Ахматова часто повторяла:
"Я последняя херсонидка", -
чтобы ее Крым не путали с коктебельским, волошинским.
А. Найман вспоминает:
"Волшина она не любила как человека, не прощала ему истории с Черубиной де Габриак, как поэта считала фигурой дутой, которой невероятно повезло в мемуарной литературе:
"Сначала Цветаева пишет о нем в качестве влюбленной в него женщины, потом Эренбург, реабилитируя все имена подряд, подает его только со знаком плюс".
Свои отработанные рассказы о людях ей хорошо известных Ахматова называла "пластинками". Вот одна из них, про Бальмонта:
"Бальмонт вернулся из-за границы, один из поклонников устроил в его честь вечер. Пригласили и молодых: меня, Гумилева, еще кое-кого. Поклонник был путейский генерал – роскошная петербургская квартира, роскошное угощение и все что полагается. Хозяин садился к роялю, пел:
"В моем саду мерцают розы белые и кр-расные".
Бальмонт королевствовал. Нам все это было совершенно без надобности.
За полночь решили, что тем, кому далеко ехать, как, например, нам в Царское, лучше остаться до утра. Перешли в соседнюю комнату, кто-то сел за фортепьяно, какая-то пара начала танцевать. Вдруг в дверях появился маленький рыжий Бальмонт, прислонился головой к косяку, сделал ножки вот так [тут Анна Андреевна складывала руки крест-накрест] и сказал:
"Почему я, такой нежный, должен все это видеть?"
Анна Андреевна иногда вспоминала:
"Пильняк семь лет делал мне предложение, я была скорее против".
Когда в "Новом мире" были опубликованы мемуары художницы Ольги Морозовой, в которых мемуаристка утверждала, что видела Ахматову в "Приюте комедиантов", Анна Андреевна взорвалась:
"Я ни разу не переступала порога "Привала"! Я ходила только в "Собаку"!"
[Имеется в виду знаменитый ресторан "Бродячая собака".]
Однажды в Комарово Ахматова вспоминала:
"Коля [Гумилев] стоял высокий и прямой против высокого же, но сутулившегося Горького и менторским тоном назидал:
"Вы стихов писать не умеете и заниматься этим не должны. Вы не знаете основ стихосложения, не различаете размера, не чувствуете ритма стиха. Словом, не ваше это дело".
И тот слушал покорно. А я наблюдала эту сцену, и мне было скучно".
О Борисе Пастернаке Ахматова рассказывала так:
"А с Пастернаком я возвращалась под утро – это было вскоре после войны... Он взял меня под руку и всю дорогу говорил о поэте Спасском, ленинградце: какой это замечательный поэт. Вот здесь, на Ордынке, он уже совсем захлебывался: Спаский, Спасский! Вы, Анна Андреевна, не представляете себе, какие это стихи, какой восторг... И тут он в избытке чувств стал меня обнимать. Я сказала:
"Но, Борис Леонидович, я не Спасский".
Это типичный он. Борисик".
Во время войны в Ташкенте Ахматову навестили драматурги Ардов и Вольпин, оба в военной форме. Они не очень четко представляли себе дом, в котором она живет, и спрашивали у встречных. Каждый встречный считал, что "за ней пришли", и спешил высказать что-нибудь разоблачительное. Военные зашли в квартиру, где проживала Ахматова, почтительно держа ее под руки, вышли из дома, и вскоре вернулись с большими бутылями вина. Собравшиеся у крыльца люди были в большом разочаровании.
(Продолжение следует)
