Русская эмиграция, вып. 1. Цветаева, Мережковские и другие


Анекдоты № 264 от 04.09.2004 г.


Доброта Цветаевой

В Праге Цветаева бедствовала, главным образом в силу своей доброты. Получив пенсию, она одалживала направо и налево, причём явно без отдачи, и постоянно нуждалась. Вообще она считалась человеком "не от мира сего". Её муж, Сергей Эфрон, был таким же непрактичным и тоже во всём нуждался. В Праге даже острили, что они вдвоём имеют одни выходные туфли.



Литературный вечер в Праге

Однажды в Праге князь Солнцев-Засекин читал свои высокопарные, но довольно корявые стихи. Аркадий Аверченко, прослушав их, воскликнул:
"Честное слово, не ожидал!"
Все стали хвалить поэта, но Аверченко уточнил:
"Не поняли. Это пародия, прекрасная пародия! Автору непревзойдённо удалось выпятить самые безграмотные места. Но кого он высмеивает? Себя?"

Все смешались, а Цветаева насупилась. М.И. Туган-Барановский (известный экономист) посмотрел на неё и подумал:

"Какая некрасивая красавица".
Всё в отдельности было у неё уродливым: нос толстым, рот губастым, цвет лица - тусклым, а вместе - очаровательным. Одета же она была не то в капот, не то в старое, утерявшее свой первоначальный фасон, выцветшее платье, безусловно, с чужого плеча.

Дмитрий Крачковский спросил, что думает Цветаева. Та резко его оборвала:

"То, что всё это возмутительно. С поэзией нельзя шутить, она - главное дело жизни!"



Поэтесса?

Однажды сидели в кафе Цветаева, Крачковский и кто-то еще. Они говорили о Маяковском. Крачковский его ругал, называл грубияном, злодеем, не поэтом, а громилой. Цветаева в ответ сказала:
"Мёртвые не имеют права осуждать живых".
Крачковский удивился и испугался:
"Да вы большевичка! Как не стыдно! Великая русская поэтесса, и говорит такое".
Цветаева резко переспросила:
"Поэтесса? Женский род для такого определения не годен. Ну, посудите сами: посол - послица, это вроде осёл - ослица, нельзя так. Поэт остаётся поэтом, если даже он женщина!"



Цветаева о стихах

Когда Цветаева прослушала стихи М.И. Туган-Барановского, она сказала:
"Так писать нельзя. Одно дело - творить, другое - рифмовать. Маляр - не художник. Стихи - это вопль души! Это шёпот сердца, а потому, слушая вас, нельзя быть добреньким. Тот, кто лжёт, - преступник!"



Постаревшие Мережковские

В Париже в кафе на улице Мира М.И. Туган-Барановский встретился с постаревшими Мережковскими. Зинаида Николаевна сразу же стала доказывать, или скорее кричать, о том, что кроме неё русская эмиграция не имеет поэтов, СССР - тоже, Цветаева - лишь кривляка, Маяковский - громила, а всякие другие - вообще не в счёт.

Всё это она говорила так громко и с таким пафосом, что на неё зашикали соседи с других столиков. Тогда она свистяще зашипела о том, что в эмиграции был только один великий - Борис Савинков, а в Европе один настоящий - Муссолини. Но всё, что творится сейчас, временное.

Мережковский молчал, а потом сказал, что мир сошёл с ума, что мы идём в преисподнюю. Происходит закономерное: комета вот-вот взорвётся. Причём это стало ясно для него сразу после революции. В мире победило зло, а оно погубит жизнь.

Сказал и словно ушёл из жизни. А Гиппиус тихо проговорила:

"Может, он и прав. Я чувствую себя, как в безвоздушном пространстве..."



Молодые у Мережковских

По воскресным дням одно время молодые русские литераторы встречались за чайным столом у Мережковских. Выходили все сразу около пяти часов и оседали на часок-другой в близком "извозчичьем" кафе. Там продолжали начатую ранее беседу, а чаще сплетничали.
"Заметили, как бывший верховный главнокомандующий взял меня за пуговицу и не отпускал?" -
спрашивал Иванов (Георгий), польщенный вниманием Керенского, но и считая долгом подчеркнуть свою независимость.
"А Закович по ошибке чмокнул руку Мережковского?"
"И Мережковский ничуть не удивился", -
подхватывал Поплавский.



Георгий Иванов

с удовольствием повторял слова Гумилёва:
"Войти в литературу - это как протиснуться в переполненный трамвай... А заняв место, вы в свою очередь норовите спихнуть вновь прицепившегося".



Бунин выпивал

бокал Клико и залихватски клялся, что в Москве и шампанское лучше! А стерлядь, а икра, а Волга...



Prix Nobel

Через год после получения Нобелевской премии Бунин раз поехал поездом на юг Франции. Он не успел запастись билетом и, будучи задержан кондуктором, не смог толком объясниться, а только нелепо кричал, тыча себя в грудь пальцем:
"Prix Nobel! Prix Nobel!"
Из всей французской литературы он по-настоящему усвоил только Мопассана, да и того предпочитал в русском переводе.



Известность в СССР

В 1961 году в доме крупнейшего поэта Уистена Одена побывала одна милая культурная дама, член советской литературной миссии, знаток англосаксонской поэзии. На вопрос, что она знает о русской зарубежной литературе, последовал вежливый ответ:
"Ну, как же, у вас были Аверченко, Игорь Северянин".
Больше она ничего не вспомнила.



(Продолжение следует)