Очерки истории Арзамасского Общества в лицах (к нему причастных) и в выдержках из протоколов сего Общества, часть XIII


Анекдоты № 317 от 10.09.2005 г.


Крылов и "Борис"

Крылов в эпизоде с "Русланом и Людмилой", как бы, благословил поэта, но это совсем не означает, что он поддерживал все начинания Пушкина. Через восемь лет, во время чтения "Бориса Годунова", Крылов все время молчал, но по нему было видно, что трагедия ему не понравилась. Так же это понял и Пушкин, который подошел к баснописцу с вопросом:
"Признайтесь, Иван Андреевич, что моя трагедия вам не нравится и на глаза ваши не хороша".
Крылов ответил следующим образом:
"Почему же не хороша? А вот я вам расскажу: проповедник в проповеди своей восхвалял Божий мир и говорил, что все так создано, что лучше созданным быть не может. После проповеди подходит к нему горбатый, с двумя округленными горбами, спереди и сзади:
"Не грешно ли вам, -
пеняет он ему, -
насмехаться надо мною и в присутствии моем уверять, что в божьем создании все хорошо и все прекрасно. Посмотрите на меня". -
"Так что же -
возражает проповедник, -
для горбатого и ты очень хорош".
Пушкин расхохотался и обнял Крылова.
Эту историю рассказал Вяземский.



Блики "Арзамаса"

"Арзамас" закончился, но арзамасские мотивы еще мелькают в переписке друзей. Так Михаил Орлов 4 мая 1818 года пишет из Киева Вяземскому:
"Судьба, любезный Асмодей, не покровительствует нашему Арзамасу. Мы, как жиды, рассеянные по лицу света, сохраняем в молчании и терпении веру отцов наших..."
Позднее из Кишинева Пушкин пишет в Петербург своим арзамасским друзьям еще вполне в духе арзамасских протоколов:
"В лето 5 от Липецкого потопа мы, превосходительный Рейн и жалобный Сверчок, на лужице города Кишинева, именуемой Быком , сидели и плакали, вспоминая тебя, о Арзамас ; ибо благородные гуси величественно барахтались пред нашими глазами в мутных водах упомянутой. Живо представились им ваши отсутствующие превосходительства, и в полноте сердца своего положили они уведомить о себе членов православного братства, украшающего берега Мойки и Фонтанки".
Два члена Общества, но как различно их положение: генерал-майор, командир дивизии, и мелкий чиновник в канцелярии Инзова, который даже не числился в штатном расписании. Какое уж тут братство, с трудом представляется товарищество. Да, они могут жарко спорить на равных, но, в то же время, за столом у генерала слуги могут обнести Пушкина: в чем, а в чинах они разбираются прекрасно.



Недолгая карьера Вяземского

Варшавская карьера Вяземского продолжалась не очень долго и оборвалась очень внезапно для него. В своих письмах в Москву и Петербург Вяземский часто и сознательно, зная, что его письма просматриваются, давал резкие характеристики влиятельным лицам, критически отзывался о деяниях правительства и т.п. Он надеялся принести пользу России тем, что его письма прочтут и сделают соответствующие положительные выводы. Чиновники внимательно читали его письма и докладывали наверх об их содержании. Вскоре были сделаны соответствующие выводы. Когда в апреле 1821 года Вяземский проводил свой отпуск в Петербурге и уже собирался отъезжать к месту своей службы, он получил высочайшее извещение о том, что ему запрещено возвращаться в Варшаву, где оставалась его семья. Оскорбленный Вяземский подал прошение на имя Александра I о сложении с него, П.А. Вяземского, звания камер-юнкера, которое было тут же удовлетворено. Вяземский отбыл в Москву, где за ним был установлен тайный полицейский надзор.



Что будет с Пушкиным?

В 1823 году Александр Тургенев хлопотал о переводе Пушкина к новому новороссийскому генерал-губернатору Михаилу Семеновичу Воронцову, надеясь улучшить его положение. Впрочем, кое-какие сомнения у него были, ибо в письме к Вяземскому он писал:
"Я после и сам два раза говорил Воронцову, истолковал ему Пушкина и что нужно для его спасения. Кажется это пойдет на лад. Меценат, климат, море, исторические воспоминания - все есть; за талантом дело не станет, лишь бы не захлебнулся. Впрочем, я одного боюсь; тебя послали в Варшаву, оттуда тебя выслали; Батюшкова - в Италию - с ума сошел; что-то будет с Пушкиным?"



Вовремя смылся

Арзамасцы продолжали разлетаться: в апреле 1824 года на лечение за границу отправился Николай Тургенев, и вовремя: следствием по делу декабристов он был приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением. Николай Тургенев остался там политическим изгнанником; в мае того же года Александра Тургенева отрешили от всех занимаемых должностей: в октябре он уже в Париже.



А. Тургенев и Блудов

Бывшие арзамасцы после 14 декабря оказались в различных лагерях. А.О. Смиронова-Россет описывает такой эпизод:
"Александр Тургенев встречал Блудова у madame Карамзиной. Блудов - воплощенная доброта и совсем не злопамятный. Он протянул руку Тургеневу, который ему сказал:
"Я никогда не подам руки тому, кто подписал смертный приговор моему брату".
Представь себе всеобщее замешательство, и я там присутствовала. M-me Карамзина покраснела от негодования и сказала Тургеневу:
"Monsieur Тургенев, граф Блудов был близким другом моего мужа, и я не позволю оскорблять его в моем доме. Больше не будет неприятных встреч, слуги будут предупреждены, и когда присутствует граф, то monsieur Тургенев не войдет, и наоборот".
Бедный Блудов вышел со слезами на глазах. Тургенев сказал:
"Перемените ему фамилию, а то просто гадко: от блуда происходит".
Екатерина Андреевна ему сказала:
"Ваши шутки совершенно неуместны в эту минуту"".



На этом эпизоде, уважаемые читатели, мы распрощаемся с "Арзамасом".