В последние месяцы Блок часто заговаривал о своей "конченности" как поэта, и о близкой смерти. О своем возможном (и приближающемся) юбилее он говорил:
"Я не хочу никаких юбилеев. Я и после смерти боюсь памятников, а пока жив - никаких чествований. После юбилея я и сам буду чувствовать себя мощами... Сейчас я еще надеюсь, что буду писать, а тогда и надеяться перестану".
О своем творчестве Блок говорил:
"Я писал на одну и ту же тему сначала стихи, потом пьесу, потом статью".
Еще в юности Блок думал, что он должен продолжать дело Лермонтова, но долга этого не выполнил. Он пояснял:
"Тут и моя вина, и разница в исторических условиях. У Пушкина и Лермонтова была твердая культурная почва, успевшая отстояться после петровской эпохи. А у нас всю жизнь под ногами кипела огненная лава революции, все кругом колебалось, пока не рухнуло".
Блок говорил о своих "Стихах о Прекрасной Даме":
"Только это я еще и люблю".
Часто говорили о переходе образа Прекрасной Дамы в образ Незнакомки, а потом России. Блок был этим недоволен и категорически не соглашался с такими толкованиями:
"Они противоположны. Незнакомка - антитеза. Никакого перехода от одного образа в другой нет. А Россия - это особая статья... Когда я слышу об этом переходе образов одного в другой, то только машу рукой. Значит, ничего не поняли. Кто их смешивает, ничего не понимает в моих стихах..."
Когда хвалили его "Незнакомку" или "Снежную маску", Блок иронически говорил:
"Незнакомка шаталась по Петроградской стороне, по Зелениной, у моста".
Блок иногда говорил о конце своего рода, о справедливом возмездии, о том, что у него никогда не будет ребенка. На вопрос, а был ли, он отвечал:
"Был. В Польше. Она была простой девушкой, осталась беременной, но я ее потерял. И уже никогда не смогу найти. Может быть, там растет мой сын, но он меня не знает, и я его никогда не узнаю".
(Почему-то Блок всегда представлял этого ребенка сыном.)
О своем творчестве Блок говорил:
"Если рассматривать мое творчество, как спираль, то "Двенадцать" будут на верхнем витке, соответствующем нижнему витку, где "Снежная маска".
В начале зимы 1920 года Блок возвращался вечером из дома Мурузи на Литейном с Н. Павлович. Снег, метель. На Горбатом мосту через Фонтанку, близ цирка, Блок вдруг остановился и сказал:
"Так было, когда я писал "Двенадцать". Смотрю, Христос! Я не поверил - не может быть Христос! Косой снег, такой же, как сейчас. Он идет. Я всматриваюсь - нет, Христос! К сожалению, это был Христос - и я должен был написать".
(Окончание следует)
