Александра Осиповна Смирнова-Россет (1809-1882) долгое время была фрейлиной двора. Она близко общалась не только с царским семейством и придворными. Впрочем, заглянем в её воспоминания.
Устал!
В 1845 году Николай I сказал Смирновой:
"Вот скоро двадцать лет, как я сижу на этом прекрасном местечке. Часто удаются такие дни, что я, смотря на небо, говорю: зачем я не там? Я так устал..."
Аннибал и молодой Суворов
Отец Александра Васильевича Суворова, генерал-аншеф Василий Иванович Суворов (1705-1775), прочил его в штатскую службу из-за слабого сложения сына. Александр Васильевич на это не соглашался и все читал военные книги. Аннибал (?-1781), предок Пушкина, был послан к юноше, чтобы уговорить его пойти на службу. Аннибал нашел его лежащим на полу на картах, так в них и книги углубленного, что он и не заметил вошедшего арапа. Наконец, Аннибал прервал его размышления, долго беседовал с Александром Васильевичем и, вернувшись к отцу, сказал:
"Оставь его, братец, пусть он делает, как хочет: он будет умнее и меня, и тебя".
Николай I на балах
"Эта зима была одна из самых блистательных. Государыня была еще хороша, прекрасные ее плечи и руки были еще пышные и полные, и при свечах, на бале, танцуя, она ещё затмевала первых красавиц. В Аничковом дворце танцевали каждую неделю в белой гостиной; не приглашалось более ста персон. Государь занимался в особенности бар[онессой] Крюденер, но кокетствовал, как молоденькая бабенка, со всеми и радовался соперничеством Бутурлиной и Крюденер".
[Амалия Максимилиановна Крюденер (1808-1888)), фаворитка Николая I;
Елизавета Михайловна Бутурлина (1805-1859), светская красавица.]
Николай I о Гоголе
"Я напомнила ему [Николаю I] о Гоголе, он был благосклонен:
"У него есть много таланту драматического, но я не прощаю ему выражения и обороты слишком грубые и низкие".
"Читали ли Вы "Мертвые души"?" -
спросила я.
"Да разве они его? Я думал, что это Соллогуба".
Рассказ Тютчева
"В 14-м году император Александр должен был обратиться к мадам Ленорман, которая в зеркале обещала ему предсказать будущее. Сперва он увидел свое собственное лицо, которое сменил почти мимолетный образ его брата Константина. Тот уступил место величественному и прекрасному лицу имп. Николая, которое долго оставалось устойчивым. После него он увидел что-то смутное, развалины, окровавленные трупы и дым, окутывавший все это как саваном".
Смирнова позднее относила последнее видение к Крымской войне - ведь они и представить не могла трагического конца императора Александра II.
Придворные забавы 1845 года
"Вечером я была у в[еликой] к[нягини] Ольги Николаевны. Играли в лото за большим столом, и государь также, в в[еликая] к[нягиня] с фрейлинами и молодыми дамами, флигель-адъютантами в другой комнате. После Огарев [Николай Иванович (1780-1852), обер-прокурор нескольких департаментов Сената] вздумал позабавить нас представлением: нарядился в тюрбан, стоял в дверях, напялил юбчонку, на руки чулки и башмаки и танцевал руками по столу, а К<онстантин> Н<иколаевич> голыми руками делал за него жесты. Оно точно было смешно, но довольно странно: не так забавлялись при Екатерине. Государь уже видел прежде у Клейнмихеля подобные представления".
Первая жена Павла
Граф Александр Иванович Рибопьер (1781-1865) так рассказывал о Наталье Алексеевне (1755-1776), первой жене Павла Петровича:
"Она была гульлива. Великий князь тогда был в короткой связи с Андреем Кирилловичем Разумовским (1752-1836) и приказывал ему всегда входить прямо к себе без докладу, даже когда он в кровати с женой. Он понравился Наталье Алексеевне. Они после подсыпали ему порошок и тут же, не женируясь..."
Смирнова дополняет:
"Она умерла в родах (где похоронена, Бог весть, но не в крепости). Великий князь был в отчаянии, а императрица [Екатерина II], чтобы утешить его, показала ему переписку её с Андреем Кирилловичем. Его послали в Неаполь:"
Пушкин в Царском селе
В 1831 году Пушкин с молодой женой поселились в Царском Селе в доме Китаева на Колпинской улице.
"Пушкин писал, именно свои сказки, с увлечением; так как я ничего не делала, то и заходила в дом Китаева. Наталья Николаевна сидела обыкновенно за книгою внизу. Пушкина кабинет был наверху, и он тотчас зазывал нас к себе. Кабинет поэта был в порядке. На большом круглом столе, перед диваном, находились бумаги и тетради, часто несшитые, простая чернильница и перья; на столике графин с водой, лед и банка с кружовниковым вареньем, его любимым... Волосы его обыкновенно были еще мокры после утренней ванны и вились на висках; книги лежали на полу и на всех полках. В этой простой комнате, без гардин, была невыносимая жара, но он это любил, сидел в сюртуке, без галстука. Тут он писал, ходил по комнате, пил воду, болтал с нами, выходил на балкон и прибирал всякую чепуху насчет своей соседки графини Ламберт. Иногда читал нам отрывки своих сказок и очень серьезно спрашивал нашего мнения. Он восхищался заглавием одной: "Поп - толоконный лоб и служитель его Балда".
"Это так дома можно, -
говорил он, -а ведь цензура не пропустит!"
Пушкин говорил часто:
"Ваша критика, милые, лучше всех; вы просто говорите: этот стих нехорош, мне не нравится".
[При жизни Пушкина сказка не печаталась, а в 1840 году последовало цензурное изменение заглавия: "Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде".]
(Продолжение следует)
