Уважаемые читатели!
Данный выпуск рассказов об Александре Блоке, как и два следующих с таким же названием, основаны на воспоминаниях Надежды Павлович.
А. Блок перед выступлениями всегда очень волновался. Но его беспокоил не страх неуспеха, а чувство глубокой ответственности.
Когда Блок читал свои стихи, он стоял, немного наклонившись вперед, опираясь о стол кончиками пальцев. Жестов он почти не делал. В его выговоре был некоторый дефект, особенно выделялись звуки "т" и "д". Блок очень точно и отчетливо произносил окончания слов, при этом разделял слова небольшими паузами.
Чтение его было строго ритмично, но он никогда не "пел" свои стихи и не любил, когда "пели" другие.
Блок любил порядок во всем. В последние два года у Блоков уже не было домработницы. Блок сам таскал дрова на второй этаж, а частенько ему приходилось и самому убирать квартиру. Он тогда наводил в ней фантастический порядок. Блок говорил:
"Этот порядок мне необходим, как сопротивление хаосу".
Блок говорил:
"Я все всегда могу у себя найти. Я всегда знаю, сколько я истратил. Даже тогда, когда я кутил в ресторанах, я сохранял счет..."
Когда Блока спросили, неужели он никогда не терял своих записных книжек, он ответил:
"У меня их 57. Я не потерял ни одной. И если уж потеряю, то все разом".
[Всего у Блока была 61 одна записная книжка, но 15 из них он сжег в 1921 году.]
До гимназии Блок жил довольно уединенной семейной жизнью и почти не встречался со сверстниками. Когда он первый раз вернулся из гимназии, он был взволнован, но сдержан. Мать долго допытывалась, что же было в классе. Саша долго молчал, а потом тихо сказал:
"Люди".
Однажды при Блоке зашел разговор о том, что скоро детей будут отбирать у матерей для коммунистического воспитания. Блок долго не вмешивался в спор, а потом неожиданно сказал:
"А может быть, было бы лучше, если б меня... вот так взяли в свое время..."
Блок как-то сказал о себе:
"Хоть я и ленив, я стремлюсь всякое дело делать как можно лучше".
После поэмы "Двенадцать" многие поэты и писатели перестали здороваться с Блоком, в том числе и Владимир Пяст (Владимир Алексеевич Пестовский), который долго не подавал ему руку. Блок говорил о нем:
"Я его понимаю и не сержусь на него".
Наконец Пяста уговорили помириться с Блоком, и на одном вечере в Доме искусств он подошел к Блоку с протянутой рукой. Блок улыбнулся и ответил на рукопожатие, но прежняя близость между ними так и не восстановилась.
Следует отметить, что Блок был очень добрым человеком. Если какой-нибудь хороший человек или знакомый поступал плохо, то Блок говорил:
"Это только факт", -
но никогда не ставил креста на человеке.
(Продолжение следует)
