Возвращаясь к истории с высадкой Толстого на остров, следует отметить, что существует множество версий этой довольно путаной истории.
Крузенштерн, описывая своё плавание, пишет, что после прибытия кораблей на Камчатку
"поручик гвардии граф Толстой, доктор посольства Бринкен и живописец Курляндцев оставили корабли и отправились в Петербург сухим путем".
О причинах случившегося начальник экспедиции ничего не сообщает, а из его описания следует, что Толстой отправился в Петербург прямо с Камчатки.
Такой скупой рассказ породил множество слухов и рассказов с фантастическими деталями. Ведь "Надежда" Крузенштерна прибыла прямо с Гавайев на Камчатку, а "Нева" Лисянского отправилась в Американские колонии России. Сам Крузенштерн оказался в Американских колониях значительно позднее.
Наиболее подробным и правдоподобным выглядит рассказ Булгарина:
"Вмешавшись в спор Крузенштерна с капитаном Лисянским, Толстой довел доброго и скромного Крузенштерна до того, что тот был вынужден оставить Толстого в наших Американских колониях, и не взял его с собою на обратном пути в Россию. Толстой пробыл некоторое время в Америке, объездил от скуки Алеутские острова, посетил дикие племена Колошей [это тлинкиты], с которыми ходил на охоту, и возвратился через Петропавловский порт сухим путем в Россию. С этих пор его прозвали Американцем. Дома он одевался по-алеутски, и стены его были увешаны оружием и орудиями дикарей, обитающих по соседству с нашими Американскими колониями... Толстой рассказывал, что Колоши предлагали ему быть их царем".
Оказаться в Американских колониях Толстой мог только вместе с Лисянским, на "Неву" которого Крузенштерн, очевидно, пересадил Толстого. Лисянский же или просто выполнил приказ Крузенштерна, или сам перессорился с Толстым и высадил его на берег.
Вот и поползли слухи один краше другого.
Я уже приводил слова Марии Фёдоровны Каменской (1817-1898) о том, что после проделки с орангутангом
"... Крузенштерн высадил Толстого на какой-то малоизвестный остров и сейчас же отплыл. Судя по рассказам Фёдора Ивановича, он и на острове продолжал бедокурить, живя с дикарями, пока какой-то благодетельный корабль не подобрал его - татуированного с головы до ног".
Грудев в своих записках ещё более красочен:
"На корабле наклонности Толстого скоро обнаружились, и он такую развел игру и питье, что Крузенштерн решил от него отделаться. Сделана была остановка на Алеутских островах, все сошли и разбрелись по берегу. Сигнал к отъезду был подан как-то неожиданно; все собрались и отплыли, как бы не найдя Толстого. При нем была обезьяна; с нею он пошел гулять, а потом рассказывал для смеха, что первые дни своего одиночества он питался своей обезьяной".
Новосильцева слышала эту увлекательную историю от Нащокина, который и сам любил добавить увлекательных деталей, и у неё получилось такое описание:
"Крузенштерн высадил Толстого на остров, оставил ему на всякий случай немного провианта. Когда корабль тронулся, Толстой снял шляпу и поклонился командиру, стоявшему на палубе. Остров оказался населенным дикарями. Среди них Федор Иванович прожил довольно долго. Когда, бродя по морскому берегу, он увидел на своё счастье корабль, шедший вблизи, он зажёг костер. Экипаж увидел сигнал, причалил и принял его".
Правда дальше Новосильцева пишет, что в день возвращения Толстого в Петербург Крузенштерн давал бал. Толстой якобы явился на бал и благодарил Крузенштерна за приятно проведённое на острове время.
Но Прасковья Фёдоровна Перфильева (1821-1887), дочь Толстого, в этом месте опровергает Новосильцеву, указав, что Фёдор Иванович прибыл в Петербург раньше Крузенштерна.
Вигель же вспоминает, что встретил Толстого летом 1805 года в краю вотяков (удмуртов). Вот как он описывает эту встречу:
"На одной из станций мы с удивлением увидели вошедшего к нам офицера в Преображенском мундире. Это был граф Ф.И. Толстой, доселе столь известный под именем Американца. Он делал путешествие вокруг света с Крузенштерном и Резановым, со всеми перессорился, всех перессорил и как опасный человек был высажен на берег в Камчатке и сухим путем возвращался в Петербург. Чего про него не рассказывали..."
Вигель также не удержался от описания внешности Толстого:
"Он поразил нас своей наружностью. Природа на голове его круто завила густые черные волосы; глаза его, вероятно от жары и пыли покрасневшие, показались налитыми кровью; почти же меланхолический взгляд его и самый тихий говор его настращённым моим товарищам казался смутным. Я же не понимаю, как не почувствовал ни малейшего страха, а напротив, сильное к нему влечение. Он пробыл с нами недолго, говорил самое обыкновенное, но самую простую речь вёл так умно, что мне внутренне было жаль, что он едет от нас, а не с нами".
Сохранилось и свидетельство священника Виноградова (?-1904), преподававшего закон Божий в Иркутской гимназии, о его поездке в Ситху, где ещё помнили "американца" Толстого.
Существует также много версий и о дальнейшей судьбе обезьяны Толстого. Говорили, что Крузенштерн велел выбросить её за борт; что Толстой взял её с собой на остров и там съел обезьяну; что он не съел её, а жил с обезьяной на острове как с женой; что когда корабль забирал Толстого с острова, обезьяна поплыла за ним, и Толстой уговорил матросов подобрать его "жену". Вигель тоже утверждал, что Толстой съел свою обезьяну.
Чего только не говорили люди, но, по словам Вяземского, Толстой всегда отрицал, что он съел свою обезьяну – об остальном же граф таинственно умалчивал.
Вот краткий обзор сведений о происхождении прозвища "американец".
В заключение замечу, что за своё поведение "американец" Толстой поплатился не только высадкой на берег и длительным путешествием. Вигель сообщает:
"Когда он [Толстой] возвращался из путешествия вокруг света, он был остановлен у Петербургской заставы, потом провезен только через столицу и отправлен в Нейшлотскую крепость. Приказом того же дня [10 августа 1805 года] переведен из Преображенского полка в тамошний гарнизон тем же чином (поручиком)".
Это было весьма сильным наказанием. Из Нейшлотского гарнизона Толстого смог вызволить во время Шведской войны в 1808 году князь Михаил Петрович Долгоруков (1780-1808), генерал и георгиевский кавалер, по просьбе которого Толстой был назначен к нему адъютантом.
Вигель сообщает, что
"Князь знал его издавна и был с ним как со старым товарищем, любил слушать его рассказы, мастерски излагаемые, и не иначе называл его как Федей или Фёдором. Толстой заведывал походным хозяйством и за столом разливал суп, делал для личного употребления князя конверты (тогда не было еще клееных) и т.п., и сберегался для отчаянных предприятий".
Федор Иванович Толстой ("Американец"). Часть I
(Продолжение последует)
