Осмелюсь предложить вниманию уважаемых читателей несколько фрагментов из дневниковых записей, которые вел Михаил Афанасьевич Булгаков.
Старый Ворчун (Виталий Киселев)
15.02.1922. Верес[аев] очень некрасив, похож на пожилого еврея (очень хорошо сохранился). У него очень узенькие глаза, с набрякшими тяжелыми веками, лысина. Низкий голос. Мне он очень понравился. Совершенно другое впечатление, чем тогда, на его лекции.
Быть м[ожет] по контрасту с профессорами. Те ставят нудные, тяжелые вопросы, Вересаев же близок к студентам, которые хотят именно жгучих вопросов и правды в их разрешении. Говорит он мало. Но когда говорит, как-то умно и интеллигентно все у него выходит. С ним были две дамы, по-видимому, жена и дочь. Очень мила жена...
11.05.1923. Из Берлина приехал граф А. Толстой. Держит себя распущенно и нагловато. Много пьёт.
02.09.1923. Сегодня я с Катаевым ездил на дачу к Алексею Толстому. Он сегодня был очень мил. Единственно, что плохо, это плохо исправимая манера его и жены богемно обращаться с молодыми писателями.
Всё, впрочем, искупает его действительно большой талант.
Он смел, но ищет поддержки и во мне, и в Катаеве. Мысли его о литературе всегда правильны и метки, порой великолепны.
02.09.23. Среди моей хандры и тоски по прошлому, иногда, как сейчас в этой нелепой обстановке временной тесноты, в гнусной комнате гнусного дома [речь идет о знаменитой квартире № 50 в доме № 10 на Большой садовой], у меня бывают взрывы уверенности и силы.
И сейчас я слышу в себе, как взмывает моя мысль, и верно, что я неизмеримо сильнее как писатель всех, кого я ни знаю. Но в таких условиях, как сейчас, я, возможно, присяду.
26.10.23. Повесть моя "Дьяволиада" принята, но не дают больше, чем 50 руб. за лист. И денег не будет раньше следующей недели. Повесть дурацкая, ни к черту не годная, но Вересаеву очень понравилась.
Анекдот, рассказанный Олешей.
В Одессе барышню спросили:
"Подвергались ли вы чистке?"
Она ответила:
"Я девица".
09.08.1924. Новый анекдот: будто по-китайски "еврей" - "там". Там-там-там-там (на мотив "Интернационала") означает "много евреев".
12.09.1924. Новость: на днях в Москве появились совершенно голые люди (мужчины и женщины) с повязками через плечо "Долой стыд". Влезали в трамвай. Трамвай останавливали, публика возмущалась.
В ночь с 20 на 21 декабря 1924.
В Москве событие – выпустили 30° водку, которую публика с полным основанием назвала "рыковкой". Отличается она от "царской" водки тем, что на десять градусов она слабее, хуже на вкус и в четыре раза её дороже. Бутылка её стоит 1 р. 75 коп.
Мальчишки на улицах торгуют книгой Троцкого "Уроки Октября", которая шла очень широко. Блистательный трюк: в то время, как в газетах печатаются резолюции с преданием Троцкого анафеме, Госиздат великолепно продал весь тираж. О, бессмертные еврейские головы.
Положим, ходили, правда, слухи, что Шмидта выгнали из Госиздата именно за напечатание этой книги, и только потом сообразили, что конфисковать ее нельзя, еще вреднее; тем более что публика, конечно, ни уха, ни рыла не понимает в этой книге и ей глубоко все равно - Зиновьев ли, Троцкий ли, Иванов ли, Рабинович. Это "спор славян между собой".
23.12.1924. В[асилевский] же мне рассказал, что Алексей Толстой говорил:
“Я теперь не Алексей Толстой, а рабкор-самородок Потап Дерьмов. Грязный, бесчестный шут”.
В[асилевский] же рассказал, что Демьян Бедный, выступая перед собранием красноармейцев, сказал:
“Моя мать была блядь...”
29.12.24. Водку называют "рыковка" или "полурыковка". "Полурыковка" потому, что она в 30°, а сам Рыков (горький пьяница) пьёт в 60°.
16.01.25. Позавчера был у П.Н. Зайцева на чтении А. Белого. В комнату З[айцева] набилась тьма народу. Негде было сесть...
Белый в черной курточке. По-моему, нестерпимо ломается и паясничает.
Говорил воспоминания о Валерии Брюсове. На меня всё это произвело нестерпимое впечатление. Какой-то вздор символиста...
К этим выдержкам из дневников писателя я хочу приложить один Исторический Анекдот о Булгакове.
В 1935 году на вечеринке у К.А. Тренёва встал Борис Пастернак и предложил тост за Булгакова. Хозяйка дома стала протестовать, что сначала следовало бы выпить за В.В. Вересаева. Но Пастернак твердо стоял на своем:
"Нет, я хочу за Булгакова! Вересаев, конечно, очень большой человек, но он – законное явление. А Булгаков – незаконное!"
