Ровесники
Князь Юсупов (Николай Борисович, 1750-1831) как-то стал трунить над графом Аркадием Ивановичем Марковым (1747-1827) по поводу старости его. Тот отвечал князю, что они одних лет.
Князь удивился:
"Помилуй, ты был уже на службе, а я находился еще в школе".
На это Марков возразил:
"Да чем же я виноват, что родители твои так поздно начали тебя грамоте учить".
Блудов о комедии
Однажды граф Дмитрий Николаевич Блудов (1785-1864), выходя из театра после представления новой комедии, чуть ли не Загоскина, в которой табакерка играла очень важную роль, сказал:
"В этой комедии более табаку, нежели соли".
Продать Россию?
Ему же однажды передали, что какой-то сановник худо о нем отзывался,
говоря, что он при случае готов продать Россию. Блудов ответил:
"Скажите ему, что если бы вся Россия исключительно была наполнена людьми на него похожими, я не только продал, но и даром отдал бы ее".
Панин и счастье государя
Однажды в кругу своих приближенных Екатерина долго и с жаром говорила о достоинствах герцога Сюлли (1560-1651) и о счастье государя, который имел подобного министра.
Граф Петр Иванович Панин (1721-1789) на это заметил:
"Найдись другой Генрих, сыщется другой Сюлли".
Говорит Бирон
Герцог Эрнст Иоганн Бирон (1690-1772), как известно, был большим любителем и ценителем лошадей. Граф Остейн, венский министр при Петербургском Дворе, сказал о нем:
"Когда граф Бирон говорит о лошадях, он говорит как человек; когда же он говорит о людях или с людьми, он выражается как лошадь".
Что вы пишете?
И.И. Дмитриев (1760-1837) рассказывал, что некий провинциал, когда заходил к нему, часто заставал его за письменным столом с пером в руках. В таком случае он обычно спрашивал у Дмитриева:
"Что это вы пишете? Нынче, кажется, не почтовый день".
Новинка (бульон) в Москве
В Москве до войны 1812 года еще не было обычая разносить перед
ужином в чашках бульон, который по-французски называли consomme.
Однажды на вечере у Василия Львовича Пушкина, который любил всегда
хвастаться нововведениями, разносили гостям такой бульон – эту моду он, вероятно, вывез из Петербурга или из Парижа.
И.И. Дмитриев отказался от него. Василий Львович подбегает к нему и
говорит:
"Иван Иванович, да ведь это consomme".
На что Дмитриев с некоторой досадой отвечает:
"Знаю, что это не ромашка, а все-таки пить не хочу".
Следует заметить, что Дмитриев, при всей простоте своего обращения, был очень чувствителен в тех случаях, когда ему казалось, что его подозревают в незнании светских обычаев. Хотя он большого света не любил и никогда не ездил на вечерние многолюдные собрания.
Два императора
История рассказана князем Петром Михайловичем Волконским (1776-1852) из тех времен, когда он был адъютантом великого князя Александра Павловича.
Александр Павлович однажды сопровождал своего отца, императора Павла, в поездке по стране. Когда все стали располагаться на ночлег, ямщик по ошибке привез лекаря великого князя Вилие в ту избу, в которой император Павел уже собирался ложиться спать.
Император очень удивился этому обстоятельству, а Вилие был парализован от страха. Но император был в хорошем расположении духа и стал расспрашивать Вилие, каким образом он попал в ту же избу.
Вилие сослался на ошибку ямщика. Послали за ямщиком, и тот на вопрос Павла ответил, что Вилие назвал себя анператором.
Павел развеселился:
"Врешь, дурак, император - я, а он - оператор".
Ямщик тут же поклонился Павлу в ноги со словами:
"Извините, батюшка, я не знал, что вас двое".
(Продолжение следует)
