О немецких романтиках (Тик, Новалис, Брентано, Гофман и др.) Блок говорил так:
"У них нет настоящего величия. Кое-что они увидели в туманах. И в наших снах это было... У них невыразительные лица. С такими лицами нельзя достичь величия. Нет, я серьезно говорю. Они настоящего величия не достигли, не могли достигнуть... Один Брентано - иной. Он мог больше, но как он кончил!..
А Гейне все знал, все помнил, ни одного голубого цветка не забыл..."
4 января 1921 года Н. Павлович справляла второе в Петрограде новоселье. В гостях у нее были Мария Константиновна Неслуховская, Владимир Сергеевич Городецкий, химик Фокин и Блок. Пили разведенный спирт (от Фокина, химик же) и какое-то вино. Дурачась, Неслуховская стала спрашивать Блока:
"По каким местам шаталась Незнакомка?"
Блок обстоятельно, говоря полными предложениями, отвечал:
"Незнакомка шлялась..."
Так и говорил, и точно указывал места и мосты:
"Это мост в конце Зелениной улицы, соединяющий Петроградскую сторону с Крестовским островом. На углу Зелениной улицы и Колотовской набережной был трактир..."
Тогда же Блок признавался:
"Я раньше страшно пил. Бывало так, что падал без чувств и валялся где-нибудь. Сейчас совсем почти не пью".
Но Блок еще был способен к шуткам. Однажды его спросили:
"А как вы почувствовали славу?"
Он ответил:
"Развратился и перестал подходить к телефону".
Блок не позволял своим домашним говорить, что его нет дома, когда он бывал дома, надо было говорить правду: он занят, он не может подойти или принять. Он считал, что правдивость должна быть и в пустяках, иначе не сможешь говорить правду и в большом, в основном.
Осенью 1920 года в переполненном трамвае:
"Как надену кепку и войду в трамвай, сразу хочу толкаться".
Однажды Блок в Шахматове работал в саду. Подошла нищая старуха и стала жаловаться на боль в босых натруженных ногах. Блок тут же снял свои башмаки и отдал ей.
Осенью двадцатого года как-то зашел разговор о Мережковских и других эмигрантах. Блок заметил:
"Я могу пройти незаметно по любому лесу, слиться с камнем, с травой. Я мог бы бежать. Но я никогда не бросил бы России. Только здесь и жить, и умереть".
В начале июня 1921 года уже больному Блоку страшно захотелось в Стрельну, к морю. Ходил он тогда уже с трудом, но взял палку и кое-как добрел до трамвая. В тот день у залива было тихо и очень хорошо. Он долго просидел один, а вернулся и окончательно слег.
(Продолжение, возможно, последует)
