется у меня свободное время, обязательно примусь за его составление. Только теперь уже многих имён не помню..."
Боборыкин: рассказы Бунина о забытом писателе
(Продолжение следует)
