В 1810 году сразу же после бракосочетания Наполеона с Марией-Луизой в Компьенском дворце был организован большой прием, на котором присутствовали все высшие сановники империи, маршалы, министры, послы, короли, князья и т. п. Наполеон вышел из игорной залы в гостиную, и вся огромная свита поспешно двинулась за ним. Генерал Тьебо вспоминал:
"Дойдя до середины комнаты, император остановился, скрестил руки на груди, уставился глазами в пол, шагов на шесть перед собой, и так застыл, не двигаясь. Все тоже остановились, окружив его большим кругом, и замерли в глубоком молчании, не смея даже взглянуть друг на друга. Но потом, мало-помалу, начали переглядываться, в недоумении, ожидая, чем это кончится".
Так прошло около восьми минут, недоумение возрастало, никто не понимал, что это значит. Наконец, маршал Массена, стоявший в первом ряду, подошел к нему потихоньку, как бы крадучись, и что-то сказал ему так тихо, что никто не расслышал. Тьебо продолжает:
"Но, только что он это сделал, император, все еще не поднимая глаз и не двигаясь, отчеканил:
"А вам какое дело?"
И оробелый маршал, патриарх военной славы, победитель Суворова, "возлюбленный сын Победы", вернулся на свое место, почтительно пятясь. А Наполеон продолжал стоять не двигаясь. Наконец, как бы пробуждаясь ото сна, поднял голову, рознял скрещенные руки, обвел всех испытующим взором, повернулся молча, и пошел назад в игорную залу. Здесь, проходя мимо императрицы, сказал ей сухо:
"Пойдемте!" -
и вошел с ней во внутренние покои.
Все это я вижу, как сейчас, но до сих пор не могу понять, что это было... Никогда я не чувствовал себя таким оскорбленным; деспот в Наполеоне никогда не являлся мне с большим бесстыдством и наглостью".
Перед самым Аустерлицем Наполеон так глубоко заснул, что его с трудом разбудили.
В самом разгаре сражения под Ваграмом Наполеон велел разостлать прямо на голой земле медвежью шкуру, ложится на нее и глубоко засыпает. Он спит минут двадцать, а, проснувшись, продолжает отдавать распоряжения, как будто и не спал вовсе.
Во время страшной эвакуации из-под Лейпцига, когда все рушится, Наполеон спокойно проспал в кресле два часа. Его разбудил только взрыв моста на Эльстере, которым отступление было отрезано, и армия погублена.
Перед Русской кампанией Наполеон беседует с Сегюром:
"Вы боитесь, что меня убьют на войне? Так же пугали меня Жоржем во время заговоров. Этот негодяй будто бы всюду ходит за мной по пятам и хочет меня застрелить. Но самое большее, что он мог сделать, это убить моего адъютанта. А меня убить тогда было невозможно. Разве я исполнил волю Судьбы? Я чувствую, как что-то толкает меня к цели, которой я и сам не знаю. Только что я достигну ее и буду бесполезен, атома будет довольно, чтобы меня уничтожить; но до того все человеческие усилия ничего со мной не сделают, - все равно, в Париже или в армии. Когда же наступит мой час, - лихорадка, падение с лошади, во время охоты, убьет меня не хуже, чем людей снаряд: наши дни на небесах написаны".
Перед самым началом похода на Россию Наполеон уже что-то предчувствовал. Сегюр пишет:
"Целыми часами, лежа на софе, он погружен был в глубокую задумчивость; вдруг вскакивал с криком:
"Кто меня зовет?" -
и начинал ходить по комнате взад и вперед, бормоча:
"Нет, рано еще, не готово... надо отложить года на три..."
Но не отложил, не мог...
20 июня 1792 года Наполеон видит, как несколько тысяч плохо вооруженных людей приступом берут Тюльерийский дворец. Затем в амбразуре одного из окон он видит Людовика XVI, наряженного в красный колпак. Наполеон побледнел:
"Как могли их допустить? Надо бы смести картечью сотни три-четыре, а остальные разбежались бы!"
Наполеон говорил о себе:
"Я не люблю ни женщин, ни карт, я ничего не люблю, я существо совершенно политическое".
